Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое
К всеобщему удивлению, со второго куплета к ней присоединился Людвиг. У него был очень приятный голос, теплый и пленительный.
Ночь тиха, ночь свята,
Озарилась высота,
Светлый Ангел летит с небес,
Пастухам он приносит весть:
«Вам родился Христос, вам родился Христос!»
— Браво! — воскликнула Лора, как только они закончили. — Ваш дуэт очарователен!
— Я пел эту песню еще маленьким мальчиком, в Германии, — объяснил молодой человек. — Это немецкая песня. А теперь я знаю французские слова, поскольку Эрмин поет ее уже месяц и мне нравится ее слушать.
— Ты мог бы спеть нам ее на своем родном языке, на немецком, — предложила Шарлотта с некоторым вызовом.
— Нет, что ты! — возразил он, смущенный ее вмешательством. — Ты прекрасно знаешь, что на сегодняшний день я не горжусь своим происхождением. Тошан рассказал мне о войне и лагерях. Я не мог в это поверить. Тем не менее это правда. Мой народ еще долго будет нести на себе бремя ужасных преступлений, совершенных нацистами.
Эрмин знала, что для Людвига это очень щекотливая тема: как-то утром она застала его плачущим над газетной статьей. Поэтому она резко оборвала возможную дискуссию, полную подвохов, попросив Мадлен и близняшек убрать со стола грязную посуду и подать тарелки для десерта.
Это вызвало определенную суматоху, во время которой Тошан выкурил сигарету, сидя у камина.
Красавец метис ликовал. Вечер удался на славу, и он прочел огромную благодарность в глазах жены и детей. Предстоящие дни виделись ему самыми радужными, с прогулками на санях по лесу и катанием на коньках по замерзшей речке. Он с симпатией наблюдал за Людвигом, который собирался принести с улицы свои вазочки с мороженым. В это время Киона и грациозные близняшки, похожие на волхвов, приносящих свои дары, ставили на стол разнообразную выпечку.
— Шоколадный торт, — объявила Эрмин, — пирог с патокой, который, конечно, будет не таким вкусным, как у нашей славной Мирей, и пудинг, политый горящим ромом, предназначенный для взрослых.
Хотя все было очень вкусным, именно кофейное мороженое Людвига вызвало наибольший восторг. После мяса с жареной на сале картошкой этот десерт был признан освежающим. Когда Лора потребовала еще шампанского, для чего пришлось открывать вторую бутылку, Киона воспользовалась этим, чтобы незаметно выскользнуть из комнаты. Никто не видел, как она взяла кусок шоколадного торта и пирога с патокой. Затаив дыхание от страха и волнения, она заперлась в своей комнате и распахнула окно. Ледяное дыхание зимней ночи тут же заполнило комнату.
«Только бы он пришел!» — подумала девочка, кутаясь в шерстяную шаль.
Она уже почти отчаялась, когда на белом снегу замаячил темный силуэт. Это был Делсен. В свете керосиновой лампы появилось его надменное лицо. Киона смотрела на него, замерев от восхищения. Он действительно был очень красивым, с совершенными чертами лица, к которым добавлялись оленьи глаза, широко распахнутые, черные, и губы, завораживающие своей чувственностью.
— Ну что? — спросил он, взобравшись на подоконник. — Ты принесла алкоголя для моего дяди?
— Нет, только пива. Тошан заметил бы, если бы я взяла бутылку джина.
— Идиотка, ты могла бы перелить его в маленький пузырек! Мне достанется от дяди, если я не принесу ему того, чего он хочет.
— Тише! — шикнула на него Киона, умирая от страха при мысли, что ее застанут за этим занятием. — Говори тише. Смотри, у меня есть десерт и бумага, чтобы его завернуть. Еще литр вина. Я спрятала его сегодня после обеда, вместе с пивом.
Делсен перелез через подоконник и оказался в комнате. На его одежду из дешевого темного сукна налип снег. Он был невысокого для своих шестнадцати лет роста, но держал свое стройное, атлетически сложенное тело очень прямо.
— Будет чем отпраздновать ваше поганое Рождество, — проворчал он. — Слушай, а ты хорошенькая в этом платье! Да, едва ли не красивее Акали. К тому же она не любит развлекаться.
Киона потеряла дар речи, завороженная этим парнем, так часто являвшимся ей во сне. Она, словно кролик перед удавом, не могла пошевелиться, застыв и смирившись с неизбежным. Донесшиеся с кухни голоса вырвали ее из оцепенения.
— Бери эту сумку и скорее уходи. Я не могу остаться надолго.
— Тогда один поцелуй!
Делсен с насмешливым видом приблизился к ней, черная прядь волос выбилась из-под шапки.
— Ты и вправду хорошенькая, — пробормотал он, хватая ее за талию.
Он принялся подталкивать ее к кровати, в то время как она погрузилась в какую-то ватную пучину, наполненную частыми глухими ударами, вызывающими головокружение. Это колотилось ее сердце. Одна его рука коснулась ее груди, другая пыталась задрать платье. У Делсена были жесты взрослого, точные и грубые.
«Я не должна ему этого позволить, — говорила себе Киона. — Это плохо, очень плохо, я еще слишком маленькая!»
— Уходи! — с трудом выговорила она. — Возможно, однажды это случится, но только когда я буду взрослой!
— Брат Марселлен в пансионе не стал дожидаться, пока ты вырастешь. Со мной он тоже не церемонился, поверь мне!
Внезапно Киона укусила его за руку, приведенная в чувство воспоминанием об испытанном ужасе. Она вновь увидела себя маленькой и слабой, в карцере, во власти похотливого жирного монаха. В ту же секунду за стеной послышался пронзительный плач младенца и торопливые шаги.
— Предупреждаю тебя, если ты не уйдешь, я позову на помощь. Убирайся, я больше не хочу тебя видеть, никогда! — произнесла она, не повышая голоса.
Разъяренный подросток потер укушенную руку, с трудом сдерживая себя. Он схватил сумку, запихнул в нее бутылки и выпечку.
— Ты мне за это заплатишь! — прошипел он. — Я еще доберусь до тебя, грязная метиска!
В дверь постучали. Послышался голос Акали:
— Киона, выходи! Томас проснулся. Эрмин хочет раздать подарки.
— Уже иду, я как раз переодевалась, — пробормотала девочка.
Делсен перешагнул через подоконник и исчез из виду, даже не поблагодарив ее. Киона поспешно захлопнула окно, задыхаясь от рыданий, которые следовало сдержать во что бы то ни стало. Ей стоило больших трудов снять с себя платье и облачиться в свою любимую одежду: брюки и тунику из лосиной кожи поверх рубашки. Затем, дрожа от возбуждения и негодования, она вытерла губы и глаза в надежде, что на них не останется и следа макияжа.
— Иду! — повторила она.
Когда она вернулась к гостям, никто не смог прочесть на ее раскрасневшемся лице того, что ей пришлось пережить.
— Такой ты мне нравишься больше, Киона, — сказала Эрмин. — В одежде мальчика ты выглядишь гораздо милее, уверяю тебя.
— В любом случае мне было немного зябко. И я чувствовала себя не очень уютно в этом платье.
Инцидент с ее нарядом был исчерпан. Жослин и Лора знакомились с маленьким Томасом, заинтригованным незнакомыми лицами, склонившимися над ним. Он даже забыл потребовать очередную порцию материнского молока. Засунув крошечный кулачок себе в рот, он смотрел на них широко распахнутыми светло-голубыми глазами.
— Настоящий маленький Иисус! — воскликнул Луи.
Этот комплимент вызвал всеобщее одобрение. В светлый праздник Рождества очаровательный малыш напомнил им о рождении Христа. Даже Тошан, который еще в раннем возрасте отрекся от католической религии, улыбнулся этому сравнению. Лора вгляделась в невозмутимое лицо бабушки Одины и, подтрунивая, спросила:
— А вы знаете историю Иисуса, мадам?
— Мадлен утверждает, что она христианка. Да, она мне рассказывала. Иисус — сын вашего Бога, тот, кто творил добро. И в благодарность вы, белые, распяли его на кресте!
Лора Шарден растерялась. Она не рассматривала Евангелие с этой точки зрения.
— Мама, уже пора зажигать свечи на елке? — спросила Мари-Нутта.
— Да, самое время, милая.
— Можно я тебе помогу? — взмолилась Киона, испытывая отчаянное желание зацепиться за свое детство, чтобы забыть о руках Делсена, а также о его жестком и властном взгляде. Как бы ей хотелось снова стать семилетней девочкой и думать только о свертках с подарками, наскоро разложенных под елкой во время ее короткого отсутствия.
— Разумеется! У меня есть зажигалка, а ты держи спички.
Они принялись за работу, осознавая всю важность своей непростой задачи. Киона с жадностью смотрела на золотистые отблески, играющие в стеклянных шарах, вдыхала запах смолы и ласково гладила рукой легкие сверкающие гирлянды.
Чьи-то пальцы коснулись ее щеки. Она вздрогнула.
— Ты плачешь? — шепнула Эрмин ей на ухо. — Я вытерла твою слезинку. Милая моя сестренка, что случилось?
Киона молча прижалась щекой к муслиновому платью Мин, ощутив на спине прикосновение ее нежных рук. Это было надежное укрытие, и легкий поцелуй в лоб развеял ее страх и стыд.
