Дороти Кумсон - Спокойной ночи, крошка
Я наблюдала за домом. Я ждала.
Это хороший район. Возможно, кто-то уже заметил меня и позвонил в полицию. Возможно, копы уже прячутся в засаде, ожидая, что я совершу неосторожное движение или брошу мусор на их драгоценную мостовую. Тогда они арестуют меня и приговорят к пожизненному заключению.
Меня всегда удивляло то, что Мэлу и Стефани удалось поселиться в таком хорошем районе. Но это заслуга его жены. Она полгода бегала по разным конторам, исследовала вопросы недвижимости, иногда сидела под дверью агентства, ожидая часа открытия, чтобы первой получить информацию о выставленных на продажу домах. В те времена Интернет еще не использовался так широко, как сейчас, поэтому все это было необходимо.
Но Стефани настолько сильно хотела жить именно в этом районе, что пошла на это. Она делала все, что требовалось, чтобы получить то, чего хотела.
И теперь я сижу перед их домом в своей фиолетовой машине, вцепившись в обернутый кремового цвета кожей руль, и смотрю на их дверь.
Жду, пока я буду готова.
Дверь открывается, и на улицу выходит жена Мэла. Ее волосы собраны в хвост, на ней стильный черный спортивный костюм с белыми кантами и серебристые кроссовки. Под мышкой она несет мат для йоги.
Я смотрю, как она открывает свою изящную серебристую машину, и сползаю пониже в кресле, потому что Стефани может заметить меня. Если она посмотрит в эту сторону, то увидит меня. Увидит меня. Думаю, одна из нас окаменеет, если это произойдет. В последний раз мы виделись в метро, между станциями «Пимлико» и «Оксфорд-серкус». Я была на шестом месяце беременности, с огромным животом. Я ехала в город поговорить с своим консультантом по финансовым вопросам.
Мы с ней смотрели друг на друга пару секунд, две знакомые незнакомки, зажатые в консервной банке вагона. Я подумала, что такое чувство, должно быть, испытывает сардина, которую уложили в банку рядом с сардиной, которую она ненавидит, — ужас осознания того, что вы застряли вместе. Навсегда. И в этой жизни, и в загробной.
Стефани первой опустила глаза, а я собрала вещи, готовясь выйти из вагона. В тот момент я решила больше никогда не есть сардин. И уехать из Лондона. Я уже почти продала старую квартиру, поэтому отменила покупку новой и просто переехала в другой город. Мысль о том, что подобное повторится в будущем, была невыносима.
Стефани опередила меня. Она встала, подошла к двери и первой сошла с поезда…
Она садится в машину, и я наконец-то отпускаю руль и чуть ли не ложусь на сиденье, дожидаясь, пока она проедет мимо.
Мое тело действует независимо от сознания, не повинуясь моему желанию уехать отсюда. Контроль над моими движениями берут по очереди разные части тела: пальцы открывают дверцу машины, ноги выносят меня на улицу. Потом мои руки запирают машину, а ноги несут меня к входной двери. Я чувствую, как отодвигаются занавески и раздвигаются жалюзи в окнах соседних домов. Людям нечего делать, вот они и потакают своему любопытству, наблюдая, как я подхожу к двери.
Рука тянется к звонку, затем сжимается в кулак, чтобы постучать, потом касается дверного молотка. Моя рука не способна противостоять воле сознания. Я не могу допустить, чтобы Мэл узнал, что я здесь. Я не могу! Я не готова. Потому что, постучав, мне придется повторить то, что сказал доктор. Эти слова вылетят из моего рта, станут реальными. Если повторить ложь миллион раз — или даже всего лишь раз, — она станет правдой. Это неизбежно. Как только я произнесу эти слова, я покажу миру, что в глубине души верю в это. Что частичка моей души, та самая, что произнесла эти слова, допускает подобную возможность. И тогда эти слова распространятся в моем сознании, в моей душе, в моем сердце, словно болезнь. Если я не всей душой верю в то, что Лео поправится, то как же он сможет поправиться? Приехав сюда, я сдалась. Я повела себя так, будто не верю в его выздоровление. Я предала Лео. Предала себя.
«Мне не нужно было приезжать сюда».
Не нужно было поддаваться сомнению, не нужно было верить в то, что сказал доктор. Мне не следовало приезжать сюда. Я отворачиваюсь. Я вернусь домой. Вернусь к состоянию неопределенности, в котором мы пребывали доныне.
— Эй?
Его голос. Словно рябь на воде.
Я останавливаюсь на дорожке.
Я не могу повернуться, но не могу и уйти.
— Я могу вам помочь?
Мэл и Лео, их связь. Воспоминания проходят перед моими глазами, словно я вижу кадры старого фильма: Мэл касается губами моего живота; Мэл смотрит в машине на Лео; Мэл смотрит на Лео на свадьбе у Корди; Лео показывает мне фотографию Мэла в детстве, спрашивая, почему он похож на этого мальчика; дядя Виктор держит Лео за руку; дядя Виктор уводит его, потому что… «Я готов, мамочка».
Вот почему я приехала сюда. Для него. Для Лео.
— Нова?
Может, я и убедила себя, что приехала сюда ради Мэла, потому что поступить так было правильно. Но это не настоящая причина. Я приехала сюда ради Лео. Потому что у него «два папы. адин шпион и жывет в маем доме, другой ниумир».
Этот другой папа, тот, который «ниумир», стоит за моей спиной. И Лео заслуживает шанса познакомиться с ним.
Я поворачиваюсь.
Мэл собрался в путешествие. В одной руке у него розовый чемодан, на плече огромный черный рюкзак. Во второй руке — женская розовая сумочка, в тон чемодану.
Его лицо расплывается в улыбке — улыбке, исполненной изумления и счастья.
Проходит мгновение, и Мэл видит выражение моего лица. Сумочка с грохотом падает на вымощенную черными и белыми камнями дорожку. Чемодан тоже падает, но почему-то беззвучно.
— Мама? — В его глазах светится ужас.
Я качаю головой.
— Лео. — Я слышу себя словно со стороны.
Мэл отступает. Он словно хочет сбежать от этого.
Мэл смотрит на меня, а я говорю, не чувствуя губ и все еще слыша собственный голос будто со стороны.
— Лео в коме. Врачи… Я хочу, чтобы ты повидался с ним. Он должен узнать, кто ты, пока не стало слишком поздно.
Папа выглядел как обычно, когда пришел проведать Лео, прежде чем тот уснул. Он принес Лео новую игру «Звездные войны». Игра только появилась в магазинах, и папа говорил, что сможет купить ее, только если мама позволит. И теперь папа ее купил. Какой хороший день!
— Пока, пап, увидимся, — сказал Лео, когда его каталку повезли к двери.
Ему даже не пришлось идти в операционную.
Папа поцеловал Лео в лоб.
— Ты отважный мальчик, — сказал он. — Увидимся.
Папа служил в армии, и раз он думал, что Лео — отважный мальчик, значит, так оно и было.
Мама шла рядом с каталкой, держа Лео за руку и улыбаясь.
Это была улыбка, предназначенная лишь ему. Мама не улыбалась так ни папе, ни дедушке, ни бабушке, ни бабуле Мер, ни тете Корди, ни Эми, ни Рэнделу, ни Риа. Никогда. Это была его улыбка.
Мама и папа остановились у двери операционной.
— Я буду здесь. Буду ждать тебя, — сказала мама, склонившись к Лео. — Я позабочусь о том, чтобы к твоему пробуждению тут было мороженое и желе, ладно?
— Ладно.
Она поцеловала его в лоб, в правую щеку, потом в левую щеку, погладила его подбородок. Все еще улыбаясь.
— Доброй ночи, радость моя, — сказала она.
Лео в возрасте семи лет и пяти месяцев
Глава 40
Он еще может успеть.
Если он вбежит в аэропорт прямо сейчас, бросит багаж женщине на пропускнике и она зарегистрирует его в рекордное время, а потом мы побежим к пятнадцатому терминалу, то мы успеем.
Но он должен приехать сейчас. Прямо сейчас.
Я оглядываюсь, всматриваясь в толпу: отдыхающие, бизнесмены, уборщики, провожающие, встречающие. У всех есть цель. Они все знают, где должны находиться. Они все знают, куда нужно идти.
Они не похожи на меня, брошенную на произвол судьбы мужем, который так и не пришел.
Я нажимаю на кнопку вызова на мобильном, и включается автоответчик. Мэл всегда выключает телефон, когда едет в машине. Или, может быть, он в метро? Значит, он едет сюда. Он должен был приехать на метро. Я приехала на машине после йоги и оставила автомобиль на парковке, чтобы мы могли уехать домой, вернувшись из отпуска. Если вдуматься, то это я должна была взять с собой вещи, но почему-то казалось логичным, что их возьмет Мэл. И теперь нет ни Мэла, ни вещей.
Я вновь нажимаю на кнопку вызова на мобильном. Автоответчик.
— Мэл, я понятия не имею, где ты, но лучше бы у тебя была уважительная причина. Собственно, лучше бы твои оправдания заканчивались словами: «И теперь я в больнице, истекаю кровью». Иначе я найду, что сделать с твоими яйцами.
Зная Мэла… Наверное, ему позвонил кто-то с работы. Видит Бог, его не будет всего пять рабочих дней, да еще выходные, но это уже привело к панике в его офисе. Наверное, Мэл пытался решить какие-то проблемы на работе и поэтому опоздал в аэропорт.
