Роксана Гедеон - Сюзанна и Александр
— Вы приехали, мадам? Как хорошо! Почему же никто не встречает вас?
— Я не задумываюсь над этим, сударь, потому что не знаю, считают ли меня здесь достойной такого приема.
Помолчав, я спросила:
— Почему так тихо и темно в доме?
— От господина герцога только что ушел священник.
— Старик причащался?
— Да. Он очень плох.
Отбросив все сомнения, я решительно сказала:
— Пойдемте к нему. Остальное может подождать.
Он повел меня на третий этаж, и я дважды споткнулась в потемках. Пока мы шли, я шепотом спросила:
— Так кто же все-таки посылал за мной? Александр или его отец?
— Можно сказать, оба, мадам. Старик высказал пожелание увидеть вас, а сын, разумеется, не мог ему отказать.
— Так, значит, это только старику я обязана… А женщина? Александр не привез сюда женщину?
— Какую женщину? — удивленно переспросил управляющий.
— Женщину, англичанку, свою любовницу!
Управляющий какой-то миг ошарашенно смотрел на меня, а потом пробормотал, что впервые обо всем этом слышит. Я успокоилась, потому что для себя еще раньше решила: если Александр нагло притащит эту авантюристку в дом, я сразу же уеду, ибо никаких издевательств терпеть больше не намерена. После слов управляющего можно было успокоиться.
В дубовой гостиной перед комнатой умирающего было тихо и темно, как в могиле; слабый огонек одной-единственной свечи выхватывал из мрака то резные деревянные панели, то фигуры людей, стоявших в полном молчании. Я насилу узнала Александра, Поля Алэна и Кадудаля, который, как мне показалось, был здесь совсем лишним. Поль Алэн никак не отреагировал на мое появление, не то что не поклонился, но даже не кивнул. Я повела себя точно так же. Александр некоторое время смотрел на меня, потом качнул головой — это я расценила как подобие приветствия — и сказал:
— Пойдемте, он давно ждет вас.
Не говоря ни слова, я прошла в комнату. Обстановка была такая, что я чувствовала себя входящей в помещение, где лежит мертвец, и, честно говоря, мне стало легче, когда я услышала, что Александр вошел вслед за мной.
Подавив внутреннюю дрожь, я приблизилась к кровати, увидела утонувшее в подушке бледное лицо и опустилась на колени перед постелью.
— Господин герцог, — прошептала я дрогнувшим голосом. — Господин герцог, я здесь.
Он смотрел на меня, но глаза его ничего не выражали, и только губы дрогнули в неком подобии улыбки:
— Я вижу. Я рад, что вы навестили меня.
Он был худ и слаб, но, похоже, пребывал в совершенно здравом рассудке. Я задержала дыхание, когда он поднял руку и погладил меня по голове, потом поцеловала пальцы герцога. Александр стоял чуть позади меня, не произнося ни слова.
— Знаете ли вы…
Шепот, сорвавшийся с прозрачных губ, был так тих, что я невольно подалась вперед, желая лучше слышать.
— Что?
— Знаете ли вы, как вы похожи на Эмили?
Я кивнула.
— Мы же, как-никак, сестры, господин герцог.
— Скажите, было ли вам хорошо у нас в доме, Сюзанна?
Слезы горьким комком подкатили мне к горлу. Я не смогла произнести ни звука и лишь неопределенно кивнула в ответ.
— Сюзанна, — сказал он, — обещайте, что останетесь здесь, пока… Словом, пока все не кончится.
Слова снова застыли у меня на губах. Было больно видеть человека, отнесшегося ко мне так тепло, умирающим. От него теперь осталась лишь половина. Он действительно умирал от старости, от того, что прожил предначертанный ему срок.
— Мне было приятно повидать вас напоследок… потому что я, в отличие от других, благодарен вам.
— Благодарны? — переспросила я пораженно.
— Да. Вы так много сделали для Александра.
Словно превозмогая что-то, он добавил:
— Он был счастлив, когда вы были рядом.
— Я тоже была счастлива, — невольно вырвалось у меня.
— Я рад. А еще я благодарен вам за Филиппа. Это славный мальчик. Жаль, что…
Он не договорил, закрыв на мгновение глаза. Потом прерывающимся, едва слышным голосом сказал, что ему не нравится то, что случилось между мной и Александром.
— Увы, — прошептала я, — я не могу вас обрадовать. От меня ничто не зависит.
Он вдруг спросил:
— Почему вы так долго не появлялись у нас?
Я была застигнута врасплох этим вопросом и даже невольно оглянулась на Александра. Мне не хотелось огорчать старика тем, что его сын намеренно не пускал меня, но в то же время я не хотела, чтобы старый герцог считал меня плохой матерью.
Я еще только раздумывала над ответом, как старик произнес:
— Сюзанна, Александр обещал мне, что вы сможете навещать детей. Не так ли, сын мой, вы обещали?
Не вслушиваясь в ответ, я смахнула слезы с ресниц и припала губами к руке старого герцога. Могла ли я ожидать, что именно он мне поможет? Я на него всегда так мало внимания обращала — меньше, чем на Анну Элоизу или Поля Алэна. Заслужила ли я такую помощь с его стороны?
— Спасибо, — прошептала я со слезами в голосе. — Вы не представляете, что сделали для меня.
Он медленно перекрестил меня, и рука его в это время чуть дрожала; потом сделал знак, словно просил приблизиться. Я наклонилась, и он поцеловал меня в лоб.
— А теперь ступайте, моя дорогая.
— Вы… вы не хотите, чтобы я…
— Нет, дитя, не хочу. Вам созерцать все это ни к чему.
Я медленно поднялась с колен, едва сдерживая слезы.
— А вы, сын мой, останьтесь со мной на минуту.
Слегка придерживаясь рукой за стену, я вышла, тихо прикрыв за собой дверь, и на минуту остановилась в нерешительности. Сперва мне показалось, что в гостиной никого нет; потом мои глаза мало-помалу различили силуэт Поля Алэна. Он не поворачивался в мою сторону. Мне хотелось пить, но обратиться с просьбой о стакане воды было не к кому, а идти сама я не могла — у меня подгибались ноги. Слишком тягостное впечатление осталось от этого разговора. Я присела на краешек стула и, сдержав вздох, на минуту закрыла глаза.
Снова открылась дверь.
— Поль Алэн, — раздался голос Александра.
— Он зовет меня?
— Да.
Мы с герцогом остались одни. Я, честно говоря, не знала, правильно ли сделала, что осталась в гостиной: возможно, он велит мне немедленно уезжать, и я даром потратила время здесь, вместо того чтобы повидать детей. Безучастно поглядев на Александра, я спросила:
— Мне уехать?
— Нет. Прошу вас, не надо уезжать.
Не то чтобы мягкие, но совсем не враждебные интонации были в его голосе. Я даже не ожидала такого. Пораженная, я тихо спросила:
— Я могу остаться?
— Да. Он очень просил. Вероятно, мадам, он недолго протянет, похоже, что жить ему осталось не больше суток. Он очень хотел, чтобы вы были здесь, и я опасался, что вы не приедете.
— Почему же? — шепотом спросила я. — Разве я давала повод подозревать меня в черствости?
Кажется, он испытывал затруднения в выборе ответа. Наступило молчание. Лицо герцога, как мне показалось, стало замкнутым, и ответил он уже сухо:
— Потому что мой отец и вся моя семья уже как бы не имеют к вам отношения.
Это было как удар по лицу. Зачем же он так резко поменял тон? Зачем беспричинно намекает на то, что я претендую на какое-то отношение к его семье? Я, впрочем, уже почти привыкла к таким выпадам. Мой голос, когда я заговорила, был просто ледяным:
— Я останусь, но вовсе не потому, что мне приятно видеть кого-либо из вашей семьи. Я останусь только ради герцога. Надеюсь, то, что он говорил о детях, — правда?
— Я не меняю своего слова.
— О каком слове вы говорите — том, что сказали раньше, или теперешнем?
Он холодно произнес:
— О слове, которое я дал отцу. Мы еще обсудим с вами условия.
— Вас все еще терзает желание отомстить мне посильнее, — сказала я, усмехнувшись, на миг забыв о том, в каком он сейчас состоянии в связи с болезнью отца.
Не отвечая, он взялся за звонок.
— Вам сейчас приготовят комнату.
— Только ту, в которой я жила раньше, — предупредила я.
— В той комнате может жить только герцогиня.
Сверкнув глазами, я произнесла:
— Отлично. Стало быть, я имею на нее все права.
Его лицо исказилось.
— Вы что, пользуетесь тем, что я из-за отца вынужден терпеть вас в этом доме?
— Я намерена воспользоваться всем, что есть в моем распоряжении, — парировала я холодно. Презрение в его голосе меня уже не задевало.
Он неторопливо произнес:
— Как я вижу, вы стали нахальны.
Я устало и безразлично проговорила:
— Ради Бога, вспомните о том, сколько времени я провела в дороге и распорядитесь, наконец, насчет комнаты. А что касается вашего мнения обо мне, то оно уже давно меня не интересует.
Может быть, целую минуту длилось молчание. Я не поднимала голову и, в сущности, равнодушно ждала, что же он решит. Если он не пустит меня в мою комнату, я ни на какую другую не соглашусь: просто уеду и не буду унижаться. И, честно говоря, мне даже стало легче, когда я подумала, что ни от кого сейчас не завишу и сама решаю свою судьбу.
