Кристина Додд - Свеча в окне
- Николас, вы же обещали мне.
Николас расхохотался, а Уильям проревел:
- Уйди!
За этим последовал глухой удар, скрежет, и Сора успела вовремя отскочить в сторону. Уильям рухнул к ее ногам, как раненый орел. Взвилась пыль, и Сора рванулась к нему. Уильям хрипел, задыхался, и она опустилась рядом с ним на колени.
- С тобой все в порядке? Уильям? Отвечай же мне!
Она ощупала его и дернула за шнур, которым у него спереди были скручены запястья.
- Погоди... женщина.
Он глубоко вдохнул пыльный воздух и закашлялся, как это делают люди, у которых легкими пошла кровь.
- Жить будет? - прокричал Николас.
- Мой столовый ножик,- тихонько сказал Уильям. Она быстро нащупала его пояс и расстегнула чехольчик.
- Неужели он не отнял его у тебя? - прошептала она в ответ.
- По его мнению, это не оружие.
Уильям вытянул руки вперед, и Сора стала перерезать узел.
- Он меня недооценивает.
- Жить будет? - громко поинтересовался Никола
- Да, буду,- более громким голосом отозвался Уильям, вырвал руки из веревок и потер запястья.- Не говорю спасибо тебе и твоим подручным.
- Хорошо. Как бы ни приятна была мне твоя смерть, я ни в коем случае не желал бы лишаться возможности прикончить тебя надлежащим способом.
Люк, закрываясь, заскрипел, и Уильям с трудом приподнялся на локте:
- Погоди, Николас!
Громкий выкрик вызвал очередной приступ кашля, Уильям поднял Сору на ноги, поддерживая ее сзади рукой.
- Погоди, Николас,- послушно позвала она и запнулась, не в состоянии догадаться, чего хочет Уильям. Однако она знала, чего хочет сама.
- Я голодна. Я просидела тут целую ночь без крошки хлеба и без капли воды.
Сладким, как мед, голосом Николас ответил:
- Я пришлю вниз своих собственных слуг, чтобы выполнить ваши пожелания, миледи.
Уильям восстановил дыхание и позвал:
- Брось-ка сюда факел, чтобы я рассмотрел Сору. Мне надо увидеть, что ты сделал с ней.
- Ничего,- склонился над отверстием Николас.- Я почти и не прикасался к ней.
Сора притронулась к саднящему горлу и поморщилась.
- Я скоро за вами приду,- заверил их Николас.- Когда вы достаточно смиритесь.
Он исчез из проема, и, когда снова раздался скрип двери люка, Сора прокричала:
- Я хочу пить! Ты же понимаешь, что тебе нельзя уморить нас голодом.
Люк с грохотом захлопнулся, и Сора произнесла, обращаясь к потолку:
- Хотя я и не понимаю, почему бы и нет.
Встав на колени рядом с Уильямом, она ощупала его тело и обнаружила, что Уильяма трясет.
- Тебе больно,- выдохнула она. И повторила громче: - Тебе больно.
- Нет.
Тем не менее, он продолжал вздрагивать под ее руками, и в голосе его сквозил ужас.
- Уильям?
Сора погладила его ладонями по плечам.
- Уильям?
- Со мной все в порядке,- ответил Уильям, однако Сора не поверила ему.
- Сейчас не время изображать из себя крепкого парня. Если ты...
Сора смолкла. Уильям ухватил ее за локти и привлек к себе, а она обвила его руками. Он уткнулся головой ей в живот и свернулся вокруг нее.
- Уильям?
Из самых глубин его души донесся вопль ужаса:
- Темно.
Она не знала, как ему ответить; она не поняла и ста просто разглаживать его волосы на затылке.
- Темно,- повторил он.- Я ничего не вижу.
И тут до нее дошло. Только человек, который потеря зрение на многие месяцы, а затем восстановил его вновь, мог испытывать тот ужас, который охватил Уильяма. Его била дрожь, он вжимался в колени Соры. Сора испытала панический шок и спросила:
- А ты видел что-нибудь после того, как тебя сбросили вниз?
- Да,- кивнул он в ее сторону.
- А что тебе было видно?
- Свет, который сиял в отверстии люка.
- А еще что?
- Николаса и его мерзкую рожу, когда он смотрел на нас.
- Он был один?
- В окружении слуг и наемников.
Уильям сглотнул слюну.
- И этот ублюдок победит?
- Сора,- в отчаянии произнес Уильям, не обращая внимания на ее призыв крепиться.- Я не вижу.
Сора широким, медленным движением погладила его по спине, раздумывая над тем, что же ей сказать. Она поняла, в чем дело; она испытывала сострадание, которое не смог бы понять никто другой. Сора попала в ловушку благодаря усилиям Теобальда, затем вырвалась, откликнувшись на призыв лорда Питера о помощи. Теперь ее свободе угрожают безумные планы еще одного человека. За свою строптивость она чуть было не оказалась задушенной насмерть, и в сердце своем, и в душе она понимала те муки, которые терзали Уильяма.
К тому же она понимала, что такое тьма. Она знала каково человеку, который не имеет представления об окружающем его пространстве, о чудовищах, которые таятся в ночи. Она просто знала, как Уильям наслаждается радостью зрения, пользуясь им для исполнения свои; обязанностей рыцаря и сеньора. Она могла лишь догадаться о том, сколько он зажег свечей, когда зрение вернулось к нему, и сколько он раздал милостыни.
А теперь он лежал как ребенок у нее на коленях, холодный и тихий.
- Уильям, где же твоя логика? - произнесла Сора, воспользовавшись этим волшебным словом.- Ты же понимаешь, что ты не ослеп.
- Я понимаю это. Я понимаю это умом. Но я открываю глаза, а там ничего нет, как я ни щурюсь и ни напрягаюсь.
Он поднял голову, повертел ею из стороны в сторону и вновь уткнулся в талию Соры.
- У меня колотится сердце, руки потеют, а в душе шевелится страх.
Наклонившись и прижав Уильям к себе, Сора стала тихонько увещевать его.
- Неужели Николас знал, какую мне определить пытку? - спросил он.- Этот сукин сын понял, что принесет мне мучения.
- Нет,- тут же возразила Сора.- Николасу и в голову не пришло, как это повлияет на тебя. Если бы он догадался, то не преминул бы основательно воспользоваться такой возможностью. Даже я не представляла, какое это окажет на тебя воздействие. Я и не думала вовсе. Прости.
Он засмеялся, из груди его донеслись какие-то полуистеричные присвисты.
- Взрослый мужчина боится темноты. Господи, какой же я дурак.
- Нет, вовсе не дурак. Ты - взрослый человек, вставший лицом к лицу с таким вызовом, от которого бы погиб более слабый, и взираешь на этот вызов, как на скалы, которые тебе предстоит покорить. Ты принимаешь на себя несчастья и превращаешь их в удачу. Ты подбираешь камни на своем пути и мостишь ими ровную дорогу для других.
Не успокоенный этими словами, Уильям еще теснее придвинулся к Соре. Он вжался в нее лицом и сотрясался от ужаса, который был слишком глубок для того, чтобы вызывать слезы.
Темница окружила их тишиной. Единственным звуком был свист ветра, прорывавшегося сквозь щели. Они казались впервые один на один после свадьбы, и Сора над тем, хватит ли ей мужества сказать то, что принесет облегчение Уильяму. Она вздохнула и произнесла:
- Ты знаешь, что за жизнь у меня была до того, как я оказалась в Беркском замке?
Она помолчала, но Уильям ничего не сказал, она даже не поняла, слушает ли он ее. На какой-то миг ей показалось сомнительным, что она способна избавить его от этого страха. Вслед за сомнением немедленно пришла решимость; ей необходимо сделать попытку, медленно произносить по одному предложению. Соре хотелось успокоить Уильяма, но сначала ей надо был рассказать о том времени, которое предшествовало ее переезду к нему.
- Я ведь никогда не рассказывала о своей жизни у моего отчима?
Она не стала дожидаться ответа, а продолжила свой рассказ ровным голосом:
- Когда я оглядываюсь на то время в Пертрейде то вспоминается прежде всего, как мне было холодно! Я жила там под угрозой одряхлеть и состариться, превратиться в чью-то занудную тетушку, вечно хоронящуюся в тени.
- Твои братья не мирились с этим.
Он прошептал эти слова, лежа у нее на коленях, и ей стало легче. Он слушает ее.
- Что понимают в этом мои братья? Им никогда в жизни не приходилось ежеминутно испытывать ненависть и недоверие. Это ломало меня. Давившее презрение превращало меня в другого человека - в другую Сору. Теобальд побеждал.
Он покачал головой в знак отрицания, отчего лицо его потерлось о ее живот.
Сора вздохнула с печальной дрожью.
- Уверяю тебя, Уильям: там, где не удается ничего добиться кратковременной вспышкой насилия, побеждает медленно тлеющая угроза. И тогда появился твой отец и предложил воспользоваться возможностью бежать. Я приняла эту возможность, потому что там я лишь влачила свое существование.
Она жестко описала рукою круг на его спине, пройдясь между лопаток и снимая напряжение с его плеч. Мягким голосом матери, убаюкивающей свое дитя, она произнесла:
- Я очутилась в вашем доме, и тут же согрелась. В каминах горел настоящий огонь, слуги казались добрее, работа была интересной. А ты - ты был подобен солнечному свету в летний день.
- Солнечному свету?
Уильям повернулся и заговорил в сторону ее лица:
- Тогда ты говорила совсем другое. Ты говорила, от меня воняет, что я ленив и слишком упиваюсь жалостью к самому себе.
