Франческа Клементис - Большие девочки не плачут
— Просто мне трудно поверить, что можно жить с твоим весом, если ты не переедаешь.
— Что за глупости! Конечно, переедаю! Я ем все, что только захочу. Потому что неважно, что я ем. Важно лишь, имеет ли какое-то значение вес. А мой вес не имеет для меня никакого значения. Если бы я хотела похудеть, то стала бы следить за тем, что ем. Именно так и худеют. Тебе ведь это известно, не так ли?
Марина покраснела, услышав это саркастическое замечание. Она вспомнила теорию Эммы насчет того, почему Гейл боится худеть, но больше в нее не верила. Неожиданно она испытала зависть к Гейл, притом такую сильную, что это ее напугало и одновременно воодушевило. Вот такой ей хочется быть. Не бояться жизни. Не бояться есть. Не бояться своего тела. Ей захотелось подпрыгнуть со вскинутыми руками, точно ее коснулся Святой Дух на собрании евангелистов. Ей захотелось поцеловать Гейл, встать рядом с ней…
В тот самый момент, когда она обдумывала для себя эту возможность, в конце зала открылась дверь. Она оглянулась, чтобы узнать, кто это там явился перед самым окончанием собрания. Это была еще одна толстая женщина, которая шла ссутулившись, чтобы не привлекать к себе внимания. И только когда эта женщина подошла ближе, разыскивая свободное место, Марина узнала ее.
Это была Эмма.
_____Час спустя Гейл, Марина и Эмма оказались в пабе. Потребовалось немало усилий, чтобы уговорить Гейл присоединиться к ним. Марине показалось, что сделать это было бы еще труднее, если бы Эмма похудела так же сильно, как потолстела.
Эмма была радостной и оживленной. Чрезмерно. Но не убедительно.
— Ты отлично выглядишь, Марина. На сколько ты похудела?
Марина чувствовала, как ремень на юбке врезался ей в тело. Она вздохнула полной грудью, чтобы возобновилась циркуляция крови.
— Ну, не знаю. После последнего посещения «Перрико» я и не взвешивалась. Я прилично поправилась с тех пор, как перестала принимать таблетки. Наверное, я вешу стоунов одиннадцать. Что-то около того.
— Да, я тоже прибавила немного после программы.
Гейл и Марина обменялись взглядами. Обе знали, что она не была в «Перрико» после того, как отказалась от программы несколько месяцев назад. Обеих тревожили изменения в ее облике и поведении. Марина предоставила Гейл право начать разговор. Та знала ее лучше, и было меньше вероятности, что она скажет что-то такое, что может травмировать Эмму.
Гейл повела себя осторожно и тактично.
— Где ты была все это время, Эм? Мы беспокоились. Я беспокоилась. Думала, не попала ли ты в беду.
Эмма так громко рассмеялась, что они обе подпрыгнули.
— Что за глупости! Не о чем беспокоиться. У меня была реакция на эти таблетки, вот и все. Я слишком сильно похудела, что сказалось на здоровье.
Гейл озадаченно смотрела на нее.
— И что ты сделала?
— Отправилась домой.
— Что значит «домой»?
Эмма снова рассмеялась. Ее смех внушал тревогу, ибо в нем не было ничего смешного.
— Непонятно, что ли! Домой — значит домой. Домой. К маме, папе и всем прочим. Они были очень рады видеть меня!
Она пила очень быстро, но трудно было сказать, как это на нее действует, поскольку она и так находилась в возбужденном состоянии. Марине не хотелось подрывать уверенность Эммы заявлением, что она знает о ее трудной жизни дома, поэтому сделала вид, что ничего не знает.
— Это хорошо. У вас близкие отношения?
Гейл сверкнула глазами, недовольная тем, что Марина подняла эту провокационную тему, но та не обратила на нее внимания. Что-то с Эммой было не так, и ей хотелось узнать, что именно. Это была их обязанность — заставить ее раскрыться, предложить себя в качестве звуковых отражателей, лишь бы она высказала все, что тревожит ее. Эмма, похоже, была не против ответить на этот вопрос.
— О да, очень! Они так гордятся мною. Они, правда, не совсем понимают, что я делаю, но я посылаю им копии всех моих статей. Всякий раз, когда у меня появляется возможность, я навещаю их. Я уже давно не была дома, поэтому решила нанести короткий визит, чтобы мама за мной поухаживала, как тогда, когда я была маленькой девочкой.
Марине захотелось расплакаться, обнять эту бедную девочку и попросить ее больше не притворяться. Но она не могла этого сделать.
— Это хорошо. И она за тобой ухаживала? — спросила она, надеясь, что ужасных родителей Эммы так тронул бы вид их похудевшей, вызывающей жалость дочери, что они принялись ухаживать за ней с любовью, которой ей так не хватает.
Эмма еще раз рассмеялась тем же смехом. Он становился все громче и пронзительнее и внушал все больший страх.
Она подняла руки, чтобы было видно ее располневшее тело.
— А ты как думаешь? Конечно, ухаживала! Кормила всем домашним, а больше мне ничего и не надо. Я уже и забыла, как мне не хватает маминой еды. Мы все сидели за одним столом. Как в старые добрые времена! Все, конечно, переженились. Кстати, знаете что? Я теперь тетушка. Мне и сказать об этом забыли, наверное, потому, что слишком заняты!
Гейл осторожно взяла Эмму за руку. Эмма тотчас отдернула руку, сделав вид, будто ей понадобилось снять с блузки несуществующую ниточку.
— Я очень рада за тебя, Эмма, правда. Выглядишь ты хорошо. А как с журналистикой? В последнее время я что-то не вижу твоих статей. Во всяком случае, в знакомых журналах.
— А я занимаюсь историей с оксиметабулином. Ни на что другое времени нет. Устроила себе продолжительный отдых. Ко мне даже с Би-би-си обращались. Хотят сделать документальный фильм. Прямо в восторг пришли, когда узнали, что я была одним из подопытных кроликов!
Марина с тревогой посмотрела на нее.
— А они знают, что ты вышла из программы?
Эмма посмотрела на часы и стала собираться.
— Прости, что ты сказала? Ах, да. Уверена, что-то насчет этого им сказала. Да это и не важно. Им от меня нужно было только одно. Не Бог весть что. Смешно, право. Но совершенно понятно. Я их отлично поняла.
Гейл почувствовала, как у нее заныло где-то внизу живота.
— И что же это?
Эмма весело рассмеялась.
— Просто они мне сказали, что хотят, чтобы я немного похудела.
Эта фраза так и повисла в воздухе, и понимай ее как хочешь, а Эмма между тем принялась рыться в сумочке, чтобы занять свои трясущиеся руки.
— Ах, Эмма, — грустно произнесла Гейл.
— Да ведь это не проблема. То есть спроси у Марины. Она тебе расскажет, как быстро я сбросила вес, когда участвовала в программе. И я уверена, что принимала мнимое лекарство, потому что мне казалось, что оно не настоящее. Да мне и понадобится всего несколько недель. А посмотрите на все это с их точки зрения. История вышла бы гораздо более интересной, если бы я похудела. Они уже попросили у меня фотографии, где у меня самый большой вес. Всем нравится рассматривать фотографии «до и после».
— Но, Эмма, если ты принимала мнимое лекарство, тогда было бы правильнее показать, что ты не похудела. Это ведь и было главной задачей исследования.
Марина пыталась говорить так, чтобы Эмма посмотрела на вещи здраво. Но та была далека от этого.
— Но ведь я похудела. Ты видела. Я была худой, так ведь? Дэвид сказал, что я похудела быстрее всех остальных, — с гордостью прибавила она. — И потом, я решилась. Хватит вкусных маминых соусов.
У Марины в голове нарисовалась картина: зловредная женщина кладет ложку сала в и без того неаппетитное варево, дабы наказать свою дочь за оригинальность.
— Теперь я питаюсь разумно и делаю упражнения. Спущу вес до восьми стоунов, и все будет в порядке. Никаких чрезвычайных мер. Не волнуйтесь, глупостей я не наделаю.
— И чей же он? — спросила Марина у Сюзи.
Сюзи была изумлена до крайности. Они с Мариной и не разговаривали о том уикенде в Афинах.
— Кена, разумеется. В Афинах ничего не было. Выяснилось, что я уже была беременной, когда туда поехала! Смешно, правда? Наверное, поэтому я и вела себя так безумно!
Марина прикусила губу. Теперь ей требовалось только разъяснить подноготную всех других безумных дней в жизни Сюзи, и тогда все встанет на место. Она подавила в себе сарказм и обняла Сюзи, пустившись в поздравления. Она была рада снова видеть свою подругу счастливой. И почувствовала облегчение.
Кен тоже был рад беременности, главным образом потому, что Сюзи была рада. Ее ужасное настроение он приписал предродовому неврозу, охватившему ее из-за того, что она не могла обрадоваться ребенку так быстро, как ей того хотелось. Он согласился с тем, что в семье будет еще один ребенок. Все лучше, чем жить с кричащей старой ведьмой, в которую превратилась Сюзи.
Сюзи принялась рыться в хозяйственных сумках, горой лежавших вокруг нее на полу.
— Посмотри-ка, Му!
Сумки были забиты вещами для беременных. Ни для Кена, ни для детей там ничего не оказалось. Марина была рада, что Сюзи тратит время и деньги на себя, однако не была уверена, что это самое здоровое проявление самосознания.
