Джейн Фэвэр - Коршун и горлица
Сарита вышла погулять по двору, думая об Айке. Вот она-то никогда не страдала от бездействия.
Она получала удовольствие от жизни, плетя интриги и воплощая в жизнь свои дьявольские планы. Она тут же вспомнила о смертельной отраве.
Подобного рода деятельность совершенно не подходила ей, так что она и ума не могла приложить, что же ей делать, пока Абул будет в отсутствии. И так ли уж он был прав, когда говорил, что привык к подобным заварушкам? Что если его враги преуспеют в своей попытке сместить его с престола? Абул без Альгамбры... Это просто немыслимо. Здесь была его душа, а история дворца была частью его жизни. Здесь, в Альгамбре, Абул был на своем месте. Роль калифа подходила ему также, как хорошо пригнанный ключ к замку.
Неужели, кто-то с легкостью может отнять ее у него?
И все же в глубине души она думала, что Абул, даже оставшись без Альгамбры, решит их проблемы.
Невозможно было и представить себе что-нибудь лучшее, чем бродить рядом с ним по свету, принимая жизнь такой, какая она есть и отвечая на вызов судьбы так, как она сама привыкла это делать. Но Абул не был уроженцем племени Рафаэля, и думать так об этом просто бесполезно.
Абул вернулся на следующий день. Он привел с собой 10 000 человек, и, кроме того, получил от трех эмиров обещание оказать поддержку в случае нападения. Но, несмотря на это, тревога в нем нарастала. Помощь, как он и ожидал, была предложена ему от всего сердца, но от своих друзей и сторонников он узнал многое об оппозиции, и о том, как выросла она за последние несколько месяцев.
Ясно было, что его тесть еще до отравления Сариты предвидел немилость Айки и предпринимал шаги по подготовке нападения. Было похоже на то, что Айка под самым его носом вела тайную переписку с родом Мокарабов.
Он с трудом мог скрыть свою неосведомленность об этом, и чувствовал угрызения совести.
Если бы от рода Мокарабов пришло послание о том, что он по какой-то причине перестал держать события в королевстве под контролем, то вряд ли смог бы сделать что-нибудь, чтобы развеять эти слухи.
Он сделал несколько заявлений относительно своей христианской наложницы, в основном для того, чтобы опровергнуть ту информацию, которую, вероятно, распространил Калед. Он лишь слегка коснулся этой темы, но нисколько не сомневался, что ему не очень-то верят. Мужчины неодобрительно смотрели на того, кто потерял бдительность, охваченный страстью. Женщины в этом мире серьезно не рассматривались - их принимали в расчет только из-за дипломатических соображений, а христианская пленница могла с их точки зрения принести мужчине пользу только в постели. К сожалению, Абул не мог не признать в этой критике доли правды.
Заслышав звон колоколов сторожевой башни, Сарита выбежала во двор, чтобы встретить Абула.
Было еще тепло и она стояла в одном платье, отделанном серебряными кружевами. Ее аккуратно причесанные волосы были схвачены лентой, а глаза перебегали с одного человека на другого, в надежде встретиться с глазами Абула. А он, все еще раздраженный переговорами с соотечественниками, предпочел бы, чтобы она не приходила его встречать, столь явно пренебрегая обычаями обитателей Альгамбры.
Он соскочил с лошади и обратился к визирю, который с встревоженным видом ожидал, когда он обратит на него внимание.
- Вам пришло письмо от эмира рода Мокарабов, мой господин калиф, поклонился визирь, протягивая ему свернутый пергамент.
- Я не могу его здесь читать, - фыркнул раздраженно Абул, принеси его мне в кабинет через час.
Визирь снова поклонился и повернулся, чтобы уйти, но Абул позвал его.
- Вообще-то можешь отдать его мне и сейчас. Но через час приди ко мне в кабинет. - Он взял пергамент и повернулся к офицеру из охраны, ожидавшему от него приказа относительно того, как расположить вновь прибывших солдат.
Сарита постояла еще немного, а потом повернулась и ушла обратно в апартаменты калифа, стараясь погасить в себе возмущение. Ведь ему ничего не стоило дать ей понять, так страстно ищущую его взгляда, что он видит ее.
"Но, возможно, дела обстояли неважно, - сказала она себе, - и именно этим объяснялось его невнимание. Он придет к ней, как только сможет, и я должна научиться терпению".
Абул понял, что Сарита ушла, хотя и не видел как она это сделала. И почувствовал ее досаду, потому что прекрасно знал, как она должна среагировать на столь явное пренебрежение с его стороны. Абул быстро покончил с делами и пошел к Сарите, которую было необходимо успокоить.
Когда он вошел в главную палату своих апартаментов, то не увидел ее. В спальне он тоже не нашел Сариты. Но двери на колоннаду были открыты и он прошел туда. Она тихо разговаривала с птичками, проталкивая им сквозь прутья решетки зернышки.
- Бедные создания, - сказала она, не оборачиваясь к подошедшему Абулу, - почему ты не освободишь их?
- Они довольны своей жизнью, - сказал он.
- Как твои дела?
- Я получил помощь, на которую рассчитывал, - ответил он. - Союзники не отказали мне в ней.
- Почему ты не признал меня во дворе?
- Было много дел.., и людей, требующих моего внимания.
- А женщина не могла этого требовать?
- Нет, Сарита.
В ее глазах появилась грусть.
- Во дворе было много народу. Солдаты не из Альгамбры.
Она не стала углубляться в это, хотя и чувствовала, что он чего-то не договаривает. Похоже, она никогда раньше не видела Абула таким уставшим.
- Пойдем, - она потянула его за руку, - поприветствуем друг друга как следует.
Пергамент жег ему тунику, необходимо было срочно прочитать его, но он не знал, как, не причиняя ей боли, отвергнуть ее мягкую чувственную улыбку и ласку нежных рук, пробегающих по его бедрам. Он поцеловал ее и она прижалась к нему.
- Что у тебя тут? - она вытащила пергамент.
- Абул, ты должен срочно прочитать его до того, как мы будем приветствовать друг друга?
Он облегченно рассмеялся. Она вложила пергамент в его руку.
- Прочитай это, а потом мы займемся нашим делом.
- Нет, это необязательно. Я так соскучился по тебе, - он сел на диван и посадил ее к себе на колени.
- Я хочу тебя, Абул, - прошептала она.
О, как любил он эту дерзкую страсть, этот голод к его телу. Он приподнял бедра, чтобы она могла освободить его от мешающей им обоим одежды.
Сарита глубоко вздохнула такой родной запах и ее язык заходил по той части его тела, которая, наконец, стала доступной для такого рода ласки.
Она полностью погрузилась в реку желания и ее засосал водоворот страсти.
Потом она рассмеялась и опустилась на его древо, оседлав его сверху.
Абул ответил ликующим смехом, задрал ее юбки и с упоением стал наблюдать за ритмичными взлетами и падениями ее бедер. Резким движением Сарита сорвала ленту, сдерживающую ее волосы, и они рассыпались золотым дождем по ее плечам.
В тот же самый момент он коснулся ее сердцевины, и она закричала, падая вперед.
- Приветствую вас, мой господин калиф, пробормотала Сарита. Думаю, теперь я поприветствовала вас как следует, не так ли?
- Несомненно, - выдохнул он, - какое же ты буйное создание, моя Сарита!
- А ты хотел бы, чтобы я была другой?
- Нет, - ни за что!
Минуту они лежали спокойно, потом Абул вспомнил про визиря, который должен был ждать его в кабинете и простонал:
- Дорогая, у меня есть неотложные дела.
- Так делай их, чем скорей ты их сделаешь, тем скорее вернешься. Разве ты не будешь читать пергамент?
- Да, конечно.
Обычная усталость, следующая за подобным неистовым взрывом любви, не приходила. Она умирала от любопытства.
- Что там в пергаменте?
Лицо Абула было чернее тучи, но он попытался улыбнуться.
- Оно от отца Айки, - сказал он, бросая пергамент на диван. В нем говорится, что она потребовала у него защиты... Я должен встретиться с визирем, Сарита.
- Я не стану тебя задерживать, но возвращайся, пожалуйста, скорее.
- Да, дорогая, - он прижал ее к себе. - Как можешь ты сомневаться в этом?
- Я и не сомневаюсь.
В дверь постучали.
- Мой господин калиф? К вам посланник из Абенцаррати, У него к вам сообщение, "Так рано", - пробормотал Абул про себя.
Не прощаясь, он вышел из комнаты и прошел в приемную. На диване остался лежать забытый пергамент.
Глава 19
Пергамент, исписанный по-арабски, был в основе своей непонятен Сарите. Она пыталась извлечь из него хоть какой-то смысл с помощью тех немногих букв, которые знала. Ведь Фадха давала ей, в основном уроки устной речи.
Испанский Сарита знала отлично. Отец ее был грамотным и служил писарем, Эстабан очень гордился своим умением и передал его своему единственному ребенку, как часть семейного наследства, взяв с Сариты обещание, что она сделает то же самое и со своими детьми. Но способность читать и писать по-испански в данном случае мало могла помочь ей. Сейчас она лежала на диване, погруженная в манускрипт. Заслышав в соседней комнате шаги Зулемы, Сарита позвала ее.
