Мэри Рэдклифф - Тайна Скарлетт О’Хара
То, что произошло потом, девушки запомнили надолго. Учитель, все так же улыбаясь, не спеша приподнял левую брючину у колена, согнул ногу и поставил ее на стул. Потом одним легким движением вскочил на святая святых — свой стол, приближаться к которому без лишней надобности не рисковала даже неуемная Тина Тейлор. Мистер Спеншоу пристально оглядел притихший класс, словно проверяя результат какого-то научного эксперимента.
А результат был на лицо: девушки сидели, оцепенев, с застывшим на лицах немым изумлением. Все взгляды были прикованы к коричневым ботинкам учителя: мистер Спеншоу забрался на стол прямо в обуви!
К слову сказать, не всех так поразил именно этот вопиющий факт.
Скарлетт не могла прийти в себя от того, что сбылось ее предчувствие — этот урок и в самом деле начался не обычно, и даже куда необычней, чем она могла вообразить. С самого утра смутное предчувствие не давало ей покоя. Разглядывая учительский ботинок с медной бляшкой, на которой был выбит фабричный знак, она думала, что видела все это когда-то во сне и отчаянно пыталась вспомнить, чем же должно кончиться это видение.
Марианна Мак-Коунли была взволнована не меньше. Легкий румянец окрасил ее бледное лицо. Девушка была уверена, что в каком-нибудь из спектаклей Ла-Скала обязательно должна быть такая сцена, где главный герой бросает дерзкий вызов… Не важно — чему. Сердце Марианны лихорадочно билось, мысли смешались: «Это и есть настоящее, неподдельное, беспритворное!»
Всегда насмешливая Тина, казалось, была не на шутку озадачена. Она словно обронила свою маску слегка циничной насмешницы и просто смотрела, широко раскрыв удивленные глаза. Впрочем, она первая решилась перевести свой взгляд с ног на лицо учителя.
— Как вы думаете, почему я сделал это? — прервал всеобщее изумленное молчание мистер Спеншоу, заметив, что волна оцепенения начинает спадать.
— Вы хотели нас удивить, и это вам удалось, — уверенно заявила умная Анна Сент-Уайт.
Но ее слова почему-то одинаково покоробили Скарлетт и ее соседку Марианну. Мак-Коунли даже как-то вся передернулась:
— Причем здесь удивить, разве это главное? — возмутилась девушка, еще больше заливаясь румянцем.
Скарлетт тоже хотела что-то сказать, чтобы учитель обратил на нее внимание, и уже открыла было рот, но тут снова заговорил мистер Спеншоу:
— Юные леди, удивлять вас вовсе не было главной целью моего поступка. Я не сошел с ума. Но кто-то же должен научить вас смотреть на вполне привычные вещи под другим углом зрения.
Казалось, девушки что-то поняли: еще ни разу им не приходилось так высоко поднимать головы, чтобы увидеть глаза своего учителя.
— Вы сотни раз смотрели на этот класс, сидя за партами или входя в дверь. Но вы ни разу не попытались взглянуть на него с высоты, превышающей ваш рост. Вот я, например, рассказывая урок у доски, видел все уже по-другому. Но я тоже не пытался посмотреть на наш класс с вашей точки зрения или с чьей-нибудь еще.
— А с чьей точки зрения вы смотрите на нас сейчас? — снова осмелела мисс Тейлор.
Класс недовольно загудел, сочтя этот вопрос неуместным. Моррис Спеншоу мягко улыбнулся:
— С точки зрения учителя литературы, взобравшегося на стол.
Тут все засмеялись, сначала негромко, словно облегченно вздыхая, а потом все смелее и звонче. Но это был не просто хохот, как могли бы смеяться злые мальчишки над промашкой своего товарища, это был искренний, неудержимый смех, в котором слышалось обожание.
«Такое мог вытворить только он, только он, — восторженно думала Скарлетт, не сводя глаз с красивого лица учителя. — И как все просто: учитель встал на стол и мы смеемся над ним, нет вместе с ним, он тоже смеется. Он совсем как мальчишка. В нем ни грамма нет высокомерия или наставничества, мы и в самом деле увидели его другими глазами, мы увидели, что он просто человек!»
Словно услышав мысли Скарлетт, Моррис Спеншоу, смеясь, сказал:
— И знаете, мне все увиделось по-другому! — Он продолжал улыбаться. — Будто сместились плоскости, в которых мы с вами находимся, все осталось таким же и в то же время что-то неуловимо изменилось, приоткрылась какая-то тайная завеса, и я взглянул немного вглубь. Совсем немного.
Он помолчал, словно мысленно сверяясь, то ли было сказано.
Девушки слушали, затаив дыхание. Учитель наклонился и легко спрыгнул на пол.
— Человеку не дано видеть все глазами Господа, но если человек научится видеть окружающих его людей и предметы иначе, чем это принято или привычно, иначе, чем он смотрел на это до сих пор — так, как ему было удобно, — если человек научится этому, то, осмелюсь сказать, он немного приблизится к ангелу.
Моррис прошелся вдоль доски, заложив руки за спину, и продолжал:
— Все великие поэты и писатели умели это делать, это необходимое условие всякого творчества…
Учитель встал у стола, едва касаясь его поверхности длинными тонкими пальцами.
— Но помните, что творчество — это не только литература, театр, живопись. Вся наша жизнь — это тоже творчество. Нельзя об этом забывать. Хотя порой, согласен, это очень трудно.
Он замолчал, медленно переводя свой спокойный взгляд с одного юного лица на другое. Девушки не опускали глаз, и Моррис счел это хорошим знаком.
«Если не поняли, то почувствовали, а это, пожалуй, еще важнее, — думал Моррис. — Настоящее знание — это знание, пропущенное через душу. Пусть не все, пусть только пятеро или даже трое из двадцати, но если они что-то вынесут для себя из этого класса, что-то светлое и хорошее, как их сегодняшний смех, как молчание, то и это будет совсем неплохо».
— А можно мне попробовать? — заливаясь густым румянцем, вдруг спросила Скарлетт.
— Конечно, но для этого вовсе не обязательно забираться на стол, для начала вы можете просто попробовать взглянуть на класс глазами учителя, скажем, вот с этого места. Прошу вас, — и он немного посторонился.
Скарлетт порывистым движением встала из-за парты и, шурша своим форменным платьем, быстро прошла к столу учителя.
Сначала ей казалось, что у нее воспламенятся внутренности под взглядом двадцати пар глаз. Ей даже показалось, что запахло паленым. Но тут Скарлетт увидела, что поднялась со своего места Марианна и идет к ней. А следом за Марианной — Барбара Форман, потом Молли Харрисон, Тина Тейлор с самым серьезным видом, и даже Анна Сент-Уайт, высоко подняв голову.
Задвигались стулья, зашуршали подолы, вскоре за партой не осталось ни одной девушки. Скарлетт стало даже немного жаль, что все так дружно последовали ее примеру, она чувствовала, что этот коллективизм лишает ее особенности, отвлекает от нее внимание учителя.
«Достаточно было бы и одной Марианны, — с досадой подумала девушка, — теперь же я все увижу не его глазами, а глазами стада глупых девчонок!»
Наконец шорох платьев смолк, и классная комната снова наполнилась тишиной.
«Интересно, о чем они думают? — пытался угадать мистер Спеншоу. Но он не спешил прерывать молчание. — Пусть сначала сами разберутся в своих ощущениях, а потом можно будет их и спросить».
Марианна легонько коснулась руки своей подруги, и Скарлетт с благодарностью взглянула на нее, девушки взялись за руки и стояли молча, глядя впереди себя.
Они видели простую классную комнату, тяжелые столы и стулья, чернильницы, беспорядочно брошенные книги и перья — ничего особенного. Но особенным был сам урок, и девушки упивались этим, каждой клеточкой своего существа они жаждали необычного, волшебного, из ряда вон выходящего.
Только такое они понимали и согласны были принять. Тут молодой учитель попал в точку. И каждая пятнадцатилетняя девушка была благодарна ему за это.
«Важно не забывать, что жизнь — это творчество, — мысленно повторяла слова учителя Марианна. — Но это так трудно! Ах, я это знаю».
Скарлетт украдкой оглядывала ровесниц. Интересно, все ли чувствуют то же, что и она?
Но тут дверь приоткрылась, и в класс заглянула мисс Элеонора Джонстаун. Она совершенно круглыми, переполненными ужасом глазами посмотрела сначала на девушек, потом на пустые стулья, потом снова на девушек, и произнесла негодующим голосом:
— Что у вас здесь происходит, в конце концов?! Опять? Уже во второй раз? Первый раз вы рвали книги, а чем занимаетесь сейчас?
Ощущение было такое, что эта старая дева простояла у дверей с самого начала урока. Девушки не на шутку испугались за своего любимого учителя, только Клара Ковальски оглянулась на мистера Спеншоу, как бы спрашивая: и в самом деле, что тут происходит?
— Не волнуйтесь, мисс Джонстаун, это я пригласил девушек к доске, — невозмутимо произнес Моррис.
Воспитательница перевела удивленный взгляд на учителя. Она явно ждала объяснений, но похоже, мистер Спеншоу не считал нужным что-либо объяснять Элеоноре Джонстаун. Он, невинно улыбаясь, смотрел на стареющее лицо воспитательницы, словно говоря: «Ну что тут может быть еще не ясно, милая мисс?»
