Дэвид Лоуренс - Белый павлин. Терзание плоти
Мег склонилась над девочкой. Соску вскоре нашли и вытерли о курточку мальчика, после чего засунули в ротик ребенка. Мег осторожно высвободила свой палец из крошечной ручонки девочки и забралась в повозку, строго приказав мальчикам:
— Смотрите за ней лучше, у бедного ребенка нет матери. Господь смотрит и видит, как вы обращаетесь с ней… поэтому будьте осторожны, приглядывайте за ней.
Мальчики стояли с пристыженным видом. Джордж прищелкнул языком, кобыла зацокала копытами, а когда мы поехали, кинул несколько медяков мальчикам.
Пока мы ехали, я смотрел, как маленькая группка уменьшалась на дороге.
— Как нехорошо, — сказала она, и в ее голосе слышались слезы. — Бедная крошка…
— Ах, — сказал Джордж мягко, — в городе и не такое увидишь.
Мег, не обращая на него внимания, сидела и по-женски размышляла о покинутом ребенке и обвиняла жестокий мир. Он же, полный нежности и желания оберегать ее, смотрел на девушку ласково и чувствовал себя несколько удрученно, потому что она не обращала на него внимания и сидела обособленно. Тогда он сосредоточился на вожжах, и так они ехали, как бы отделенные друг от друга, пока Мег не пробудилась от шума города. Лошадь очень нервно воспринимала машины, а когда мимо прошел тягач, она дернулась. Мег испугалась и снова прижалась к Джорджу. Она обрадовалась, когда мы миновали кладбище с его белыми каменными памятниками и выбрались на тихую улицу.
Но когда мы спешились и передали вожжи какому-то бездельнику, она стала смущенной, застенчивой и робкой в высшей степени. Он взял ее под руку, а заодно и под свою опеку, засмеялся и повел по ступеням учреждения. Она чувствовала себя полностью в его руках, и он заботился о ней.
Когда, через короткое время, они вышли, она щебетала со стыдливой благодарностью. Он был очень тих и, казалось, даже затаил дыхание.
— Какой забавный маленький человечек, правда? Я все правильно делала?.. Даже не понимала, что делаю. Уверена, они смеялись надо мной… Как ты думаешь, смеялись? О, ты только взгляни на мое платье… какой вид! Что они подумают!..
Маленькая девочка слегка выпачкала ей платье спереди.
Джордж повез нас в город. Когда мы оказались возле магазинов на Мэнсфилд-роуд, он снова собрался с духом.
— Куда мы едем… куда ты нас везешь? — спросила Мег.
— Можем хорошо провести день, раз мы уж здесь, — ответил он, улыбнувшись, и опять щелкнув кобыле. Они оба чувствовали себя так, как будто пустились в увлекательное путешествие. Он поехал к Спред-Игл, и мы отправились искать перчатки для Мег. После того, как он купил их ей вместе с большим кружевным шарфом, украсившим ее, он заявил, что хочет обедать.
— Отправимся-ка, — сказал он, — в отель.
Она широко раскрыла глаза, услышав это, и отвернулась со страхом и тайным восторгом. Никто из них никогда не был в отеле. Она действительно была испугана. Умоляла его отправиться в столовую, в кафе. Тот упорствовал.
Он любил делать то, что было сопряжено со страхом. Ему нравилось… это было почти как опьянение… нравилось быть храбрым. Он боялся города. Боялся вообще чужих мест. А для него все было чуждым, кроме Неттермера. Поэтому он решительно пересекал любые границы и двигался навстречу неизведанному.
Мы отправились в отель «Виктория»… наиболее известный, как он думал… и ели ланч, какой был указан в меню. Молодожены были похожи на детей, очень испуганных и тем не менее получавших удовольствие от собственных проказ. Он даже не подумал о том, что нужно сделать заказ. Не обращался ни к кому, ни к официанту, ни вообще к кому бы то ни было. Это за него сделал я, а он смотрел на меня, впитывая в себя, учась, удивляясь, как все просто и приятно. Я пробормотал заказ через стол, а они покраснели и посмотрели друг на друга, нервно засмеявшись.
Трудно сказать, доставил ли им удовольствие этот ланч. Что касается Мег, думаю, что нет… даже несмотря на то, что она была с ним. А вот насчет Джорджа у меня сомнения. Он страдал от того, что следует вести себя с достоинством, и нервничал, но в то же время был опьянен неожиданным приключением, чувствовал себя, словно житель маленького острова, впервые ступивший на континент. Это был первый шаг в большую жизнь, и он думал над этим, получая удовольствие от стаканчика бренди. И все-таки страшно нервничал. Видно, не мог отделаться от чувства, что нарушает границы дозволенного.
— Как мы проведем сегодняшний день? — спросил он.
Было предложено несколько вариантов, но Мег высказалась за Колвик.
— Поедем на пароходе в Колвик-парк. В этот день там будет представление. Это будет просто здорово.
Через некоторое время мы мчались уже в машине к Трент-Бриджиз. Было обеденное время, и толпы людей из лавок и магазинов спешили по тротуару в лучах солнечного света. Солнце отбрасывало их тени на стены магазинов, повсюду сновали люди, одетые ярко, по-летнему, Когда машина остановилась на большой площади у рынка, мы сразу ощутили запах фруктов: апельсинов, маленьких абрикосов, груш, разложенных живописно на прилавках. Потом снова пересекали темные переулки и попадали в поток солнечного света. На высокой скале стоял замок, освещенный солнцем. Фонтан вздымал водяные струи, липы отбрасывали зеленые мерцающие тени на домики для бедных.
В Тренте было много народу. Мы стояли на мосту и смотрели на искрящуюся реку, в безмолвном танце текущую в море. У берегов стояли прогулочные пароходики. Мы взошли на борт одного из них и заплатили по шесть пенсов. После долгого ожидания мы наконец отчалили, возбужденные предстоящим путешествием. Где-то внизу звучали два банджо, и пассажиры пели под музыку. Несколько лодок качались на воде. Вскоре справа показались зеленые луга с изгородями из колючего кустарника, а слева — красная скала, покрытая темными деревьями.
Мы высадились в Колвик-парке. Было рано, и там бродило мало народу. На деревьях висели незажженные разноцветные фонарики. Трава была сильно помята. Мы пошли по аллеям парка, пока не уткнулись в границу, где как раз начинались беговые дорожки с коротко подстриженной травкой, с белыми барьерами. Они были свалены в тени, и я недоумевал почему. Потом стали прибывать люди, много людей. Становилось шумно, даже слишком. Некоторое время мы слушали концерт на открытом воздухе, который давал местный Пьеро. И надо сказать, довольно вульгарный. Мне вспомнились в этой связи Коуз, Ярмут. Точно такие же глупые лица, такое же назойливое треньканье расстроенного пианино, те же песни, те же жалкие хоры певцов, те же шутки, остроты. Мег была очень довольна. На вульгарность она не обращала внимания. Она смеялась и вполголоса подпевала хору. Ей все очень нравилось: «О, теперь очередь Бена. Мне он нравится. Он так здорово подмигивает. Посмотрите, как Джой старается быть забавным!.. Ой, у него не получается. Он выглядит таким растяпой!..» Она хихикала в плечо Джорджу. Тот тоже смеялся.
За чаем, на зеленой веранде, она постоянно напевала песенки, и его лицо прояснялось, когда она смотрела на него, тогда он начинал петь вместе с ней sotto voce. Он не испытывал смущения и стеснительности здесь, в Колвике. Вел себя беззаботно, с чувством собственного достоинства. Даже держался с некоторой насмешливостью. Небрежно заказал омара за чаем. Это было также для него внове. Здесь он не колебался, чувствовал свое превосходство. И он, и Мег искренне радовались жизни.
Когда они приехали в Ноттингем, она настояла на том, чтобы не идти в отель, как он предложил раньше, и он согласился. Вместо этого они поехали в Замок. Мы стояли на высокой скале в этот прохладный день и смотрели, как солнце спускается над большой равниной, где города начинаются и заканчиваются, а реки бегут себе дальше, окруженные лугами. В картинной галерее была прекрасная коллекция работ Артура Мелвилла. Мег нашла их странными. Я начал им объяснять, его творческую манеру, но она откровенно заскучала. На улице играл военный оркестр. Мег захотела пойти туда. Горожане танцевали прямо на траве. Она захотела присоединиться к ним, но не умела танцевать. Поэтому они сели и просто смотрели.
Вечером мы собирались пойти в театр. В Королевском театре «Карл Роза Компани» представляла «Кармен». Мы расположились в бельэтаже, «как герцоги», сказал я им и увидел в его глазах выражение удовлетворения от нового приключения. В театре, среди людей, одетых в вечерние костюмы и платья, он чувствовал себя по-детски раскрепощенным. Создавал впечатление шаловливого ребенка. Оказавшись вдали от своих родных мест, от Неттермера, он как бы шалил весь день.
«Кармен» произвела впечатление на них обоих. Веселая, беззаботная жизнь южан поразила их. Их покорило и то, как свободно там люди играют с жизнью. Они как завороженные смотрели на сцену. В антракте, взявшись за руки, они смотрели большими, широко открытыми глазами друг на друга, смеялись от возбуждения, обсуждали оперу. Вокруг нас зрительный зал волновался и гудел, как растревоженное осиное гнездо. Потом, подобно шторму, грянула музыка. На сцене чужие, непонятные герои шли навстречу своей судьбе, навстречу трагедии и смерти. Мои друзья вздрогнули от предчувствия беды. Когда все закончилось, они встали очарованные, у нее на глазах были слезы, у него сердце билось странно и гулко.
