Паркинсон Кийз - Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 1
— Но тогда мадам не сможет надеть его! И появиться так на людях!
— Это ведь моя забота, а не ваша, не так ли?
* * *Она вышла от портнихи в превосходном настроении и отправилась дальше по магазинам. Купила огромный чемодан, потом еще один, поменьше, специально изготовленный для того, чтобы хранить в нем головной убор, нижнее белье и всевозможные аксессуары. Кроме отделения для шляпок в нем еще имелось особое отделеньице для перчаток, еще одно — для чулок, следующее — для туфель и даже специальное отделение для зонтика. Доротея купила все необходимое для заполнения этих отделений и наконец приобрела новый корсет.
Она попросила изготовительницу корсетов измерить ее талию, потом сняла старый корсет и долго стояла в одной нижней рубашке и шелковых чулках, ожидая, пока ей не подгонят новый. Когда наконец корсет подошел и был надет, она попросила снова измерить ей талию.
— Она теперь на два с половиной дюйма тоньше! — радостно воскликнула корсетница.
— Этого недостаточно. Затягивайте шнуровку до тех пор, пока она не станет еще на дюйм тоньше.
Мастерица громко запротестовала, как обычно это делают корсетницы по разным поводам. Однако повиновалась. Когда шнуровка производила свою жестокую работу над телом Доротеи, та не издала ни звука, корсет стягивался с обеих сторон все туже и туже, пока его края не встретились. И тут корсетница снова померила ее талию и снова закричала, на этот раз от восторга.
— Мадам очень храбрая и заслуживает награды! — сказала она, протягивая Доротее сантиметр и держа палец на той отметке, что обозначала длину ее талии. — Очень мало кто из моих клиенток понимает истину поговорки: «Il faut souffris etze belle!»[62] Наверное, затяни я корсет потуже, мадам уже не вытерпела бы, верно?
— Отчего же? — гордо осведомилась Доротея. Естественно, она испытывала сильные страдания, однако ни за что не позволила бы корсетнице ослабить шнуровку, не говоря уж о том, чтобы снять корсет. Ей казалось, что эта боль сродни боли другой, более глубокой и резкой, которая разрывала ей сердце, и ее поддерживала надежда, что однажды она освободится от всех мук, и это было частью ее плана.
* * *Твердое убеждение в этом окрыляло ее все время, пока она принимала гостей в тот прощальный вечер. Она была одета в красное атласное платье и понимала, что все взоры устремлены на нее, как она и ожидала. Ее совершенно не расстроило, когда миссис Винсент и миссис Сердж сразу отвели от нее свои смущенные взоры. Она ожидала — по меньшей мере надеялась, — что ей больше никогда не понадобится встречаться с миссис Эми Сердж; а с тех пор, как она добилась от миссис Винсент рекомендательного письма, где ее представляли родственникам де Шане во Франции, эта женщина тоже не представляла больше для нее никакой ценности, став совершенно бесполезной. Да, польза от этой дамы была для Доротеи уже в далеком прошлом. Мистер Винсент был светским, умудренным жизненным опытом мужчиною, его непросто было шокировать (если, разумеется, речь шла не о женщинах его семейства), но тем не менее он не мог представить себе хозяйку дома с обнаженной грудью, подчеркнуто белоснежной на фоне алого лифа, который клинообразно сужался книзу до тончайшей линии талии, чтобы вновь внезапно расшириться под нею. Гилберт Леду был просто местным нотариусом, провинциалом, и его мнение, хорошее оно или плохое, не в счет, хотя, честно говоря, из его глаз не исчезли нескрываемое восхищение и удивление. Единственное мнение, имевшее для нее значение, — это мнение Клайда. И Доротея заметила, что Клайд пребывает в лихорадочном волнении. Он смотрел на нее, чтобы потом отвернуться, но лишь для того, чтобы взглянуть вновь.
Она усадила его за стол так, чтобы он находился напротив нее, что, кстати, было совершенно естественно, ибо теперь хозяином Синди Лу считался Клайд. И хотя Доротея была вполне внимательна и к Гилберту Леду, сидящему слева, и к мистеру Винсенту — справа, она успевала взглянуть на Клайда и уловить его жадный взгляд. Однако она не удостаивала его ответом, лишь изредка едва вскидывая голову. Обед был прекрасным, все хвалили его устроительницу. Клайд тоже сделал Доротее комплимент. И хотя он очень много пил, но почти ничего не ел, равно как и дамы, сидящие по обеим сторонам от него. Доротея спрашивала себя, догадываются ли дамы о смятении его чувств, которое было для нее столь очевидно.
Его алчный, страстный взгляд преследовал Доротею, и когда она предложила дамам вернуться в гостиную выпить чаю, в то время как джентльмены направились выкурить сигару, выпить портвейна и предаться беседе, обычной в таких случаях. Однако на этот раз сигары и портвейн заняли гораздо меньше времени у представителей мужского пола, и Доротея сделала вид, что очень удивлена тем, что мужчины возвратились к дамам. Тогда она предложила им выпить кофе, а потом — сыграть в карты. Ведь неплохо сыграть вшестером в карты… разумеется, только не в покер, в который дамы играть не умели. Но, конечно же, можно за одним столом сыграть в вист, а за другим — в безик или криббидж и при этом почаще меняться партнерами, поскольку такие перемены, возможно, внесут праздничную атмосферу в этот прощальный обед, еще больше сдружив всех друг с другом. Таким образом, обед превратится в длинный званый ужин.
Ее предложение было принято, и сначала в криббидж играли миссис Сердж и Бачелор, а остальная компания, разбившись на пары, играла в вист. Естественно, потом, после смены партнеров, Клайд оказался с Доротеей за маленьким столиком для криббиджа. Учтиво отодвигая стул, чтобы помочь ей усесться, он ловко и незаметно сунул ей в ладонь листок бумаги.
Она не менее искусным жестом спрятала записку в декольте, якобы извлекая носовой платочек. Однако прочитала записку не сразу. Она сделала это только после того, как гости, пожелав ей счастливого путешествия, удалились. Записка содержала только пять слов:
Ты выиграла, черт тебя побери!
Доротея медленно поднялась наверх, по пути потушив свечи и оставив в холле лишь одну лампу, которую прикрутила так, что она светила еле-еле. Затем осмотрела столовую и кухню, удостоверившись, что в доме никого нет. В доме и вправду было пусто, вокруг все сверкало. Дом приведен в полный порядок. Белла со своими помощниками отлично проделала всю работу. Еще раз внимательно осмотрев дом, Доротея подергала ручку входной двери, убедившись, что она заперта не на ключ. Только тогда она отправилась к себе и разделась. Ванну она приняла незадолго до званого обеда и теперь только окропила себя ароматной водой. Затем улеглась на свою огромную императорскую кровать и стала ждать.
Ждать пришлось совсем недолго. Она была уверена, что Клайд не поедет в отель, куда по дороге домой повезет его Гилберт Леду. Но она все-таки не поняла, как ему удалось настолько быстро вернуться, причем не на бричке Леду, а пешком. Она услышала только быстрый топот ног по лестнице, а затем увидела Клайда, буквально ворвавшегося к ней в спальню.
— Ты — дьявол! — прошептал он, сжимая ее в объятиях.
От такого стремительного напора она даже не успела испугаться и почувствовать возмущение столь бесцеремонным вторжением. Сейчас было важно одно: он возвратился и надо одержать победу над ним. Пока они не заговорили, она не чувствовала боли и обиды.
— На этот раз, — прошептала она, прижимаясь к нему, — на этот раз ты останешься.
— Останешься? — с недоумением спросил он. — Что ты подразумеваешь под этим «останешься»?
— Я хочу сказать, что мы предназначены друг для друга судьбой. Я сразу это поняла. А тебе для этого понадобилось так много времени… Но теперь ты тоже должен понять.
— Я знаю одно: завтра утром ты уезжаешь из Луизианы… Вернее, уже сегодня утром. Поэтому у тебя не осталось времени одурачить меня вновь. То, что случилось до этого, — просто вспышка страсти. И я никого не виню в этом, ни тебя, ни себя. Однако ты заранее задумала и подготовила это. И решила завлечь меня в ловушку. Я это понял и тем не менее снова пришел…
— Если бы я не считала, что ты действительно меня любишь… ну, по меньшей мере полюбишь…
Он громко рассмеялся.
— Ничего подобного ты не думала. И ты тоже не влюблена в меня. Тебя просто охватила страсть. О Боже! Я сам поступил как животное! Какое же все-таки я животное!
И он ушел так же стремительно, как и ворвался к ней. Она пыталась задержать его, бросившись ему на шею, говоря, что ради него откажется от всего на свете, даже от возвращения во Францию… Что не станет требовать, чтобы он женился на ней, что никому не расскажет об их связи. Она дошла до того, что обнажилась, чтобы соблазнить его. Однако он вырвался из ее рук и ушел, не промолвив ни слова.
Она не могла простить, что он повел себя с ней, как со шлюхой. Хотя ей и в голову не приходило, что она вела себя именно как шлюха.
