Лана Райберг - Картонная луна
Душным июньским вечером, в пятницу, в джаз-клубе "Голубая Луна" появилась новенькая. Она вела себя независимо и к тому же была чертовски хороша. Незнакомка заказала виски с содовой, выпила, бросила быстрый взгляд в зал через плечо, усмехнулась и исчезла. Ричард, молодой, но уже пресытившийся успехом и жизнью актер, встрепенулся. Его поразил облик незнакомки, и особенно ее шляпка. Девушка казалась сошедшей со страниц романов Жорж Санд. Прошла целая неделя, прежде чем он снова увидел ее. Это случилось в доме его приятеля Дина Томсона, тоже актера. Дин отмечал свое тридцатилетие и новый контракт с Голливудом. Таинственная дама была одета просто, как Анна Каренина на том самом балу — в черное открытое платье, которое, как рамка, оттеняла ее природную красоту. Во всех уголках дома звучал ее смех. Она даже села за рояль и спела в честь именинника низким красивым сопрано. Глаза мужчин горели страстным огнем, дамы откровенно нервничали.
Незнакомка, накалив обстановку, внезапно исчезла. Заинтригованный Ричард выбежал вслед за ней на улицу. Его обхватила липкими лапами душная нью-йоркская ночь. Было совершенно безлюдно, толька какая-то толстая и безобразная старуха, тяжело опираясь на палку, переходила улицу… Ричард заболел, его недомогание можно назвать страстью, любовью, оскорбленным самолюбием. Его возлюбленная, та самая дама в черном, совершенно вскружила ему голову. Единственное, что он смог выяснить — это ее имя. Ее звали Памелой. Никто не знал откуда она появилась, где живет и чем занимается. Ее можно было встретить на вернисажах, званных обедах, в ночных клубах. Она приходила неожиданно и также неожиданно быстро исчезала. Любой мужчина готов был пасть к ее ногам. Некоторые удостаивались ее милости. Но затем Памела совершенно игнорировала своего вчерашнего возлюбленного. Изменчивая кокетка увлекалась другим. Но она совсем ни казалась ни развратной, ни распутной. В ней была какя-то загадка… Эта неестественная жажда жизни, бившая через край, и затаенная боль в прекрасных глазах…
Блистательная собеседница, потрясающе эрудированная, она хорошо пела, великолепно танцевала, разбиралась в живописи, литературе и политике. Говорили, что это из-за нее развелся с женой один преуспевающий хирург, который исправлял носы молодым девушкам, рвущимся на сцену, и даже увеличивал им груди… Всех потрясло внезапное самоубийство уже известного нам Дина Томсона, на вершине славы прервавшего свою жизнь. Возле его тела валялся листок с нацарапанными словами: "Это невероятно, это невозможно…" — как будто он пытался что-то объяснить и не сумел. Ни у кого не было ни малейшего сомнения в том, что причина гибели Томсона — его неразделенная любовь к прекрасной Памеле.
Мисс Паркер вечером у себя дома расчесывала перед зеркалом волосы.
— Бедняжка, — бормотала она. — Бедняжка, Дик! Ну разве можно так влюбляться! Он был просто невозможен! — Она вздрогнула, вспоминая произошедшее. В тот вечер они стали любовниками и, как обычно, она захотела побыстрее ускользнуть. Дик, задержал ее, умоляя немедленно поехать в церковь и обвенчаться. Она сказала ему какую-то колкость, он схватил ее за руки, пытаясь удержать, и нечаянно нажал на ее перстень. Миниатюрный золотой череп повернулся… и через минуту Дин закричал от ужаса — ведь он держал за руку старую, безобразно полную женщину с крючковатым носом и рыжими пятнами на лице… Она побежала тогда к двери и закричала: "Ты видишь, какая я? Теперь ты хочешь, хочешь на мне жениться?" Уже на улице она услышала негромкий сухой хлопок…
Все, хватит с нее! Она испытала все, чем была обделена в своей жизни, и довольно! Трагедии этих глупых мальчишек отнюдь не веселят ее. Как ночные мотыльки, они летят на все яркое, красивое и непонятное. Будет с нее! Она достала блокнот, куда тщательно заносила проведенные в молодости часы и минуты. Долго считала — пятнадцать минут, тридцать, целый час! Всего семнадцать часов, это значит, что жизнь ее сократилась на семнадцать лет! Сколько же ей осталось? Ей осталось жить…еще пять лет… Целых пять лет! Она проживет их спокойно и хорошо. Будет гулять, вспоминать свою вторую молодость, по-прежнему примерять шляпки… Звонок в дверь прервал ее размышления. Она открыла. На пороге стоял Ричард. У него был совершенно безумный вид. В руках он держал корзину с розами.
— Извините, — пролепетал он. — Ради Бога, извините! Я так поздно… Я ищу Памелу, я знаю она здесь бывает, я вычислил. Вас я тоже знаю, я вас видел. Вы ее…?
Неожиданно для себя самой она сказала: " Бабушка. Я ее бабушка. Заходите. "Каким-то женским чутьем она поняла что нельзя его прогонять. Она могла сказать, что он сошел с ума и что никакой Памелы тут нет и никогда не было, но эти отчаянные глаза…
— Заходите, — повторила она. — Памела должна сейчас придти. Ждите ее. А я проведу ночь у захворавшей приятельницы, это в соседней квартире. — И она вышла из комнаты, плотно затворив за собой дверь. Мисс Паркер взяла узкое девичье платье на бретельках и закрылась в ванной комнате. Через две минуты, Памела, выскользнув из ванной, имитировала, что кто-то вышел из квартиры и зашел. Два раза хлопнув дверью, она появилась на пороге комнаты, где ее ожидал Ричард, со словами: "Ах вы негодный мальчишка! Выследили-таки меня и напугали мою бабушку! Я ее сейчас встретила на площадке. Придется мне вас за это наказать!" Какая это была чудесная ночь! Она любила и была любима. Сознание ее раздваивалось, она верила что это гибкое, юное тело принадлежит ей навечно. Но приходила память и ей хотелось кричать…
Солнечный зайчик запрыгал по лицу Ричарда. Он сморщился, чихнул, окончательно проснулся и сел в постели. В дверях стояла та уродливая старуха, бабушка Памелы. Она сказала: "Памела ушла рано утром. Она не хотела вас будить. Умывайтесь и идите на кухню. Я схожу за свежими булочками к кофе. Вы не представляете, какие восхитительные булочки пекут в нашей бакалее, я мигом…" Ричард смотрел в окно, как странная женщина заворачивает за угол дома, где был вход в бакалею… На противоположной стороне дороги стоял господин в черном костюме, в цилиндре и с тростью. Господин нетерпеливо посматривал на часы, а в переулок уже въезжал, давая задний ход, молочный фургон…
Исповедь официантки
Смотрю в окно и предаюсь мечтам. Только не очень то размечтаешся, гоняясь как угорелая, с тарелками. Вы уже догадались что с вами разговаривает официантка. Падение вниз по социальной лестнице меня даже забавляет. У меня характер авантюристки, о чем не уставала уведомлять меня мама с самого раннего детства. Моего, конечно, детства. Мама все силы своего недюжинного характера бросила на то, чтобы подавить в дочери вольнолюбивые инстинкты, унаследованные, скажем между прочим, не от какого-нибудь запутавшегося в трех завалящихся истинах интеллигента, а непосредственно от нее же самой. Но, как говорят французы, — "Се ля ви", что в переводе на более вразумительный язык означает — "Такова жизнь". То есть гены есть гены, и как бы любящая мама не старалась передать неразумному чаду свой жизненный опыт, приобретенный с синяками, слезами, отчаяньем, и еще Бог знает как, сотворенный индивидуум желает без посторонней помощи познать этот мир. Как говорят в народе, на собственный шкуре испытать, по чем фунт лиха.
Мне была уготована прекрасная, добротная и скучная, как демисезонное драповое пальто, жизнь. Механическая ее соразмеренность приводила меня в отчаяние. Как в древнем Египте слепые лошади ходили по кругу, перемалывая зерна на муку, так и мне представлялась эта жизнь невозможной из- за ее полной и окончательной предраспределенности. С отличием законченный институт… Что-то инженерное, это престижно… Монотонная повторяемость будней — подъем в шесть часов, когда хочется спать, полчаса в переполненном троллейбусе и отсидка в конструкторском бюро. Чай с баранками, бабские сплетни, далеко не беззлобные, пошлость коллег… Сытый ужин дома, телевизор с душещипательными историями о страдающих богачах, контроль властной мамы. Девочка должна быть паинькой всю жизнь, девочка должна удачно выйти замуж (какими показателями, кто знает, определяется удача?)
От утра до ночи, год за годом, выполняя, как пчелка, заложенные (кем?) функции, ближе и ближе к… — вы догадались куда, или к чему. Девочка сломала определенность и предпочла окунуться в непредсказуемость, покинув земли обетованные и вынырнув в Новом Свете. Пять лет я уже болтаюсь по Западному полушарию, избавленная от маминой опеки и пытающаяся действовать по собственному сценарию. Приходится с грустью констатировать, что одних желаний, воли, амбиций недостаточно. В игру вступают такие неприятные факторы, как политическая, экономическая ситуация, правила и законы установленные свыше, воля других людей, и в конце концов — совсем неведомые нам силы, бывает порою вмешиваются в нашу жизнь, не всегда приятным манером. Народная мудрость привела все эти капризы судьбы к необыкновенно простому знаменателю: " Не родись красивой, а родись счастливой". Красотой-то Бог меня не обидел, и глупой трудно назвать, а вот не хватает чего-то для полного счастья… Гены тому виной, характер… не знаю.
