Дмитрий Рыков - Та, что гасит свет (сборник)
— Запись в паспорте — не жена. Венчаться надо было, — заметил Фобос.
— А я бы просто после первого «косяка» послал бы ее к черту. Потратил бы полгодика на лечение и стал бы трахать всех подряд — уверяю, ты так сразу бы заглушил свою тоску, — сказал Деймос.
— Я ее любил…
— Ты полюбил первую, которая проявила к тебе симпатию. А она симпатизировала всем подряд, такой, понимаешь, открытый, добрый, жизнерадостный характер.
— Если бы эта фраза прозвучала на веселом испанском, я бы перевел ее просто: «В общем, она была потаскуха».
— А на скучном английском?
— Он краткий, неэмоциональный. «Суперпотаскуха». И все.
— Ты мизантроп! Ты не любишь женщин.
— Я люблю женщин. Особенно в постели разными способами.
— Да ты фашист.
— Я просто родился не в то время. В девятнадцатом веке за пьесу в стихах автору платили в полтора раза больше, чем в прозе. Кому сейчас, скажите, продать перевод в стихах?
— А ты, не будь дураком, напиши двести двадцать серий для телевизионного сериала про сбежавшего из тюрьмы невинно осужденного, который начинает мстить своим врагам, — сразу купят.
— А разве это не история «Графа Монте-Кристо»?
— Точно! Ну а тебе-то что? Сюжет отличный, завлекательный. Только парень бежит из зоны, а на его невесте женился следак, который его и посадил. Ну и так далее…
— Я думал, что после Шекспира сюжетов просто не осталось.
— А мы думали, после Библии.
— Много вы о Библии знаете, вы же язычники.
— Много-немного, но, вообще-то, все это мы своими глазами видели и немало бы тебе могли рассказать.
— Ну так расскажите!
— Времени нет. Ты через пять минут умрешь, там тобою другие займутся.
— Будут мытарства?
— Будет намного хуже. Не надо было человека ножом резать.
— А мне понравилось. И нож хороший…
— Нож точно классный.
— Пока не умер, скажите, Христа видели?
— Конечно! Кто ж его не видел?!
— А какой он?
— В Третьяковку ходил?
— Да, ходил.
— Помнишь картину Иванова «Явление мессии?»
— «Явление Христа народу?»
— Правильно «Явление мессии», дурья башка!
— Видел.
— Ну убираешь с картины весь восторженный народ — и вот такой он, Христос. Ходит, думает о чем-то своем…
— Я засыпаю! А так хочется поговорить! Где же вы раньше были?
— Так все время здесь и были.
— А что же не появлялись?
— Ну еще бы, мы после нескольких упаковок феназепама и флакона донормила не появились.
— И всего-то? Так вы просто глюки? Я разочарован.
— Поздно разочаровываться. И мы не простые видения. Настает минута смерти. С миром прощайся.
— Мир! — заорал что есть силы Борис Антонович. — Зачем ты мне сдался?!
— Тоже своего рода подход, — заметил Деймос.
— Это его личное, — сказал Фобос.
— Ты будешь нам читать на прощание свой перевод Фернанду Пессоа?
— С английского?
— Нет, из раннего, что написано еще на португальском.
— А откуда вы знаете про перевод?
— Потому что это твой лучший перевод.
— Но он же нигде не публиковался!
— Ну, может, потому и лучший?
— Пожалуйста! Мне для друзей не жалко!
— Виски допей для вдохновения.
— А стакан пустой.
— Так вот же бутылка. Давай из горлышка.
— А хорошая штука — виски!
— Хорошая. Читай.
— Слушайте, ребят, я засыпаю.
— А ты прочти и сразу спи.
— Вы мне только скажите: тот свет — он есть?
— Во торопыга! Сам же через три минуты узнаешь! Читай!
— Пожалуйста…
Ни любовь, ни власть, ни слава
Не спасут от мрака смерти.
Обещаниям лукавым,
Люди, ни за что не верьте.
Все на свете, в самом деле,
Лишь один конец имеет,
Вид последней страшной цели
Надо мной всегда довлеет.
Все надежды — лишь отрава,
Лжи туман и дым обмана,
Хоть с позором, хоть со славой —
Все равно я мертвым стану.
Буду плотью бездыханной!
Буду трупом бледно-синим!
Бросят в ящик деревянный
Тело, ставшее бессильным…
Смерть не знает грусть и жалость.
Не считай со страхом числа,
Что прожить тебе осталось, —
В смерти, право, больше смысла.
Деньги, власть, любовь, богатство,
Слава, сила и удача —
Маскарад, судьбы коварство,
Ничего они не значат.
Всех в себя возьмет бездонный
Мрак. Готовься к этой встрече!
Жизни путь — весьма условный.
Смерти лик — правдив и вечен!
Правдив и вечен… Правдив и вечен… Правдив и вечен…
Последнее, что Борис Антонович услышал в своей жизни, был звук разбившейся бутылки, упавшей на мокрый кафель.
