Мор Йокаи - Золотой человек
— Аталия! — одернула ее Тимея.
Тимар молча сел за стол. Увидав свой личный столовый прибор и любимый бокал, он еще раз убедился, что его действительно ждали тут каждый день.
Он едва дождался конца завтрака. Аталия не проронила больше ни слова, но, украдкой поглядывая на нее, он видел, что она оскорблена и что ему это даром не пройдет.
После завтрака Тимея снова попросила мужа пройти с ней в контору. А он тем временем прикидывал, что бы такое сочинить, если она вдруг спросит, где он странствовал. Может быть, прибегнуть к тем небылицам, которыми так щедро сыпал Тодор Кристиан?
Однако Тимея не задала ни одного вопроса.
Придвинув к письменному столу два стула, она села рядом с мужем и, положив руку на раскрытый гроссбух, сказала:
— В этой книге, сударь, вы увидите, как обстояли и обстоят ваши дела с того момента, как вы мне поручили вести их.
— И вы вели их совершенно самостоятельно?
— Да. Я полагала, что такова была ваша воля. Из вашего письма я поняла, что вы пустили в ход превосходно задуманное крупное предприятие, — вывоз венгерской муки в заморские страны. И что при этом поставлены на карту не только ваше состояние и кредитоспособность, но и деловая репутация. Больше того, мне стало ясно, что от успеха задуманного вами предприятия зависит также подъем очень важной отрасли торговли. Я не очень разбираюсь в тонкостях коммерции, но мне думается, что здесь мало быть в курсе дела, а нужно лично присматривать за всем. Разве можно в этом случае доверять чужому человеку? Сразу после вашего письма я приехала в Леветинце и, выполняя ваше поручение, взяла бразды правления в свои руки. Я хорошо изучила и освоила счетоводство и отчетность, надеюсь, вы найдете все в полном порядке. Записи в гроссбухе и наличные деньги в кассе сходятся до гроша.
Тимар не мог прийти в себя от удивления, глядя на эту женщину, которая так хладнокровно ворочала миллионами и, умело вкладывая их в дело, уверенной рукой загребала деньги, которые легко могли уплыть при неумелом хозяйствовании. Да она, пожалуй, была способна и на более крупные операции!
— Счастливая фортуна возмещала мне недостаток опыта, — продолжала Тимея. — За пять месяцев получено пятьсот тысяч форинтов чистой прибыли. Но эта сумма не лежит мертвым капиталом в кубышке. На основании данных вами полномочий я пустила ее в оборот.
Тимар даже представить себе не мог, куда она могла еще вложить капитал.
— Ваш первый опыт вывоза муки в Бразилию полностью увенчался успехом. Венгерская мука сразу приобрела известность и пользуется большим спросом на южноамериканских рынках. Вот что пишут из Рио-де-Жанейро ваши комиссионеры… Да, между прочим, они единодушно хвалят вашего главного агента, Тодора Кристиана, за его честность и уменье вести дела.
Тимар слушал жену, и ему не давала покоя навязчивая мысль: «Неужели любому моему дурному начинанию суждено оборачиваться добром? И почему всякая самая вздорная моя мысль приносит блестящие плоды? До каких пор мне будет так везти?»
— Так вот, получив столь утешительные известия, я задумалась, а что стали бы в этом случае делать вы. Видимо, используя благоприятный случай, постарались бы завоевать новые рынки… И я тут же взяла в аренду целый ряд мельниц, зафрахтовала новые суда и велела их нагрузить мукой. В настоящее время партия муки на полмиллиона форинтов уже на пути в Южную Америку. При такой огромной партии товара никакая конкуренция невозможна.
Тимар слушал, и его изумление все возрастало. Эта женщина оказалась куда смелей любого мужчины. Другая на ее месте спрятала бы от греха подальше вырученные деньги, чтобы не лишиться их. А Тимея не только дерзнула продолжить начатое мужем дело, но еще и значительно расширила его.
— Мне казалось, что вы бы поступили именно так… — заключила Тимея.
— Да, да… конечно… — пробормотал Тимар.
— Впрочем, я быстро убедилась, что мои распоряжения были правильны. Едва мы начали энергично расширять дело, как за нами увязалась целая свора конкурентов. Сейчас они скупают огулом все зерно на обмолот, забивают этой мукой корабельные трюмы и отправляются вслед за нами в Бразилию. Но они нам не страшны. Мы их одолеем. Прежде всего потому, что никто из наших конкурентов не знает, в чем преимущество венгерской муки.
— Какое преимущество?
— Очень простое. Догадайся хоть один спросить об этом свою хозяйку, она тут же открыла бы ему эту тайну. А я женщина и сама легко разгадала, в чем тут дело. Я обнаружила, что в прейскурантах мировых рынков нет ни одного сорта пшеницы с таким высоким удельным весом, как венгерская. Следовательно, чтобы одержать верх над американской, мы должны молоть самые тяжелые сорта. Я и распорядилась брать для помола именно такие сорта. А наши здешние конкуренты берут самую легковесную пшеницу. Ну вот они и обманутся в своих расчетах. А мы одержим верх.
С каждым словом жены изумление Тимара все росло. Пока он долгие месяцы любовался, как созревают и наливаются соком запретные райские плоды, эта хрупкая женщина отреклась от всех житейских радостей и, пожертвовав собой, денно и нощно несла непомерное бремя управления огромным предприятием, не покладая рук занималась утомительной, иссушающей душу работой, окружила известностью, блеском и почетом имя своего супруга, приумножила его состояние. Прелестная и стройная, как девушка, Тимея позабыла о своей молодости и красоте, добровольно похоронила себя в глухих степях, вела безрадостную жизнь, без устали хлопотала, изучала незнакомое ей дело и иностранные языки, занималась деловой перепиской, торговалась со скупщиками, приглядывала за огромным хозяйством. Она сделала еще больше, превзошла самое себя: отдалась этим сложным, запутанным делам не только умом, но и всей своей женской душой, которой так свойственно стремление к счастью, к радостям жизни.
Тимар с чувством благоговения поцеловал руку жены, словно касался дорогого покойника, который принадлежит уже земле, а не людям и не чувствует, как прощаются с ним близкие.
Проводя дни в самозабвенном упоении на уединенном острове, Тимар, если ему и случалось вспоминать о Тимее, воображал, что она предается всевозможным утехам или разъезжает по морским курортам, — ведь денег у нее достаточно, можно позволить себе все, что вздумается. Теперь он воочию убедился, в чем состояли ее развлечения. Она сидела в конторе, вела счета и переписку, изучила без помощи преподавателей два языка, — словом, сочла своим долгом всецело отдаться делу, и все это лишь потому, что муж поручил ей это.
Точно и по порядку изложила Тимея мужу все, что касалось его обширного и разветвленного предприятия. Тут были и биржевые сделки, и земледелие, и перевозка товаров, и фабрично-заводское производство, и учет векселей. Тимея так прекрасно разбиралась в умопомрачительном множестве коммерческих терминов, так свободно с ними обращалась, будто всю жизнь имела дело с мудреными понятиями, вроде: консоли, рента, падение биржевого курса, аренда, субаренда, испольщина, регалии, оброк и барщина, грузоемкий товар, тароемкий товар, кондиционное зерно, экспедиторские издержки, манко, тара, регистровый тоннаж, весовой тоннаж; ей были знакомы иностранные меры и валюта.
Нередко молодой женщине приходилось вести тяжбы, предъявлять иски, заключать обременительные, требующие тщательного изучения контракты. И всем этим она занималась самым обстоятельным образом. Мысленно следя за проделанной ею работой, Тимар пришел к выводу, что, если бы ему самому пришлось в течение пяти месяцев вести такое множество дел, он трудился бы в поте лица с рассвета до заката и хлопоты поглощали бы все его время. Насколько же труднее было заниматься всем этим молодой женщине, ведь ей пришлось сперва войти в курс совершенно неведомых ей дотоле дел и как-то разобраться в них. Бедняжка, вероятно, ночей недосыпала.
— Вы проделали за меня чудовищную работу, Тимея!
— Да, это верно. Признаться, вначале мне приходилось туго. Но постепенно я втянулась, и работа перестала тяготить меня. Трудиться приятно…
Какой горький упрек, — молодая женщина находит себе утешение в работе!
Тимар снова приник губами к руке Тимеи. Лицо его омрачилось глубокой печалью, на сердце было невыразимо тяжело. Хотя бы узнать, о чем думает сейчас эта женщина.
Присланный ею ключ от письменного стола не выходил у него из головы. Если Тимея уже открыла мужнину тайну, то теперь она выступает в роли судьи, выносящего суровый приговор обвиняемому.
— Неужели вы с тех самых пор так ни разу и не были в Комароме? — спросил Тимар.
— Была, но всего один раз. Когда понадобилось достать из вашего письменного стола контракт со Скарамелли.
Тимар почувствовал, что кровь стынет у него в жилах.
Но лицо Тимеи не выражало никаких чувств.
