Константин Николаев - Брачный сезон, или Эксперименты с женой
Отдушиной номер два для меня был старина Тимирязьев. С ним все было в порядке. Он по-прежнему жил с мамой, играл на саксофоне в подмосковном ресторане "Истра" и возвращался оттуда под утро с очередной поклонницей. Меня он тоже выслушивал, шутил и предлагал:
- Слушай, старик, если уж твоя баба такая ревнивая, тебе есть смысл действительно дать ей повод.
- Да как я вырвусь? - растерянно вопрошал я. - Уже лето на носу, и я целыми днями под ее присмотром буду.
- А ты поезжай со мной на мнимую рыбалку. В ночное, а? Вокруг столько рыбок, а мы одни! - причмокивал мой любвеобильный друг.
За время совместной жизни с мадам Еписеевой я стал трусоват и от тимирязьевской "рыбалки" неизменно отказывался.
Словом, от грядущего лета я не ждал ничего хорошего. Да и самого лета не ждал.
Глава 56
Всюду жизнь!
Итак, как уже говорилось, наступило первое июня. Я проснулся в дурном настроении. Впереди были три месяца тотальной слежки, скандалов и раздраженного бормотания. Спасти, и то ненадолго, могла лишь очередная покупка какой-нибудь ерунды. Но рассчитывать на это не приходилось - все отпускные я отдал жене.
- Проснулся, кормилец, - усмехнулась мадам Еписеева, когда я выполз в коридор.
Слову "кормилец" она старательно придавала иронический оттенок.
Около черного мотоцикла проходило что-то похожее на воинский смотр или утреннюю проверку в тюрьме.
- Выверни карманы, - приказала Мария сыну.
Еписеев, стоявший навытяжку около старого фибрового чемоданчика с надписью "Еписеев Володя. 2 отряд", подчиняться не спешил. Тогда мать приступила к делу сама: сунула руки в карманы его штанов и выгребла из одного плоскую фляжку, а из другого - жеваную пачку сигарет без фильтра. Еписеев съежился. Я, на всякий случай, тоже. Маша отвинтила пробку и понюхала.
- Спирт!
- Me... медицинский, - проблеял хулиган. - Раны смазывать...
"И табаком присыпать", - хотел добавить я, но промолчал. Мне вдруг стало жаль хулигана. Куда это он, интересно?
- Я тебе дам раны! - Мария отвесила сыну подзатыльник и скомандовала: - Марш на улицу!
Еписеев грустно покосился на мотоцикл, подхватил свой сиротский чемоданчик и шагнул за дверь. Мария вылила спирт в унитаз. Туда же последовали и сигареты.
- Значит так, Арсений! - обратилась ко мне жена и протянула мне небольшую пачечку денег. - Поджаришь себе яичницу, позавтракаешь и - в кулинарию. Список на столе...
- А ты куда? - раскрыл я рот и сжал колени, выглядывавшие из длинных трусов. Ну почему Мария всегда напяливает на меня эту семейную гадость?
- Володю проводить. Он в лагерь едет, бывший пионерский. - Ее перекосило: - Черт, до чего ж путевки дорогие! Ужас!
- Но уж не ужас, ужас, ужас, - пропел я. - Вовик на все лето едет?
- Разбежался! На все лето таким, как ты, весь год горбатиться надо, да еще добавлять придется! - Мария остервенело запихивала ноги в босоножки с конскими копытами вместо каблуков.
- Ты что, его на Канары отправляешь?
- Крым тоже денег стоит! Дерут хохлы! - Из разреза босоножек наконец показались пальцы с перламутровыми ногтями. - Ну, я скоро. Ты все понял насчет кулинарии?
Что ж тут непонятного?
Дверь за женой захлопнулась.
- Один, совсем один! - пропел я, когда на лестнице смолк стук копыт.
Честное слово, если бы умел, так бы и прошелся колесом! Сейчас разделаюсь с продуктовыми закупками и посижу в тишине.
На кухонном подоконнике лежал Машин список. Все как обычно: два десятка яиц, полкило мяса, масло подсолнечное (или оливковое) и т. д. и т. п. За окном проревел пьяный голос:
- Лю-упа! Любовь моя! Я выглянул на улицу.
Там, прижавшись к рябине, стоял нагловатый мужичок - руки в карманах и скалил вверх железные зубы.
- Ты чего орешь, чтоб тебя! - послышался скрипучий голос старухи с седьмого этажа. - Нет Любки!
- А где ж она, мать? - доброжелательно крикнул мужичок.
- На работе... Толька! - старуха придала голосу строгости. - Больше смотри не пей. Не то все Любке скажу! Не пойдет она за тебя!
Толька помахал кривым пальцем, оторвался от рябины и проорал:
- Мать! Денег дай?
- Да ты ж не отдашь?!
- Отда-ам.
- Ну смотри мне. Чтобы в последний раз.
Мимо окна пролетел старушечий кошелек, похожий на улитку с рожками.
- Да ты отдашь ли?
- Закон - море! - Толька обрадованно побрел восвояси.
Всюду жизнь! И любовь! Я прошел в комнату и, подмигнув портрету летчика, начал одеваться. Решил не выпендриваться - в кулинарию можно сходить и в тапочках. И даже в тренировочных штанах и майке. Кулинария, к счастью, в соседнем доме.
Положив в задний карман синих штанов, любимых всеми пенсионерами, деньги и прихватив пакет, я выскочил на улицу. Над головой трепетали зеленые листочки, еще не успевшие покрыться пылью, солнце жарило вовсю. Через тонкие подошвы тапочек я чувствовал асфальтовый зной. Как здорово все-таки!
Лето! И почему я прежде не ценил такие вот деньки! Какой же я был дурак!
У кулинарии толпились местные алкаши.
- Старик!
Я присмотрелся повнимательнее. Из магазина вырулил Тимирязьев с бутылкой вина наперевес. Он был в бейсболке, футболке и джинсах.
- Утренний променад? - поинтересовался он, глянув на оттянутые коленки моих тренировочных. - Значит, я вовремя.
- Мне в кулинарию, - промямлил я.
- Успеется. Мы ж давно не виделись! Я и решил вот тут... винца... Твоя-то дома?
- Да нет. - Я выскользнул из вялых объятий разморенного жарой Тимирязьева.
- И не надо! - обрадовался Тимирязьев. - Пошли пивка...
Я хотел было отказаться, а потом подумал: "А почему бы и нет? Жара-то какая! Но только потом - сразу в кулинарию!"
- Сейчас переоденусь, - я рванулся к дому.
Ленька пожал плечами.
- Зачем, старик? Твоя униформа в самый раз. Мы ж не в ресторан идем... - и он потянул меня в сторону метро.
Кафе "Минутка", где последний раз я сидел с девушкой Еленой из Орехова, к лету расширилось. Перед его стеклянной будкой стояли пластмассовые столы под зонтиками и стулья. Ленька купил четыре бутылки немецкого пива.
- Ой! - сказал я.
- Вот тебе и ой! Жара-то какая. Грядет. Сегодня двадцать восемь обещали. Мать мне своим прогнозом все уши прожужжала.
Мы с удовольствием выпили по бутылке.
- Лень, сколько времени? - испуганно спросил я.
- Ты что, спешишь куда?
- Мария поехала в центр. Мерзавца своего в лагерь отправлять.
- О! Там ему и место.
- На отдых, - поправился я.
Ленька откупорил вторую пару. Над бутылками завихрился холодный дымок. Пиво было хорошее.
- Ну, старик, часа через два - два с половиной твоя благоверная и прибудет. Мы еще с тобой и бутылочку эту, - Тимирязьев потряс вином, оприходуем.
Я с сомнением принялся за пиво. Ленька выглянул из-под зонтика и крикнул буфетчице:
- Девушка, в вашей тошниловке холодильник имеется?
- У нас даже микроволновка имеется! - кокетливо отозвалась длинноногая девица в шортах и переднике.
- Ого! - Тимирязьев восхищенно присвистнул. - Может, охладите для нас бутылочку?
Длинноногая с готовностью улыбнулась.
- А как насчет пляжа?
Она развела руками.
- Нет, мальчики, мне тут до десяти вечера пухнуть.
Через полчаса Тимирязьев извлек из холодильника бутылку вина. Буфетчица, покоренная моим другом, даже поставила перед нами миску со льдом.
- Жарковато становится, - вздохнул Тимирязьев и посмотрел на часы. Мы, старик, еще на пляж успеем смотаться. Вино, песок, девки голые, мечтательно протянул он. - А? Как ты? У тебя деньги есть? На тачку?
Я слегка разомлел. Действительно, а почему бы не смотаться на пляж? Искупнуться, выпить вина и домой.
- Есть, - ответил я и вспомнил: - Только мне в кулинарию...
- Не видал ты этих синих кур! Поехали! - сказал Ленька и взмахнул рукой.
"Ладно, - подумал я. - В конце концов, живем один раз, а у меня дома есть заначка. На нее и куплю этих самых синих кур".
Я бросил полиэтиленовый пакет в урну и - в майке и тапочках - залез в машину, где уже сидел мой неугомонный друг.
- Водный стадион! - прохрипел Тимирязьев.
И как я буду купаться в семейных трусах до колена? Слава богу, что, словно специально для этих случаев, кем-то придумано вино!
Глава 57
Пляжные мальчики
Ленька не вытерпел и откупорил вино уже в машине. Он вытряхнул из пакетика кусочек льда - заботливая буфетчица дала нам в дорогу изрядную порцию - и со скрежетом просунул его в бутылочное горлышко. Затем Тимирязьев подверг такому же заточению еще несколько льдинок и припал к бутылке. Белое вино, булькая, уходило в Ленькино горло, как вода в раковину.
- Уф, жарища! - пробормотал он, оставив ровно половину, и протянул мне бутылку. Я замотал головой. - Пей! - приказал Тимирязьев. - Этим все немцы спасаются, я сам видел.
- Но я же не немец!
- Извини, старик, портвейна я не захватил.
Машина подъехала к пляжу, обтянутому сеткой. Я вышел и скромно поставил пустую бутылку на бортик тротуара.
- Ты завтракал? - спросил меня Тимирязьев. - Вот и я тоже. Надо!
