Кристина Арноти - Отличный парень
И, словно желая окончательно добить его, она закончила свою мысль:
— Пришлось сменить немало партнеров, прежде чем я глубоко изучила эту тему.
Он с возмущением воскликнул:
— Ненавижу грубость. Ты говоришь так, словно какая-нибудь уличная девка.
— А вам известно, как они говорят? — парировала она с насмешливой улыбкой. — Вас бесит моя искренность? А я ведь могла бы наврать вам с три короба.
Он встал, чтобы взять сигарету.
— Я пополню твой послужной список. Но я не женюсь на тебе.
— Вам не придется спасать честь матери ваших будущих детей… Со мной вам ничто не грозит… Я не собираюсь рожать. Терпеть не могу орущую малышню.
— Так говорят, когда не любят… — сказал он.
Он подумал, что ему пора уносить ноги подальше от этой чокнутой девицы. Скорее одеться, сесть в машину и драпать, пока не поздно. Нельзя пускаться в плаванье на корабле, который обречен затонуть. На таких нельзя жениться…
Она вновь принялась играть с ним в кошки-мышки. Ему вдруг захотелось узнать, что за этим стоит.
— Подойдите ко мне поближе, — произнесла она, понизив голос.
Он посмотрел на нее с легким презрением.
— Вот, — заявила она. — Теперь вы узнали меня не с лучшей стороны.
Откинув назад светлые волосы, она разыгрывала перед ним сцену обольщения.
— А я ведь могу быть с вами милой… даже очень милой…
— Почему ты хочешь выйти за меня замуж?
И, словно кошка, которая, напроказничав, ластилась к своему хозяину, чтобы отвлечь его внимание:
— Желание отца — святое для меня. И потом, кто знает, возможно, наша история, начавшаяся не самым лучшим образом, со временем может во что-то вылиться… Мне хочется опереться в этой жизни на кого-то не из нашей семьи… Вы же не собираетесь держать меня взаперти? У меня уже есть достаточный сексуальный опыт, чтобы не часто смотреть по сторонам. Я вовсе не собираюсь вам изменять. Если бы я хотя бы немного нравилась вам…
Хитрая бестия! Она опутывала его лестью с головы до ног словно кокон. Несомненно, что ей надо было выйти замуж. Но почему?
Из-под темных длинных ресниц на него смотрели синие бездонные глаза.
— Проявите немного терпения…
Прелестная двадцатилетняя девушка, носившая известную во всем мире фамилию, которой в недалеком будущем обломится огромное наследство, практически навязывалась ему в жены…
Роберт терялся в догадках. К его любопытству примешивалась ревность.
Он сказал:
— Ты же могла не спешить и дождаться настоящей любви… Главной в твоей жизни… Зачем ты так торопишься?
— Любви с большой буквы? Это годится для поколения наших мам, но не для меня.
Он добавил:
— Может, ты хочешь навязать мне чужого младенца?
Она возмутилась до глубины души:
— Как можно быть таким отсталым чудаком? Выходить замуж, чтобы прикрыть появление на свет карапуза? Еще раз повторяю: у нас никогда не будет детей… Вот как не повезло вам с вашей фамилией!
— Моя фамилия не столь благозвучная… — заметил он.
— Она вполне подходит человеку, чье будущее связано с вычислительной техникой. Бремер… От такой фамилии не отказался бы и начальник северной экспедиции. «Капитан Бремер собрал остатки своего экипажа. У одного отморожен нос, у второго — нога, а третий остался совсем без ушей. Они отвалились и упали со звоном на мерзлую негостеприимную землю. “Братья, вперед!” — крикнул капитан Бремер».
— Ты смеешься надо мной? — спросил Роберт.
— Нет. Я смеюсь над собой. Ведь твоя фамилия станет моей. Мне придется научиться небрежно произносить ее, например в парикмахерской… Мадам Бремер… А ничего, мне даже нравится…
Склонившись над ней, он взял ее за плечи.
Она отвернулась, чтобы не встретиться с ним взглядом.
— Почему ты хочешь выйти за меня?
Неожиданно она повернула к нему лицо, и он почувствовал, что тонет в синей бездне ее глаз.
— Что произошло в твоей жизни, — спросил Роберт, — откуда в тебе столько злости?
— Некоторые сбегают из тюрьмы; я же, наоборот, хочу посадить себя в клетку. Если вы будете продолжать свой допрос, я оденусь и уйду. И вы больше не увидите меня.
— Замужество — дело нешуточное, — задумчиво сказал он.
— А я и не собираюсь шутить.
Он не нашелся, что сказать. Она встала. Он следил за ней взглядом.
Она прошла в ванную комнату, отделанную розовым и черным мрамором.
Он пошел за ней.
Она долго плескалась в душе. У нее было красивое стройное тело.
Вода лилась ей на голову. Роберт смотрел на нее, стоя в дверях.
Подняв голову, она набирала в рот воды, чтобы тут же выплюнуть ее. Словно желая очиститься от скверны, она вновь и вновь подставляла лицо под струи воды.
Выйдя наконец из-под душа, она сказала:
— Буду вам признательна, если вы избавите меня от сентиментальных разговоров. Они мне не нужны. Я вовсе не желаю, чтобы кто-то вызывал меня на откровенность.
Она вытерлась лиловым банным полотенцем.
— Может, пообедаем вместе? — предложил Роберт. — А почему бы нам не провести эту ночь здесь?
Ему нравилось ее гибкое и стройное тело. Он охотно бы снова заключил ее в объятия.
— Нет, — сказала она. — Это лишнее. Физическая сторона любви нам уже известна. А поговорить мы всегда успеем. Провести вместе ночь… Мне кажется, что самое непривлекательное в замужестве, так это спать в одной постели с посторонним человеком.
Роберт рассмеялся.
— С посторонним?
Она уже натянула пуловер.
— Ты никогда не носишь лифчик? — спросил Роберт.
Она принялась расчесывать волосы.
— Нет.
И вдруг:
— Вы кто — правый или ультраправый?
— Знаешь, я и политика… Мне она безразлична…
— А мне нет… — произнесла она, откидывая назад светлые пряди. — И раз вас выбрал мой отец, значит, вы правый… Однако мне хотелось бы уточнить: вы — умеренно правый или крайне правый?
— И кого же ты называешь правыми?
Повернувшись, она посмотрела ему прямо в глаза:
— Вы будете шокированы…
Он пытался шутить:
— Нет, не буду… Выкладывай…
— Всех тех, кто хочет быть святее папы римского, кто лижет зад любой власти, будь она богом данная или республиканская. Одним словом, представителей того круга, к которому я принадлежу от рождения.
Она старательно подбирала слова, чтобы не шокировать его своей прямолинейностью.
— Ты еще слишком молодая, чтобы произносить подобные непристойности с таким удовольствием.
— Я произношу их в соответствии с темой разговора. Когда мне хочется блевать, я делаю это открыто, без ложной скромности. Хотя могла бы попросить пакет и использовать его втихаря. Католик-интегрист[1] вызывает у меня приступ морской болезни…
— Зачем нападать на этих людей… Они имеют полное право…
— Быть еще большими реакционерами, чем сам папа римский? Католик-интегрист борется за возвращение сутаны. Он приходит в ярость, когда видит крест на пиджаке кюре вместо ордена Почетного легиона, и трясется от злости, если какой-нибудь священник женится.
— Чего же ты хочешь? — воскликнул Роберт. — Католик-интегрист по-своему прав. Кто запретит ему осуждать пасторов новой волны? Он ратует за возвращение сутаны и в то же время признает, что армия должна носить военную форму.
— Нельзя спасти душу лишним лоскутом материи!
— Чтобы открыться, душе нужны особые декорации. Вот почему испокон веков церкви украшаются внутри и снаружи.
— Ха-ха! — фыркнула она. — Я теперь вижу, почему мой отец выбрал именно вас…
— Он меня не выбрал…
— Тогда, если хотите, можно сказать по-другому: я знаю, почему вы понравились ему.
— Мы не говорили с вашим отцом о религии…
— Послушайте меня, — произнесла она ровным голосом. — Я согласна, мы поженимся. Только потом я не хочу вести никаких душещипательных разговоров о семье, родине, религии. Я не считаю основополагающими эти понятия. Последними часто прикрываются, чтобы эксплуатировать человека.
— Боже! Как ты еще молода! — воскликнул он.
Резким движением она освободилась от его рук, державших ее за плечи.
— Оставьте меня в покое с моей молодостью!
Он снова взял ее за плечи и легонько встряхнул.
— Постарайся вести себя более цивилизованно. Я выслушал тебя. Теперь послушай и меня. Я ненавижу грубые слова! В особенности если их произносит женщина. Грубость есть не что иное, как интеллектуальная импотенция. Она — удел неудачников. Ее берут на вооружение только не состоявшиеся в этой жизни, ущербные люди.
Она прервала его:
— Вы почувствуете себя поднявшимся на ступеньку выше по социальной лестнице, если назовете дерьмо экскрементами?
Он воскликнул:
— А ты посчитаешь себя революционеркой, если поступишь наоборот? Не думаешь ли ты, что я женюсь на тебе, чтобы ежедневно выслушивать подобную чушь? Что касается политики, то мне необходимо лишь одно — не жить при коммунистическом режиме. А все остальное…
