Грейс Металиус - Нет Адама в раю
- Это некрасиво, Майлс, - сказала она. - Во всяком случае, последняя часть.
- Анжелика, я женатый мужчина, у меня семья. Я не могу допускать, чтобы видели, как я здесь пью вместе с тобой. Ради Бога, перейдем к делу. Чего ты от меня хочешь?
- Ничего, Майлс, - ответила Анжелика, - совсем ничего. Я только хочу, чтобы мы были друзьями. Я всегда хотела, чтобы у меня был друг доктор.
Он не мог ей поверить и в то же время чувствовал, как его потихоньку отпускает.
- Ну, Анжелика, - сказал он. - Тебе не надо было проходить через это, чтобы стать моим другом. Я твой друг уже более двух лет.
- Нет, - торопливо ответила Анжелика. - Ты был моим врачом, а я твоей пациенткой. Существует очень большая разница между этим и тем, чтобы быть друзьями.
- Но, Анжелика...
- Послушай, Майлс, ты знаешь старую пословицу: "Сам погибай, а товарища выручай"?
- Ну и что же ты имеешь в виду? - спросил он.
Анжелика улыбнулась.
- Ничего, - сказала она. - За исключением того, что ты не будешь знать, когда мне потребуется такой друг, как ты. И зачем...
Он не мог удержаться от смеха.
- Знаешь что? - сказал он. - Ты и я, мы - два сапога пара. Хорошая пара. Каждый из нас старается быть номером первым.
- Точно, - ответила она и снова улыбнулась своей милой улыбкой.
Майлс Гордон заказал еще по рюмочке и откинулся на стуле.
- Скажи мне, - сказал он, - ты сообщила кому-нибудь еще о нашем секрете?
Анжелика продолжала улыбаться, держа сигарету во рту, и когда он наклонился вперед, чтобы поднести ей огонь, она посмотрела ему прямо в глаза.
- Конечно, нет, - ответила она. - Единственное, что я сделала, я записала все на листе бумаги и отдала его на хранение маминому нотариусу на тот случай, если со мной что-то случится.
Майлс Гордон засмеялся:
- Иногда ты очень умная, - сказал он, - а иногда - просто ужасная дура. Тебе приходило когда-нибудь в голову, что в течение часа я могу ликвидировать все эти - назовем их доказательствами - в Мемориальной больнице Миры Гордон. И зачем тогда будет нужна твоя бумага?
- Но ты этого не сделаешь, Майлс, - сказала она. - Нет. Не сделаешь. Ты слишком жадный.
И Майлс Гордон, подумав о новом "кадиллаке", стоявшем перед гостиницей, и о новом доме, который он начал строить в лучшем районе Ливингстона, признал, что Анжелика рассчитала правильно.
- Ты абсолютно права, - скзал он. - Мы нужны друг другу.
В течение нескольких месяцев их потребность друг в друге была неистовой и неутомимой, а затем, подобно огню, стала постепенно затухать.
После этого они стали видеться только случайно. Анжелика вращалась во все расширяющемся кругу друзей, но иногда они встречались то на одной, то на другой вечеринке с коктейлями. Анжелика всегда была очень осторожна.
- Здравствуйте, доктор Гордон.
- А, здравствуйте, миссис де Монтиньи. Как поживаете?
- Я чувствую себя намного лучше, спасибо, доктор. Новые таблетки, которые вы мне дали, - просто чудо.
- Миссис де Монтиньи, вы знакомы с моей женой?
- Нет.
- Эстер, это миссис де Монтиньи. Одна из моих пациенток.
- Как поживаете, миссис Гордон? Не могу вам сказать, как чудесно ваш муж помог мне. И моим детям. Мы никогда не чувствовали себя так хорошо.
- Очень приятно слышать, миссис де Монтиньи.
- О, дорогие. Пожалуйста, извините меня. Я вижу, что пришла Пэт Кондон, а мне просто необходимо ее увидеть. До свидания, доктор Гордон, миссис Гордон.
- Очаровательная женщина, Майлс.
- Кто?
- Миссис де Монтиньи.
- Да. О, да. Принести тебе еще выпить, дорогая?
И все же однажды раздался телефонный звонок, который, Майлс это знал, обязательно должен был прозвенеть.
- Майлс? Это Анжелика. Ты мне нужен.
- В чем дело?
- Я приду вечером к тебе в отделение.
Сомнений не было. Анжелика была снова беременна.
- Я говорила, что наступит время, когда ты мне будешь нужен, Майлс, сказала Анжелика, - и это время пришло.
Я знал, подумал он, я знал, что этим кончится.
Я надену свое маленькое черное платье, подумала Анжелика. И надела.
Она появилась в отделении как настоящий ангел. Анжелика. Анжелика, ангел. И сказала:
- Майлс, настало время pасплатиться со мной. Помоги мне.
Доктор Майлс часто слышал выражение "мокpый, как мышь"". Но только сейчас понял, что это значит. Ничто не заставит меня сделать абоpт, мысленно твеpдил он, ни мой большой дом, ни жена, ни дети.
Расплатись со мной. Верни мне долг сейчас же!
- Хорошо, Энджел, ложись на стол и давай посмотрим, в чем дело.
Окончив осмотр, он знал, что легко мог бы сделать то, о чем она просила. Но нет, подумал он, ни за что.
- Анжелика, слишком поздно. Слишком поздно, но я помогу тебе. Потерпи в последний раз, и я сделаю так, что это больше не повтоpится.
- Что ты этим хочешь сказать, черт возьми?
- Анжелика, есть разные способы. Я сделаю так, что с тобой это никогда не пpоизойдет.
- Ты уж постарайся как следует. Помни - я знаю о твоих темных делишках, и я распну тебя.
Трудно было поверить, что с губ ангела могут слетать такие слова.
- Мы сделаем кесарево сечение, - сказал он. - Это просто, Анжелика. Мне нужно будет только убрать по дюйму от каждой трубы и это никогда не повторится.
- Угости меня рюмочкой, - сказала она.
- Я не могу сейчас.
- Ты можешь всегда, когда я хочу этого, - ответила Анжелика.
Слава Богу, думал в тот день доктор Гордон, стоя у операционного стола, что у меня есть возможность это сделать, что у меня есть своя собственная клиника. Но все равно он волновался.
Отрежь эти трубы, Майлс. Отрежь пуповину у ребенка. Перевяжи ее. Скорей, скорей, скорей! Ничинай шить. Быстрей!
Я никогда не видел так много крови.
Пожалуй, когда все кончу, выпью две или три рюмки, подумал он. Теперь все в порядке, она стерилизована. Швы наложены и с ребенком все в порядке. Теперь няня может продолжать. Я свое дело сделал.
Он повернулся к няне: - Наблюдайте за этим ребенком, - сказал он. - Я хочу, чтобы за ним было постоянное наблюдение.
Он никогда по-настоящему не доверял Эстер как няне. Эстер была склонна к небрежности. Она стала няней только потому, что это была профессия, ведь если у тебя есть профессия, то ты уже человек.
И Эстер ответила:
- Конечно, доктор.
Но ведь девушке нужно иногда выпить чашечку кофе или выкурить сигарету. И вот Стефен де Монтиньи лежал в своей кроватке и жизнь вытекала из него - капля за каплей. Сколько капель крови может быть в маленьком, совсем крошечном ребенке?
- Что вы наделали?! - закричал доктор Гордон, который вернулся в клинику позже и зашел посмотреть на ребенка.
Но было слишком поздно, и никто не мог спасти Стефена.
- Боже мой, где же вы были? - раздраженно спросил он Эстер. - Почему вы не следили за ним?
Доктор Гордон повернулся и направился к комнате Анжелики. Что-то заставило его вернуться. Что? Разве он знал? Но почему?
Несчастный случай, убеждал он себя, идя по длинному холлу. Несчастный случай. Я не хотел этого. Было так много крови, и на все просто не хватало времени. Я должен был проверить ребенка, прежде чем доверить его няне, особенно такой, как Эстер, но вдруг я почувствовал, что мне надо уйти оттуда.
Но я вернулся.
- Он умер. Он умер, Анжелика, - сказал доктор Гордон, стоя у ее кровати.
- Но я жива.
- Анжелика, твой сын умер.
Анжелика пожала плечами.
Начать с того, что она никогда не хотела сына, и все, о чем она сейчас думала, это когда же она сможет вернуться домой.
- Что ты сделала? - спросила Моника у нее ночью.
- Мама, он умер. Ребенок умер.
- Он умер, как твой отец?
- Нет, мама, не так. Может быть, у нас такая судьба, чтобы рядом с нами не было мужчин. Я скажу тебе, мама, что такое рай - это чтобы у тебя было все время то, чего ты хочешь. Для этого мне не нужен мужчина.
Моника посмотрела на нее и подумала: Боже, кого я родила?
- Мама, не смотри так, как будто у тебя разбито сердце. Мы же этого хотели, и ты и я. Райский сад - это единственное место, где можно обойтись без мужчины.
Моника только посмотрела на нее и подумала: я убила его. Я убила своего внука.
Она все стояла и смотрела на Анжелику, на ангела.
И Анжелика улыбалась ей своей милой улыбкой.
- Анжелика, скажи мне, это правда, что у него было смертельное кровотечение?
- Конечно, мама. Гемофилия. Это болезнь аристократов, а я ведь всегда была принцессой.
Моника была даже не в состоянии заплакать.
- И много было крови?
- Да, конечно, мама.
- Как у твоего отца?
- Нет, мама, не так. У отца не было кровотечения. Ты же знаешь.
Кроме Моники, никто больше не слышал, как плакал Этьен. Она слышала. У нее было странное ощущение. Она не могла назвать это другими словами странное чувство. Никогда за всю свою жизнь она не чувствовала себя так странно.
Сколько крови! Сколько крови, думала она, я утону в ней. Но я не убивала его! Я не убивала Армана! Я не убивала Стефена!
Она кричала и Этьен нашел ее на полу.
