Николай Новиков - Опасная любовь
— О людях думаю. О покупателях. Они должны быть уверены, что мы торгуем честно. Что у нас не только качественный товар, но и приемлемые цены Я вчера говорила с Радиком Ивановичем, эта цена вполне компенсирует затраты фирмы, прибыль идет хорошая. Поэтому, Любовь Борисовна, я не разрешаю задирать цену. Мне репутация магазина и доверие покупателей дороже сиюминутной выгоды.
— Детсад какой-то! — фыркнула Любовь Борисовна и направилась к двери.
— И вот еще что, — сказала вслед ей Наташа. — Будьте добры, проследите за тем, чтобы все костюмы попали в торговый зал. Никакой мелкооптовой торговли. Сотрудники, если хотят, могут приобрести лишь по одному костюму.
— А покупатели? — язвительно спросила Любовь Борисовна.
— Тоже по одному, — спокойно сказала Наташа.
— Я совершенно не понимаю вас! Минуту назад утверждали, что нам выгодно побыстрее продать всю партию, а мелким оптом мы бы сдали ее за день, ну — за два! Так почему же нельзя?!
— Потому что большую часть товара мы могли бы распродать мелким оптом, предложений об этом хватает. И — встречать покупателей голыми прилавками. Они бы скоро забыли дорогу к нам. Вы этого хотите?
— Ничего я не хочу! — отрезала Любовь Борисовна и удалилась, раздраженно качая головой.
До обеденного перерыва оставалось полчаса, когда в комнату стремительно вошел Радик. За ним семенила Любовь Борисовна.
— Ты почему не хочешь поднимать цену на костюмы?! — грозно спросил Радик и подмигнул Наташе.
Любовь Борисовна, которая не видела лица босса, тут же шагнула вперед и сказала:
— Мне кажется, Наталья Николаевна делает большую ошибку. Она считает, что мы должны чуть ли не даром отдавать товар.
— Я хочу, чтобы у нашего магазина была добрая репутация, — устало сказала Наташа. — Чтобы покупатели уходили от нас довольными и все время возвращались к нам.
— Ну! — рявкнул Радик, поворачиваясь к заместителю. — А ты, Любовь Борисовна, не хочешь? Зачем тебе покупатели, да? Слушай, скажи, что хочешь? Такой магазин, каких в Москве навалом, да? Пусть товар лежит, двадцать человек зайдут — хорошо, сорок — успех. Так хочешь, да?
— Я же о прибыли всей нашей фирмы думаю, Радик Иванович, — испуганно сказала Любовь Борисовна, явно не ожидавшая такого поворота.
— Здесь думают о прибыли, — Радик постучал пальцем себе по лбу, потом ткнул этим же пальцем в Наташу: — Там тоже думают. Как придумают, тебе скажут. Ты делай. Если думаешь по-другому — скажи директору. Если не согласна — иди, слушай, куда хочешь. Не надо меня беспокоить, жаловаться.
— Я хотела, как лучше, но если вы считаете… — Любовь Борисовна обиженно поджала губы.
— Мы считаем, — важно сказал Радик. — Это были неприятности, да? Все, их нет. А теперь приятные новости. — Он открыл кейс, достал несколько пачек крупных купюр в банковской упаковке. — Позови бухгалтера, Любовь Борисовна, деньги всем работникам принес. Хочешь деньги?
— Действительно приятная новость. — Любовь Борисовна забыла про свою обиду и даже улыбнулась. — Это уже зарплата?
— Нет, премия. Зови бухгалтера, в обеденный перерыв пусть все получат. Хорошо работаешь, Любовь Борисовна, заслужила премию. Будешь плохо работать — не получишь.
— А правда, за что премия? — спросила Наташа, когда Любовь Борисовна удалилась. — Мы ведь только начали работать, еще никаких особенных успехов не добились.
— За отличное начало. Я бы сказал даже так: за классный маневр во время открытия нового магазина. Тебя в той ведомости нет, ты идешь по другому списку. Вот, держи. — Радик вытащил из кармана пиджака конверт, протянул Наташе. Из кейса достал другую ведомость. — Там пятьсот баксов, а здесь распишись.
— Пятьсот? — ужаснулась Наташа. — Но это же очень много!
— Сколько заработала. Расписывайся. Про это говорить никому не надо. Зачем, слушай? На следующей неделе, когда Шеваров приедет из командировки, соберем всех директоров и заместителей, поговорим о работе. Хвалить тебя будем. Шеварову тоже очень нравится, как ты поставила дело.
— Спасибо, — сказала Наташа.
— Не за что, — усмехнулся Радик. — Ты лучше скажи мне, почему не выгонишь эту Любовь Борисовну?
— Я не могу, Радик, — призналась Наташа. Она старательно расписалась в ведомости, спрятала конверт в сумочку. — Мы иногда по-разному смотрим на вещи, но… она ведь не виновата в том, что привыкла к советской системе торговли. Думаю, со временем мы найдем общий язык. А вообще она хороший специалист.
— Смотри сама, Наташа. А почему такая грустная? Муж ревнивый, да? Скажи, пусть бегает по вечерам, я бегаю, посмотри — совсем не ревную жену!
— Ну, ему не нравится, когда ты звонишь поздно вечером, — осторожно сказала Наташа.
— Я не нравлюсь?
— Нет, дело не в тебе. Он вообще считает, что торговля грязное дело, не хочет, чтобы я здесь работала.
— А ты хочешь?
— Да.
— Тогда скажи мужу, работа хорошая, Радик тоже хороший, сам пусть вечером бегает — совсем будет хорошо. — И он засмеялся, довольный собственной шуткой.
Ванная была просторной, но грязной и запущенной. Кафель на стенах облупился, сама ванна — вся в ржавых пятнах и подтеках. Ни стеклянной полочки над раковиной, ни зеркала — ничего больше из того, что обычно бывает в ванной комнате. Но зато была раскладушка и грязное, потрепанное одеяло. На правой руке Ирины было защелкнуто стальное кольцо наручников. Второе кольцо присоединялось к полутораметровой цепи, а цепь, при помощи вторых наручников, крепилась к водопроводной трубе.
Похоже, труба эта была такой ржавой, что, если как следует потянуть на себя, упершись ногами в стенку, можно и сломать ее. Но главарь похитителей, брюнет по кличке Король, объяснил вчера Ирине, что если она это сделает, они просто перекроют воду. А у нее под ногами будет болото, из-под ванны столько нечисти выплывет, вряд ли она будет довольна.
Ирина и не пыталась привыкнуть к своему новому положению. Эта ванная, наручники, бандиты за дверью, запертой на широкий засов, — все казалось нереальным.
Она так и не узнала, зачем ее похитили. Бандиты обращались с нею не грубо, изнасиловать не пытались, выводили в туалет, если она просила, кормили вареной колбасой и… ничего не объясняли.
Ирина посмотрела на свои часики: тринадцать двадцать, значит, уже более полусуток она в плену. Попыталась устроиться поудобнее на шаткой раскладушке, но стальная цепь и наручники не позволяли лечь, как хотелось. Из-за этих наручников она всю ночь не спала.
Поначалу ждала, что вот-вот выяснится, что это ошибка, и ее отпустят, готова была простить своим мучителям все, не говорить никому о том, что ее похитили, потом представляла, как ворвутся в грязную квартиру милиционеры, схватят бандитов, а ее отвезут домой, к Арику. Утром надеялась, что придет Степан Петрович, она извинится перед ним за Аристарха, и он поймет, простит и прикажет отвезти ее домой… А еще думала о том, как переживает сейчас Аристарх, обнаружив дома ее записку, и какой он дурак, если и вправду изменил ей с этой Шурой Ланкиной, и какая она дура, что связалась со Степаном Петровичем…
Теперь, когда уже и полдень миновал, она ни на что не надеялась, ни о чем не думала, просто лежала на раскладушке в неудобной позе и отрешенно смотрела в потолок. Ожидание худшего парализовало ее волю, но страха не было, только — полная безразличность.
Ирина услышала, как хлопнула входная дверь, потом заскрипел засов на двери ванной. Она повернула голову и увидела главаря бандитов.
— Ну как? — осведомился он. — Не обижают?
— Что вам от меня нужно? — хриплым голосом спросила она. Ночью долго плакала, теперь побаливало горло.
— Ничего.
— Тогда зачем вы меня привезли сюда? Если хотите получить выкуп, то знайте, денег у нас нет. И взять их негде.
— Я спросил, ребятки не обижают? Не пользуются твоим положением? Если что-то не так, скажи.
— Как они должны пользоваться моим положением? — не поняла Ирина.
— Как бабой! — рявкнул брюнет. — Раздвинуть ножки и попользоваться тем, что у тебя там есть. У тебя много чего есть… аппетитного. Но это не для них.
— Скотина… — прошептала Ирина. — Это что, Степан Петрович так приказал, да?
— Неважно, кто. Значит, все нормально.
— Ты считаешь это нормальным? Снимите с меня дурацкие наручники, я спать не могу в них.
— Днем спать вредно. А вечером… посмотрим на твое поведение. Можем связать руки-ноги и рот заткнуть, а можем и снять наручники. Все зависит от тебя, лапуля.
— А что будет дальше?
— Ничего. Какое-то время ты посидишь здесь, а потом побредешь к себе домой.
— Но тогда зачем?.. Какой в этом смысл? Я не верю тебе!
— Имеешь право не верить, — хмыкнул Король. — У нас теперь демократия, хочешь — верь в светлое будущее капитализма, хочешь — не верь.
