Валентина Донна - Покоренная поцелуем
Отчаянный вопль закалываемой к празднику свиньи донесся до них. Возбужденная суматоха возле конюшни привлекла его внимание, и он среди толпы людей разглядел синевато-черный колтун на голове Гилберта Криспина. Его поразила ранимость Марии. Она была похожа на барашка, которого вели на заклание.
Он не мог со всех ног броситься к ней на помощь - они, казалось, приросли к земле; пальцы его, утратив чувствительность, бессильно сжались в кулаки.
Но рабочий день прошел. Крик Евстаха: "Работа окончена!" - освободил его от добровольного гнета, и он, бросив в сторону лопату, легкой рысцой побежал к дому. Он пришел в чувства только тогда, когда его люди позвали его, напомнив о том, что нужно взгромоздить себе на плечи бочонок.
Нет, так не пойдет, - ворваться одному через порог дома, потным, замызганным от работы, и потребовать встречи с Марией.
Он заставил себя успокоиться, подождать немного возле склада порожних бочонков; к его радости, жители Лэндуолда, сами жаждая скорейшего начала праздничных торжеств, вскоре присоединились к нему. Все толпились возле входа в дом, и он, не произнеся ни слова, не испытывая угрызений совести, растолкал всех стоявших впереди, и одним из первых переступил через порог.
Он увидел зал в лэндуолдском большом доме в таком виде, который ему всегда нравился больше всего, - с высокой горкой сосновых поленьев в пылающем огне, которые наполняли воздух сладким, острым, чистым запахом сосны; сотни зажженных свечей добавляли еще больше света огню, какую-то непривычную яркость, которая заставляла даже закопченные сажей стены блестеть под своим зеленым убранством.
Ротгар поставил бочонок на пол. Кто-то поставил свой рядом. Сверху их накрыла широкая доска, и в результате получился импровизированный стол. Он все время искал глазами вокруг в надежде увидеть где-нибудь Марию.
- Да не сюда, вы, болваны, вот сюда, - закричала какая-то женщина. Узнав Ротгара, она хлопнула себя ладонью по губам:
- Извините, милорд. Я и не представляла...
Предложение Ротгара перенести бочонки на другое место затерялось в шуме радостных, приветливых голосов окруживших его плотным кругом женщин. Он делал вид, что улыбается, что-то невнятно бурчал, бессмысленно жестикулировал, чтобы выразить благодарность за их добрые пожелания, но его взор постоянно устремлялся к любой женской фигуре. Он напрягал слух, чтобы услыхать что-то другое, кроме бесконечного бренчания лютни и назойливого гула возбужденных сакских голосов.
Две монахини вошли в зал. Между ними шла Мария в прекрасном платье из темно-золотистой шерсти. Подобранный в тон головной платок, украшение, которое большинство женщин использовало, чтобы скрыть свои жиденькие волосы и покрытые оспинами щеки, служил только для того, чтобы прикрыть пышность ее толстых, блестящих кос, но он-то знал, как они выглядят, распущенные до плеч, знал мягкую бархатистость ее кожи, знал, как легко его руки могут охватить ее нежный стан, который был так благородно украшен золотым поясом и сверкающим драгоценными камнями кинжалом.
Вошли еще люди через двери в зал. Норманны:
Филипп Мартел, Гилберт, Уолт, Данстэн, их оруженосцы, пажы. Металлический звон кольчуг сопровождал каждый шаг, они блестели на ярком свете. Рыцари не произносили ни слова, лишь оглядывались со свирепым недоверчивым выражением лица, которое вопило громче, чем любые слова, что они явно не одобряют это праздничное сборище. Их суровое молчание передалось толпе, и неловкая тишина повисла над ней, прервав веселье.
Гилберт Криспин стоял впереди группы, его рука теребила рукоятку меча, словно он мечтал о том, чтобы врезаться с ним в плотную толпу притихших саксов. Ротгар на мгновение вновь пришел в отчаяние. Неужели Мария снова его обманула с этой басней о его ранении на шее и о медленном действующем яде, о его слабости, о дергающихся членах?
Но вот радостно зазвучали ее слова над молчаливой толпой. Мария закричала:
- С наступлением славного праздника Пасхи, милорд!
Ротгар, с трудом отведя взгляд от Гилберта, силой заставил себя посмотреть на нее, чтобы собственными глазами убедиться в том, отвечало ли выражение на ее лице во время приветствия Гилберту легко угадываемому в ее голосе восторгу.
Но она не смотрела на Гилберта. На какую-то секунду ее широко раскрытые, карие с золотистым отливом глаза встретились с глазами Ротгара, и она, повернувшись с легкой улыбкой, сделала глубокий, приветливый реверанс перед своим братом Хью.
- Глазам своим не верю! - пронзительным дискантом прокомментировал Филипп. - Меня заверяли, что такое просто невозможно...
- Заткнись! - грубо одернул его Уолтер.
Толпа саксов разом выдохнула. Никто еще из них никогда не видел так близко своего сеньора Хью де Курсона, только издали.
Настроение у Ротгара мгновенно поднялось, когда он вдруг вспомнил рассказы Марии о его дурном характере, особенно тогда, когда в толпе все, как один, невольно сделали шаг назад. Вся раскрасневшаяся Эдит с гордым видом стояла рядом с Хью, прижимаясь к его руке, что, несомненно, приводило в смущение тех, кто были уверены в монашеских склонностях своего сеньора.
Хью, протянув свободную руку Марии, прошептал ей по-норманнски:
- Не глупи!
- Говори на их языке, - ответила она, выпрямившись.
- Поздравляю всех со славным праздником Пасхи, - крикнул Хью, возвращая людям праздничное настроение.
Толпа расступилась, давая возможность Хью с Эдит проследовать медленно к большому столу, затем снова сомкнулась. Каким-то образом в этом людском водовороте Ротгар очутился рядом с Марией.
- Мне так хочется тебя поцеловать, - прошептала она. - Но Хью требует, чтобы я сидела рядом с ним, он не так легко говорит на сакском языке, как я, а знания норманнского у Эдит относятся в основном к области религии. Нет, только не смотри на меня. - Он отвернулся, но в это мгновение почувствовал руку Марии в своей. Она обвила двумя пальцами его большой палец, и он приложил их к бедру.
- Давай уйдем сейчас. Насколько я вижу, Хью вполне дееспособен. В этой сутолоке никто не заметит, как мы выскользнем наружу. - Он пытался отвечать ей шепотом, но шепот оказался таким громким, что его мог любой легко услышать. Сердце его откликнулось на предложение яростным, почти мятежным биением, но он посчитал уместным сейчас это скрыть. Он не спускал глаз с Хью, но какое-то сверлящее ощущение в затылке напоминало ему, что Гилберт рядом. Внутри у него зазвенел тревожный голос судьбы.
- Сейчас, - повторил он. - Меня всего трясет лихорадка от грызущей меня тревоги, я хочу увезти тебя отсюда, покуда с нами не стряслось что-нибудь ужасное. Ты уверена, что твой брат теперь в состоянии взять бразды правления в свои руки?
Она молчала. Если бы только не острое ощущение от ее пальцев, он мог бы подумать, что она уже замешалась в толпе.
- Я не знаю, - ответила она наконец, и в голосе ее чувствовался надрыв.
- Мария! - Пронзительный зов Хью заглушил музыку и гул окружающей их толпы.
- Я не могу оставить его одного сейчас. Он не знает этих людей. Он может испугаться, и демоны снова примутся за его больной мозг. - Она отдернула пальцы, но он их перехватил.
- С ним ты только сейчас, а со мной будешь гораздо дольше. Скажи "да", Мария.
- Мария! - вновь позвал ее Хью.
- Скажи, что ты убежишь со мной сегодня же ночью, - сказал Ротгар, все крепче сжимая ее пальцы.
- Ладно, мы бежим сегодня ночью, ты, упрямый сакс.
- Как мне хочется тебя поцеловать, - повторил он ее слова, удивляясь, почему он при этом не испытывает обычного радостного возбуждения, лишь какое-то тягучее мрачное предчувствие близкой утраты, утраты навсегда.
Они не коснулись друг друга руками, но, когда он, пойдя на риск, глянул на нее, она, скосив свои смеющиеся глаза, внимательно смотрела на него, а ее губы изогнула соблазнительная улыбка. Она заставила чувственно задрожать его губы в ответ, и он почувствовал, как передавшаяся ему теплота огнем заливает его чресла. Ее откровенный флирт подавил в нем все страхи.
- Мне так не хочется уходить от тебя сейчас, - сказала она. - Но Хью мы можем понадобиться обе, - и я, и Эдит, чтобы помочь ему разобраться с просьбами этих людей. - Теперь она смело, открыто взяла его за руку, и они тут же забыли об окружающей их толпе. Сердце Ротгара начало успокаиваться; нет, он этого не позволит, с ней ничего не случится, покуда он стоит рядом.
- Кто это такой? - спросил Хью с намеренной холодностью в голосе, когда они подошли и остановились перед ним. От такого отношения Ротгар насторожился. Увидев его, Эдит заметно напряглась. Вся покраснев, Мария сжимала его руку, она смеялась, ее платок слегка сбился у нее на голове.
Ротгар решил отвечать за себя, в каком-то смысле это была их первая встреча.
- Меня зовут Ротгар.
Хью уставился на него; Ротгар ответил тем же. Бледность лица Хью, маленькие морщинки вокруг глаз говорили о его физических страданиях, но в его таких же карих с золотистым отливом глазах, как и у Марии, светился проницательный разум. Тот безумец, развалина, любитель кукол, кажется, исчез, исчез навсегда.
