Изабел Уолф - Дело в стиле винтаж
— Чрезвычайно щедра, — согласился Дэн.
— Она собирала произведения искусства?
— Нет. Она была акушеркой. А картину ей подарил в знак благодарности один человек за то, что она спасла его жену, у которой были чрезвычайно трудные роды.
Я снова подняла бокал:
— Ну, тогда выпьем за бабушку Робинсон.
Дэн улыбнулся.
— Я часто пью за нее, ведь она вдобавок ко всему была очень хорошей. Часть средств я потратил на покупку дома, — продолжал он, приступая к пирогу. — Затем Мэтт сказал, что у него не хватает денег на выпуск «Черного и зеленого». Я сообщил о свалившемся на меня богатстве, и он спросил, не хочу ли я вложиться в газету; я подумал и согласился.
— Правильное решение, — одобрила я.
— Да. В любом случае… так приятно снова видеть вас, Фиби. Мне в последнее время не часто это удавалось.
— Ну, я была слишком занята, Дэн. Но теперь у меня… все хорошо. — Я положила вилку. — Можно что-то сказать вам? — Он кивнул. — Мне нравятся ваши курчавые волосы.
— Правда?
— Да. Они необычные. — Я посмотрела на часы: — Но мне пора идти — час уже прошел. Спасибо за обед.
— Было так мило отпраздновать с вами продажу газеты, Фиби. Вы хотите посмотреть какой-нибудь фильм?
— О да. Что хорошего вы покажете в ближайшем будущем?
— «Вопрос жизни и смерти».
— Звучит… великолепно.
Итак, в четверг я поехала в Хитер-Грин — и сарай был полон. Дэн коротко сообщил мне, что этот фильм — классическая фантастика, роман и судебная драма в одном флаконе, где летчик-истребитель одерживает победу над смертью во времена Второй мировой войны.
— Питер Картер прыгает из горящего самолета без парашюта и чудесным образом остается в живых, обнаружив, что обязан этим просчету в небесной канцелярии, который собираются исправить, — объяснил Дэн собравшимся. Дабы выжить и соединиться с любимой женщиной, он подает заявление в Небесный апелляционный суд. Вопрос в том, является ли все это реальностью или галлюцинациями в результате полученных им травм? Решать вам.
Он выключил свет, и занавески перед экраном раздвинулись.
После фильма некоторые зрители остались поужинать и обсудить фильм. Почему, например, Пауэлл и Прессберг использовали и черно-белую пленку, и цветную.
— То обстоятельство, что небеса черно-белые, а земля цветная, призвано подчеркнуть победу жизни над смертью, — пояснил Дэн, — и послевоенная публика должна была ощутить это очень хорошо.
Это был приятный вечер, и я ехала домой, чувствуя себя более счастливой, чем в последнее время.
На следующее утро забежала мама и сообщила, что решила-таки купить платье-пальто от Жака Фэта.
— Бетти с Джимом в двадцатых числах устраивают рождественскую вечеринку, поэтому мне потребуется новый наряд — новый старый наряд, — поправилась она.
— Все новое — это хорошо забытое старое, — весело отозвалась Анни.
Мама достала бумажник, но я и помыслить не могла о том, чтобы взять у нее деньги.
— Это будет моим заблаговременным подарком к твоему дню рождения, — сказала я.
Мама покачала головой.
— Ты живешь на эти деньги, Фиби, и так много работаешь, а мой день рождения будет только через полтора месяца. — Она вынула свою карточку «Виза». — Оно стоит двести пятьдесят фунтов, верно?
— О'кей, но я дам тебе двадцатипроцентную скидку, и ты заплатишь двести фунтов.
— Договорились.
— Это напомнило мне кое о чем, — вклинилась Анни. — У нас будет январская распродажа? Люди спрашивают.
— Полагаю, мы должны ее устроить, — ответила я, убирая мамину покупку в пакет с надписью «Деревенский винтаж». — Ведь все остальные делают это, а нам представится возможность продать вещи быстрее. — Я вручила маме пакет.
— Мы можем организовать показ одежды, — предложила Анни, — чтобы привлечь покупателей. Думаю, нужно найти способ еще больше разрекламировать наш магазин.
Меня очень трогали ее попытки сделать «Деревенский винтаж» успешным предприятием.
— Я знаю, что вам требуется, — заявила мама. — Устройте показ винтажной одежды, а Фиби будет комментировать каждый наряд; я подумала об этом, еще когда слушала твое выступление по радио. Ты расскажешь о стиле, в котором выполнены вещи, о социальном контексте и немного о дизайнерах — ведь ты прекрасно эрудированна, дорогая.
— Еще бы, я занимаюсь этим делом двенадцать лет! И мне нравится твоя идея.
— Можно взять по десять фунтов с человека и предложить каждому бокал вина, — заметила Анни. — А стоимость билетов войдет в стоимость купленных в магазине вещей. О показе напишут в местной прессе. Есть идея провести сие мероприятие в Блэкхит-Холлз.
Я подумала об отделанном деревянными панелями большом зале с цилиндрическим сводом и широкой сценой.
— Это большое помещение.
Анни пожала плечами.
— Уверена, оно будет заполнено. Показ станет хорошей возможностью узнать кое-что об истории моды, и сделать это весело.
— Мне придется нанять моделей, а это дорогое удовольствие.
— Можно попросить побыть моделями покупателей, — предложила Анни. — Это же почетно и забавно — выступить в такой роли. Они покажут вещи, которые уже купили, и то, что имеется в продаже сейчас.
Я посмотрела на Анни.
— Ваша правда. — И представила четыре бальных платья, порхающих по подиуму. — А выручка может пойти на благотворительность.
— Сделай это, Фиби, — сказала мама. — Мы все тебе поможем. — Затем, помахав на прощание нам с Анни, она ушла.
Я собралась связаться с Блэкхит-Холлз, дабы выяснить, во сколько обойдется аренда большого зала, и тут зазвонил телефон.
Я взяла трубку:
— «Деревенский винтаж».
— Это Фиби?
— Да.
— Фиби, говорит Сью Рикс, медсестра из «Макмилан». Я ухаживаю за миссис Белл, и она попросила меня позвонить вам…
— С ней все в порядке? — быстро спросила я.
— Ну… это сложный вопрос. Она необычайно взволнована. И все время твердит, что желает вас видеть — прямо сейчас. Я предупредила ее, что, возможно, вы не сумеете прийти.
— Сегодня у меня в магазине работает помощница, так что смогу — уже иду. — Я взяла сумочку, охваченная мрачными предчувствиями.
Когда я добралась до дома миссис Белл, Сью открыла мне дверь.
— Как миссис Белл? — спросила я, входя в квартиру.
— Она озабочена, — ответила Сью. — И очень возбуждена. Это началось около часа назад.
Я собралась пройти в гостиную, но Сью указала мне на спальню.
Миссис Белл лежала в постели, ее голова покоилась на подушке. Я прежде не видела ее в кровати, и хотя знала, как она больна, меня потрясла ее худоба, различимая под одеялом.
— Фиби… наконец-то! — Миссис Белл облегченно вздохнула. У нее в руке был листок бумаги — письмо. Мой пульс участился. — Вы должны прочитать мне его. Сью предложила свою помощь, но я хочу, чтобы это сделали вы.
Я пододвинула стул.
— А вы сами не можете прочитать его, миссис Белл? У вас плохо с глазами?
— Нет-нет, могу и сделала это уже, наверное, раз двадцать, с тех пор как оно пришло. Но вы тоже должны ознакомиться с ним, Фиби. Пожалуйста… — Миссис Белл вручила мне белый листок с плотно напечатанным текстом на обеих сторонах. Письмо пришло из Пасадены, из Калифорнии.
— «Дорогая Тереза, — прочитала я. — Надеюсь, вы извините, что вам пишет незнакомый человек — хотя я и не являюсь для вас абсолютной незнакомкой. Меня зовут Лена Сэндс, я дочь вашей подруги Моник Ришелье…»
Я посмотрела на миссис Белл — на ее голубых глазах сверкали слезы — а затем вновь обратила взгляд на письмо.
— «Я знаю, что вы с моей мамой были подругами, когда жили в Авиньоне, много лет назад. Знаю, вам известно, что ее увезли из Авиньона, и вы искали ее после войны и узнали о пребывании в Аушвице. Знаю также: вы считали ее погибшей. Цель этого письма — поведать вам, что, как подтверждает сам факт моего существования, мама выжила».
— Вы были правы, — услышала я шепот миссис Белл. — Вы были правы, Фиби…
— «Тереза, я хочу, чтобы вы наконец узнали о судьбе моей матери. Ваша подруга Фиби Свифт связалась с давней подругой моей матери, Мириам Липецки, и Мириам сегодня звонила мне. Потому я и могу написать это письмо».
— Но как вам удалось связаться с Мириам? — спросила меня миссис Белл. — Как это стало возможно? Я не понимаю. — Я рассказала миссис Белл о концертной программке, которую нашла в сумочке из страусовой кожи. Она смотрела на меня, приоткрыв рот. — Фиби, — прошептала она спустя несколько мгновений, — не так давно я говорила вам, что не верю в Бога. Но сейчас, кажется, поверила.
Я вернулась к письму.
— «Мама редко рассказывала о жизни в Авиньоне — воспоминания были для нее слишком болезненными, — но если по какой-то причине упоминала об этом, то сразу всплывало ваше имя, Тереза. Она говорила о вас исключительно с любовью. Помнила, что вы помогли, когда ей приходилось прятаться. Она считала вас хорошей подругой».
