Генрих Шумахер - Последняя любовь лорда Нельсона
Итак, дорогая моя миледи, посоветуйте милорду Нельсону поступить с Неаполем, как с каким-либо мятежным городом Ирландии, который вел себя таким же образом. С количеством считаться не следует; несколько тысяч преступников не сделают Францию сильнее, в то время как мы почувствуем себя лучше. Речь идет о нашем спокойствии в будущем. Этого требует наш верный народ.
Ваш навеки верный друг Шарлотта.»
В своей записке Нельсону Фердинанд высказывал то же самое отрицательное суждение о какой бы то ни было капитуляции и ссылался на большое письмо Актона, содержащее его пожелания.
В свою очередь Актон от имени короля просил уничтожить все невыгодные для трона соглашения, захватить мятежников и вплоть до вынесения им приговора держать их под стражей на британских судах. На том же корабле был доставлен приказ кардиналу подчиниться Нельсону, способствуя ему в его действиях. Если же он тем не менее станет Нельсону противиться, тот вправе воспользоваться предоставленными ему полномочиями — взять Руффо под стражу и отправить его в Палермо как арестованного за преступления против государства.
* * *Тем же вечером Нельсон отправил Фута в Палермо с сообщением, что он разорвал соглашение о капитуляции. Затем он приказал обыскать барки, доставить всех республиканских высших чиновников и деятелей на борт «Фоудройанта», заковать их в кандалы и поместить в темный, превращенный в тюрьму кубрик[61].
Спрятавшись за перегородкой, Эмма смотрела, как они проходили мимо. Она узнала почти всех. Когда-то мирно с ними общалась; улыбаясь, слушала, как они восхваляли красоту, грацию, искусство «белокурой Мадонны».
И вот… Они шагали молча, с гордым презрением на ставших суровыми лицах. Габриеле Мантоне, военный министр республики; Оронцио Масса, Бассет, генералы; Эрколе д’Агнезе, Доменико Чирилло, президенты комитетов…
Увидев Чирилло, она бросилась вперед. Схватила его руку, хотела что-то сказать и разразилась слезами.
Он взглянул на нее и тихо покачал головой, как делал раньше, предостерегая ее от проявлений чрезмерной пылкости. Мягко отодвинул ее руку и пошел дальше.
С ним — длинная вереница спутников. Звеня кандалами, они исчезали в черном провале люка.
Глава тридцать вторая
На следующее утро Харди доложил, что схвачен Караччоло.
Переодетый крестьянином, герцог нашел убежище у одного из своих прежних слуг. Но слуга этот, польстившись на обещанную за голову Караччоло награду, сообщил о нем полковнику «Армата Кристиана» Шипьоне делла Марра. Марра, разделявший общее недоверие к кардиналу, утаил от него этот донос, сам во главе нескольких приближенных лиц ночью напал на спящего герцога, велел заковать его в кандалы и отправил на «Фоудройант».
На губах Нельсона промелькнула улыбка, полная горького презрения.
— Что же вы сделали с этим образцом всех клятвопреступников, Харди?
Капитан посмотрел ему прямо в глаза.
— С позволения вашего лордства… Я приказал снять с него наручники, предложил ему прохладительные напитки. А так как он от них отказался, я поместил его в пустую каюту, поставил у дверей двух человек с заряженными ружьями и поручил лейтенанту Паркинсону его охранять.
Глаза Нельсона засверкали.
— Скажите Паркинсону, что он отвечает за жизнь этого человека своей честью. А сами вы, Харди, приготовьтесь отправиться с посланием к графу Турну на «Минерву». Быстро прошу вас, быстро!
Капитан поспешно удалился. Нельсон сел за письменный стол и начал писать.
Эмма тихо подошла к нему.
— Горацио…
Но Харди уже вернулся. Нельсон вручил ему письмо. Подождал, пока Харди ушел, и затем повернулся к Эмме.
— Военный суд из офицеров неаполитанского флота под председательством Турна вынесет приговор Караччоло. Его преступления общеизвестны. Нарушение присяги и служебного долга, государственная измена, явно враждебное отношение к флагу, кораблям, к товарищам, отданным под его командование. Если его судьи — люди чести, то будет просто вынести приговор: смертная казнь через повешение.
Эмма вскочила, дрожа:
— Горацио! Вспомни, он старик… из уважаемого рода…
— Разве седые волосы и дворянство дают привилегию совершать подлости?
— Но… говорят, что якобинцы угрозами заставили его…
— Кто может заставить честного человека поступать недостойно? И даже если он на какое-то мгновение поддался слабости, почему он потом не поступил так же, как сотни других, бежавших на Прочиду? Ему достаточно часто представлялась такая возможность. Однако он остался. Повел свои канонерки против «Минервы». Потому что он рассчитывал на «Галлиспану»! Но для того, чтобы в случае самого плохого исхода иметь оправдание, он сделал вид, что его заставили. Лицемер он, трусливый предатель, бесчестный солдат. Не стоит и щепотки пороха. Если приговор будет таков, как я ожидаю…
Она со страхом схватила его за руку.
— Ты ведь не позволишь сделать это, Горацио? Ты подождешь приезда короля?
— Короля? При чем тут король? Мне поручено наказать кого-либо в пример другим. Можно ли найти что-нибудь лучше? Я — верховный судья, уполномочен решать вопросы жизни и смерти. Не забывай, что капитуляция Руффо никак не защищает Караччоло. Его не было в замках, когда ее подписали. Как солдат-дезертир он подлежит суду по законам военного времени. Приговор будет приведен в исполнение. Он не прав, правда на моей стороне. — Его губы тронула горькая усмешка. — И тем не менее я знаю, что мои недруги поднимутся против меня, обвинят в нарушении договора, в жестокости, в мстительности. И в том, что поддаюсь наущению леди Гамильтон… Не прерывай меня, возлюбленная моя! Разве ты не видишь, как тяжело мне об этом говорить?
Чтобы успокоить ее, он попытался привлечь ее к себе. Но она высвободилась и, бледная, пристально смотрела на него.
— Поэтому? Поэтому все последнее время ты держался со мной так замкнуто?
Он кивнул.
— Я хочу один нести ответственность за все, что здесь происходит. Тебя не должно коснуться злословие. И поэтому я прошу тебя, будь сегодня подальше от меня. Запрись в своей каюте. Не впускай никого, пока я сам не приду. Обещаешь мне это? Ради нашей любви.
Он нежно привлек ее к себе на грудь. Гладил ее волосы. Целовал ее дрожащие губы.
Оглушенная странным сочетанием в нем нежной заботливости с угрюмой сосредоточенностью, она согласилась. Сделала так, как он сказал.
Один раз ей показалось, что кто-то остановился перед ее дверью и нажал на ручку[62]. Но, наверно, она ошиблась. Шаги прозвучали дальше… затихли.
* * *Наконец в четыре часа пришел Нельсон. Повел ее к обеду в свою каюту. Там уже был сэр Уильям. И какой-то гость.
Совершая увеселительную прогулку по Средиземному морю, лорд Нортвик час тому назад прибыл на своей яхте в Неаполь, чтобы выразить победителю Абу-Кира свое восхищение.
Он восторженно приветствовал Эмму; заявил, что счастлив познакомиться одновременно с величайшим героем-моряком и с самой прекрасной женщиной на земле, и повел Эмму к столу. И пока подавали на стол, он рассказывал о Палермо, где провел два дня. Он привез множество новостей и смог даже рассказать о комической ситуации в духе Боккаччо, в которую, по слухам, недавно попал король.
— Это бросает яркий свет на так называемую бешеную ревность итальянцев, — сказал он смеясь. — Миледи знает княгиню Лючию Мильяччо?
Эмма рассеянно кивнула. Ей казалась невыносимой его манерная болтовня, в то время как ее терзали думы о сегодняшних страшных событиях.
— Я ее видела несколько раз. Она очень хороша собой. Говорят, король ухаживает за ней, но безуспешно.
Лорд Нортвик улыбнулся.
— Кто знает! Однажды ночью Мильяччо выиграл в карты невероятно большую сумму и поэтому неожиданно рано вернулся домой. Увидев, что в спальне жены еще горит свет, он вошел к ней, чтобы сообщить о своем выигрыше. Ибо говорят, что донна Лючия предпочитает и в отношениях с супругом выступать в роли Данаи, раскрывая ему сердце лишь под золотым дождем. Но когда Мильяччо принялся играть роль Зевса, из-под кровати послышался вздох. Князь в ярости бросился за своей шпагой, извлек вздыхавшего и увидел погонщика мулов. И хотя этот человек старался спрятать лицо, Миньяччо узнал нос Бурбонов. Это был его величество, король Носач.
Лорд Нортвик сделал паузу, чтобы увеличить эффект.
— А Мильяччо? — спросил сэр Уильям. — Что он сделал?
Лорд хотел продолжить. Но в этот момент раздался грохот пушечного выстрела, сопровождаемый глухим барабанным боем.
Удивленный Нортвик обратился к Нельсону.
— Это стреляют по Санто-Эльмо? Или, быть может, я даже буду иметь удовольствие присутствовать на рандеву вашего лордства с легендарной дамой «Галлиспаной»?!
