Мор Йокаи - Золотой человек
«Он уже на небе. В хоре маленьких серафимов. Вот откуда донеслось его пение», — подумала она.
— Поди, уложи его в кроватку. И поцелуй за меня.
Она покорно вышла.
— Что сказал Доди? — спросил Михай, когда она вернулась.
Не в силах вымолвить ни слова, Ноэми молча склонилась к нему и прильнула губами к его щеке.
— Ах, вот что он сказал! — радостно воскликнул Михай. — Маленький мой сыночек!..
И, обласканный этим поцелуем, крепко закрыл глаза. Дитя как бы поделилось с ним своим сном.
На следующее утро Михай опять заговорил о мальчике.
— Вынесите Доди на свежий воздух. Вредно постоянно держать его взаперти. Пойдите с ним в сад.
А они и готовились к этому. Тереза еще ночью вырыла в саду могилку под плакучей ивой.
— Ступай и ты, побудь с ним в саду, — уговаривал Михай Ноэми. — А я пока немного подремлю. Я уже совсем хорошо себя чувствую.
Ноэми вышла из комнаты и, плотно прикрыв за собой дверь, заперла ее на ключ. Потом они вынесли маленького покойника и предали его извечной матери — земле. Ноэми не хотела, чтобы над ребенком возвышался могильный холм. Он стал бы для Михая постоянным печальным напоминанием и мог повредить его выздоровлению. Вместо холма у подножия дерева была устроена плоская грядка и на ней посажен куст белых роз. Из тех, что вырастил Михай. Затем Ноэми снова вернулась к больному.
— Где ты оставила Доди? — были его первые слова.
— В саду.
— А как он одет?
— В свою любимую белую курточку с голубыми лентами.
— Она очень ему к лицу. Хорошо ли он укутан?
— О да, очень хорошо. («Над ним целых три фута земли».)
— Принеси его сюда, когда снова пойдешь в сад.
Услыхав это, Ноэми уже не в силах была оставаться с Михаем. Выйдя во двор, она кинулась на шею Терезе и крепко прижалась к ней. Но все-таки не заплакала. Нельзя.
Потом она долго бесцельно бродила по саду. Дойдя до плакучей ивы, под которой покоился теперь Доди, она сорвала с розового куста полураспустившийся белый бутон и вернулась к Михаю. Тереза шла за ней следом.
— Где же Доди? — с нетерпением спросил Михай.
Опустившись на колени у его постели, Ноэми с нежной улыбкой протянула ему бутон. Михай взял его и стал нюхать.
— Как странно, — заметил он, — у розы нет запаха, будто она выросла на чьей-то могиле.
Ноэми быстро встала и вышла.
— Что с ней? — изумился Михай.
— Не сердитесь на нее, — спокойно и примирительно заговорила Тереза. — Ваша жизнь была в опасности. Вы, слава богу, счастливо отделались, но болезнь еще полностью не прошла, а в пору выздоровления она особенно заразительна. Поэтому я наказала Ноэми не носить к вам ребенка, пока вы окончательно не поправитесь. Может быть, я допустила оплошность, но мне казалось, что так будет лучше.
— Вы очень хорошо сделали, — ответил Михай и крепко пожал ей руку. — А я-то, дурень, даже ни разу об этом не подумал! Ну конечно, вы поступили разумно. Может, его и в соседней комнате теперь нет?
— Вы угадали, мы устроили ему удобный приют в саду.
Тереза и тут не солгала.
— Вы очень добры, дорогая. Идите же к мальчику, а ко мне пошлите Ноэми. Я не буду больше требовать от бедняжки, чтобы она принесла мне Доди. Но как только я начну вставать и выходить, вы отведете меня к нему, не правда ли?
— Да, Михай.
При помощи этого милосердного обмана женщинам удалось успокоить его, сдержать его желание видеть ребенка до той поры, пока он не встанет с постели.
Болезнь уже кончилась, но Михай был еще очень слаб, с трудом передвигался. Ноэми помогла ему одеться, и, опираясь на ее плечо, он вышел из комнаты. Молодая женщина усадила его на скамейку перед домом, сама опустилась с ним рядом и, крепко обхватив его рукой, положила его голову себе на плечо.
Был чудесный, теплый летний день. Михаю казалось, что шелестящая листва деревьев и жужжанье пчел, травинки под ногами — все это еле слышно звенит, что-то нашептывая ему на ухо, и шепот этот отзывается в его голове легким шумом. Но особенно занимала его одна мысль. Он заглянул в лицо Ноэми, и какое-то смутное предчувствие сжало ему сердце. В выражении этого лица было нечто непостижимое. Скорей, скорей узнать эту тайну!
— Ноэми!
— Что ты хочешь, Михай?
— Милая Ноэми, посмотри на меня!
Ноэми подняла на него глаза.
— Где малютка Доди?
Дольше сдерживать свое горе ей стало не под силу. Бедняжка подняла к небу измученное лицо и дрожащие руки.
— Он там! Там…
— Доди умер? — тихо спросил Михай?
При этих словах Ноэми упала к нему на грудь и, уже не сдерживаясь, отчаянно зарыдала. Слезы лились, лились, казалось, им не будет конца.
Михай привлек ее к себе и дал выплакаться. Было бы кощунством не дать ей выплакать свое горе.
Сам он не плакал. Нет, он изумлялся. Его потрясло величие ее души. Как недосягаемо высоко, по сравнению с ним самим, стояло это бедное, горемычное существо! Женщина, сумевшая из сострадания к нему, нежно заботясь о любимом, так долго скрывать собственные муки! Как же безгранична ее любовь!..
Наконец Ноэми выплакалась. И улыбнулась Михаю. Словно брызнуло на него показавшееся из-за туч лучезарное солнце.
— И ты смогла все это скрыть от меня?
— Я опасалась за твою жизнь.
— Ты не решалась даже поплакать, боясь, как бы я не заметил твоих слез?
— Я все ждала, когда можно будет дать себе волю…
— Ты уходила от меня, чтобы ухаживать за ним, а я, неблагодарный, еще упрекал тебя за это!
— Я же не слышала от тебя ни одного худого слова, Михай.
— Целуя его за меня, ты знала, что это был прощальный поцелуй! Я укорял тебя за шитье нарядов, а ты в это время готовила ему погребальную рубашку! И ты ласково улыбалась мне, когда твое сердце пронзали кинжалы, когда оно обливалось кровью! О Ноэми, как я боготворю тебя!
А ей, бедной, нужна была только его любовь.
Михай привлек ее к себе на колени.
Шелест листьев и трав, гуденье шмеля, жужжанье пчел уже больше не казались ему невразумительным лепетом. Мысли его прояснились, он начал постигать истинный смысл шумов, возникавших в его голове. После долгого задумчивого молчанья он снова заговорил:
— Где вы его похоронили? Сведи меня на его могилу.
— Только не сегодня, — упрашивала Ноэми. — Идти туда далеко и для тебя слишком утомительно. Сходим завтра, ладно?
Но ни завтра, ни послезавтра, ни даже спустя еще много дней Ноэми так и не повела Михая туда, где покоился маленький Доди.
— Ты станешь дневать и ночевать возле могилы и снова захвораешь. Я решила не насыпать там могильного холма, не ставить надгробного памятника, чтобы ты не ходил туда и не расстраивался.
Но печаль не оставляла Михая.
Когда наконец он настолько окреп, что смог прогуливаться по острову один, он упорно стал разыскивать место, которое ему не хотели показать.
Однажды он вернулся к хижине с просветлевшим лицом, держа в руке полураскрытый бутон одной из тех белых роз, что не имели запаха.
— Это те самые розы? — спросил он.
Ноэми, пораженная, утвердительно кивнула головой. Значит, им так и не удалось скрыть от него могилку… Он заметил не так давно посаженный куст, которого тут прежде не было. И на время даже успокоился, как человек, решивший какую-то важную для себя задачу.
Целыми днями просиживал Михай на скамье перед домом и, вороша палкой речную гальку под ногами, думал:
«Ты говорил, что не отдал бы его ни за какие блага в мире, даже за целое поле, усеянное алмазами, а за какую-то дрянную глиняную трубку ударил его по ручонке!»
Чудесный ореховый теремок стоял незаконченный, совершенно заброшенный, вся поляна вокруг него густо заросла лавандой и нарциссами. Михай теперь даже близко не подходил к своему творению. Он изнемогал под тяжестью горя, и жизненные силы его восстанавливались необычайно медленно, Только Ноэми поддерживала их.
Меланхолия
Куст белой розы стоял в полном цвету. Михай изо дня в день следил, как развертываются его бутоны. Распустившиеся розы он срезал, складывал в бумажник и высушивал у себя на груди. Невеселое занятие! Чуткость Ноэми, ласки, которыми она его осыпала, не могли рассеять его мрачной тоски. Даже эти нежные женские ласки были ему в тягость.
Между тем Ноэми легко могла бы исцелить его хандру, утолить печаль, стоило ей сказать одно только слово. Но женская стыдливость не позволяла ей произнести его вслух. А сам Михай ни о чем не догадывался. Человек, у которого болит душа, неотступно предается грустным воспоминаниям. Тимар был весь поглощен раздумьем о прошлом.
Однажды Ноэми сказала Михаю:
— Не лучше ли тебе сейчас уехать отсюда?
— Куда?
— Туда, в широкий мир. Здесь все наводит на тебя грусть, а чтобы окончательно поправиться, непременно надо рассеять эту тоску. Я сегодня же соберу тебя в дорогу. А завтра фруктовщики смогут перевезти тебя на тот берег.
