Кэтлин Уинзор - Любовники
Не было ничего на свете, что ей не удавалось бы превратить в шутку. К ней давно пришло убеждение, что, если бы все последовали ее примеру, мир сразу же стал бы многообразнее и намного лучше, чем прежде.
Она считала, что для Дональда это настоящая отдушина — после бесконечного выслушивания жалоб на налоги или стенаний по поводу неудачных браков вернуться домой, зная, что его всегда встретят с радостной улыбкой на устах. Однажды Дональд сказал ей, что она совершенно права.
Аморет вылезла из ванны, завернулась в огромный махровый халат, поцеловала мужа в щеку и отправилась в спальню, думая при этом: «Как же я буду выглядеть сегодня вечером?» Несколько минут пошарив в гигантском стенном шкафу, наконец извлекла оттуда вечернее платье с укороченной юбкой, отделанное множеством кружев.
Дональд уже оделся к ужину и теперь, красивый, как никогда, в своем безупречном фраке, стоял посреди комнаты, попыхивал сигаретой и смотрел на жену, прищурив один глаз, чтобы в него не попал дым.
— О, как ты красив! — воскликнула Аморет и, бросив платье на кресло, устремилась в его объятия. Ведь поиски подходящего платья несколько отвлекли ее от Дональда, и это было по-своему приятно, ибо всякий раз, увидев мужа вновь, она получала огромное удовольствие от столь «неожиданной встречи». — Я никак не могу привыкнуть к тебе! — заявила она, откинув голову и одаривая Дональда улыбкой. Босая Аморет стояла на одной ноге, держа другую ногу за лодыжку, и раскачивалась из стороны в сторону, делая вид, что вот-вот упадет. Раздался пронзительный крик, и тут он подхватил ее.
Несколько минут они резвились, бегая и прыгая по комнате, со смехом догоняя друг друга. Вдруг Дональд остановился.
— Мы же опаздываем! — воскликнул он.
— Опаздываем? Но ведь мы уже здесь! — И Аморет звонко и мелодично рассмеялась. Ее смех напоминал колокольчик.
— Знаю. Но, наверное, кто-нибудь уже пришел. Сейчас я схожу проверю, все ли в порядке с напитками, а ты поторопись. Ведь ты будешь хорошей девочкой и не станешь долго задерживаться, правда?
Она помахала ему изящной ручкой.
— Ступай. Я скоро буду.
Спустя несколько минут хозяйка дома вошла в гостиную, раскрывая объятия всем гостям по очереди, целуя их и приговаривая, как ей радостно снова видеть их у себя. Осведомившись у каждого, все ли у него есть, подошла к Дональду и взяла его под руку, счастливая и довольная.
Гостиная была очень красивой. Бледно-розовые обои дополнялись лиловато-розовым ковром. Вдоль стены стояла огромная софа, обшитая лиловато-розовым шелком. Стулья были покрыты камчатым полотном в горошек или шелком в лиловую и бежевую полоску. В гостиной стояло еще две софы, поменьше, обитые бледно-розовой кожей. Повсюду виднелись вазы с розами; горело множество хрустальных люстр. Сверкали зеркала и столовое серебро. Аморет нравилось, если все окружающие ее предметы сверкали, отбрасывая свет через призмы, а в случае прикосновения издавали звук, напоминающий звон колокольчика.
Для начала выпили розового шампанского. Произнесли тост за молодоженов. Во время тоста Дональд обнимал красавицу жену за осиную талию. Они нежно смотрели друг на друга. Затем Аморет стала обходить гостиную, беседуя с гостями, и отец уговорил ее выпить глоток шампанского. Аморет никогда не пила спиртного и не курила, поскольку не считала, что это будет ей к лицу; ведь, что бы она ни надевала, говорила или делала, все было призвано усиливать ее привлекательность.
Ей нравилось наблюдать, как безукоризненно выглядят ее гости, до чего красивы и как хорошо одеты. Ведь едва они переступали порог ее дома, как сразу же начинали принадлежать ей и призваны были вызывать ее гордость, выглядя безупречно, равно как могли огорчить, если бы выглядели иначе. Сегодня вечером все гости соответствовали моменту. И разумеется, и должны были выглядеть именно так, ведь недаром Аморет отбирала их самым тщательным образом. Для молодой хозяйки очень важно не разочароваться в гостях, тем более сейчас, когда она стала замужней женщиной, устроила прием в своем собственном доме и уже не могла все, что ей не понравилось, списать на мать. Да, быть хозяйкой — великая миссия, и, если бы в гостях что-то было не так, именно Аморет проиграла бы в первую очередь. Посему ей приходилось проявлять предельную осторожность.
Теперь понятно, почему мать Дональда ставила Аморет в несколько затруднительное положение.
Миссис Дженнинз была красивой женщиной, на несколько лет старше матери Аморет. Она казалась преисполненной достоинства и величия и отличалась изысканной манерой говорить. Этакий воплощенный образец благовоспитанности. Все это было прекрасно. Всем своим видом и при каждом удобном случае миссис Дженнинз давала понять, что очень довольна выбором сына, что ей очень нравится Аморет, что она весьма гордится ею и бесконечно рада счастью Дональда.
Если бы на этом все и кончалось, то, безусловно, никаких бы проблем не возникло. Но Аморет знала, что существует еще кое-что, и весьма важное, хотя и скрыто оно от посторонних глаз.
Ибо обладала она неким даром, о котором никто не знал и который ей самой, наверное, трудно было бы признать, если бы кто-нибудь о нем догадался. Ей удавалось при желании проникать в заветные тайны других. Так и приоткрылась ей тайна сердца свекрови.
Разумеется, миссис Дженнинз не знала об этом и, вне всякого сомнения, сделала бы все, что в ее силах, чтобы пресечь это необычное проникновение. Однако этот невидимый контакт продолжался по усмотрению Аморет, причем в присутствии миссис Дженнинз и уж наверняка против ее воли. Необыкновенная способность молодой женщины стала для нее источником множества удивительных сведений, иногда довольно неприятных (как в случае с миссис Дженнинз), но тем не менее ей постоянно поставлялась информация, которую ни один человек на свете не стал бы сообщать по собственной воле.
К примеру, когда Аморет с Дональдом объявили о своей помолвке, миссис Дженнинз поцеловала будущую невестку и сказала, что никогда не надеялась на такое счастье для своего сына и для себя самой. Аморет же, подозревая, что подобная демонстрация чувств неискренняя, использовала свой способ познания вещей.
«Вы сказали много приятных и лестных слов, — мысленно проговорила она. — Но имели в виду совсем другое. Вам никогда не хотелось, чтобы Дональд женился, тем более на мне».
«Разумеется, не хотелось, чтобы он на ком-нибудь женился. Ведь он принадлежит мне. Но вы получите от него гораздо меньше, чем думаете. Вы станете всего лишь его женой — просто человеком, с которым он познакомился после того, как прожил почти четверть своей жизни. Вы никогда не сможете значить для него столько, сколько значу я».
Даже теперь, когда они были женаты уже несколько месяцев и все видели, что Дональд безумно любит Аморет, почти не замечая ничего вокруг, миссис Дженнинз упорно стояла на своем: «С его стороны это всего лишь увлечение, не больше. Это совсем не то, что он испытывает по отношению ко мне. Он ведь даже не ревнует вас, бедное, глупенькое создание!»
И все это мысленно говорилось тогда, когда Дональд крепко обнимал Аморет за талию и весь светился от беспредельного счастья.
Они со смехом, в прекрасном расположении духа вошли в столовую залу. Все гости тоже пребывали в превосходном настроении, как всегда в присутствии Аморет. Она надеялась, что все пройдет на высоте, гости отвечали ей тем же. И вот хозяйка уселась, оглядела огромный стол — все ей понравилось… за исключением матери Дональда. Однако ей больше не удастся расстроить невестку.
Столовая зала, освещенная мягким интимным светом и выполненная в лиловато-розовых тонах, очаровала всех присутствующих. Скатерть была из ламе — парчовой серебряной ткани — с двумя лебедями посредине, вышитыми золотом. На ней стоял золотой сервиз. На пристенных столиках, расположенных по обоим концам залы, стояли пирамидальной формы деревца камелии, сгибающиеся под тяжестью розовых цветов. Каждое деревце было свыше трех футов высотой. В течение всего ужина вышколенные слуги не переставали подливать гостям розовое шампанское.
Аморет, веселая и изящная, разговаривала со своим отцом, сидящим с одной стороны, и с отцом Дональда — с другой. Она никогда не говорила много, особенно с мужчинами, вдохновляя на беседу их самих. Тем самым всегда создавалось впечатление, что они поглощены разговором и изо всех сил стараются превзойти самих себя.
— Вы только подумайте, — произнес мистер Дженнинз, — ведь вы теперь и моя дочь тоже. — И он нежно коснулся ее руки. — Я чувствую себя так, словно в моей семье появилась сказочная принцесса.
Аморет ласково улыбнулась ему, ибо знала, что он говорит совершенно искренне. И еще она знала, что порой ему хотелось встретиться с ней где-нибудь в другом месте и чтобы это была не Аморет Эймз, а какая-нибудь бедная девушка, которая вместо Дональда влюбилась бы в него из благодарности за красивую норковую пелерину. Однако молодая женщина ничего не имела против мистера Дженнинза, поскольку он был симпатичным и добрым человеком.
