Ирина Тарасова - Не бойся, малышка
Через несколько улиц от здания, в котором находилась наша студия, Дима показал на сверкающую неоном вывеску Я припарковалась, и, преодолев преграду в виде пяти кафельных ступенек, мы вошли в полутемное помещение. Пахло свежесмолотым кофе, сдобными булочками и домашним уютом. Никто не курил. Играл ненавязчивый, сентиментальный блюз.
— Как хорошо, — только и сказала я, когда мы уселись за столик в глубине небольшого зальчика. — Здесь уютно, — добавила я, разглядывая картину, висящую на стене. Картина представляла собой нагромождение ярких геометрический фигур, но все равно мне понравилась.
— Знаешь такого Кошелева?
— Да… На выставке была.
— Его интерьер. Я тоже хочу дизайнером интерьеров стать.
— Ты и сейчас говоришь, что что-то строишь.
— Это ж так, ради денег. — Он заелозил на стуле, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. — Только не все ж руками, ногами, спиной. Хочется и мозгами поработать. Мне уж скоро тридцатник, а образования нет.
— Мне тоже скоро, — выпалила я и тут же пожалела.
— Что — скоро? — не понял Дима.
— Того… Это… — замялась я. — Тоже образования нет… Вернее, есть, но начфак я не закончила.
— Я тоже бросил. На мехмате был…
— Круто. А что бросил? Не справился?
— Справлялся, хоть и скучновато было… Тут другое дело.
В это время нам принесли заказ. Дима тут же уткнулся в тарелку.
— Люблю морскую капусту, — сказала я, последовав его примеру. — И креветки здесь есть.
Дима только мотнул головой, не отрываясь от тарелки. Немного погодя он все же расправил плечи и, придвинув к себе высокие стаканы, разлил светлое пиво.
— Спасибо, — сказала я, принимая стакан из его рук, и тут же, не удержавшись, спросила: — Так все же отчего ты универ бросил? Несчастная любовь?
Его глаза потемнели, а щеки, наоборот, мгновенно побелели.
— Прости, — сказала я и, потупясь, продолжила ковырять вилкой в тарелке.
Повисла тяжелая пауза. Даже обволакивающе-теплый голос чернокожей певицы не мог согреть наше холодное молчание.
— Да, — вдруг резко сказал Дима. От неожиданности я даже вздрогнула. Он был по-прежнему бледен. — Отгадала. Ушел, убежал, все бросил… Очень я тогда одну девочку любил…
И тут я почувствовала укол ревности. Противной, вязкой и жгучей, а самое главное — глупой до абсурдности. К глазам подступили слезы. Дима потянулся ко мне, поправил прядь волос, упавшую на лицо.
— Ты чего? — осторожно спросил он. — У тебя такая же история?
Не поднимая глаз, я кивнула. Слеза-предательница потекла по щеке.
— Да… — только и сказал Дима и, осторожно взяв мои ладони в свои, поднес к губам, словно хотел согреть. — Сильно любила?
Я опять кивнула, незаметно для себя входя в роль женщины с разбитым сердцем.
— Я тоже любил без памяти… Только все уже перегорело. А у тебя? — Он отпустил мои руки, и я поспешно спрятала их под стол. — Неужто до сих пор?..
Я оторвалась от созерцания своей пустой тарелки и посмотрела на Диму. Его карие глаза смотрели участливо. Похоже, с ним можно быть откровенной, — подумала я, а вслух сказала:
— История вполне банальная. Мы были молоды. Я приняла взрыв гормонов за любовь…
— Ой ли?
Взгляд Димы был настолько теплым, что я опять не смогла соврать.
— Нет, — со вздохом ответила я. — Я любила. Он, похоже, тоже. А потом вроде испугался. Ушел к другой. Ничего не сказал. Вернее, сказал… — Я замялась, не решаясь поведать правду. Но так как врать я не умела, то замолчала.
— И?..
Я взяла бокал с пивом и сделала несколько больших глотков. Дима сидел напротив меня, положив согнутые в локтях руки на стол.
— Ладно, — наконец сказала я, отодвигая бокал. — Только давай баш на баш. Я тебе свою историю, ты мне — свою.
— Договорились, — спокойно ответил Дима и откинулся на спинку стула. Вся его поза говорила об ожидании. — Итак, вы любили друг друга?
— Ага, — кивнула я и вкратце рассказала историю моей первой любви. — Главное не то, что он ушел к другой, — заключила я, — а то, что все переврал, испачкал… Неужто нельзя было уйти по-хорошему, чтоб светлая память осталась?
Дима усмехнулся:
— Как о покойниках: либо хорошо, либо никак.
— Ну да… — подтвердила я. — Ведь мы наполовину состоим из воспоминаний. Если много хорошего в прошлом, и будущее не пугает.
Дима посмотрел на меня с удивлением:
— Ты говоришь так, как будто сто лет прожила.
— Ну не сто, а чуть меньше, — улыбнулась я и напомнила: — Теперь ты.
— Значит, ты уже закончила? Больше ни о чем не хочешь рассказать? — удивился Дима.
Я опустила глаза и кивнула. Мне действительно не хотелось рассказывать ему о моей многолетней и пустой связи с женатым Женькой.
— У меня история похожая, — сказал Дима, не замечая моего замешательства. — Я тебе сказал, что в универе учился…
Я кивнула, обрадованная, что мне не придется рассказывать, с кем и как я провела последние несколько лет.
— Ну вот… — Дима ненадолго задумался, словно вытаскивая воспоминания из дальнего угла памяти. — Так все это давно было, словно в другой жизни… — Он снова наклонился и снова положил руки на стол. — Мы были молодыми. Где-то лет по семнадцать-восемнадцать. Ты про школу ничего не сказала, а у меня еще в девятом случилось… На юге, куда мы с матерью и отцом ездили. Соблазнила там меня одна старушка… Я думаю, что ей всего лет тридцать — тридцать пять было, но тогда она мне очень взрослой казалась… В общем, это не в счет. — Дима взял бокал, он был пуст. — Ты пиво еще будешь? — спросил он.
— Нет, — отказалась я. — Рассказывай.
— Рассказывать-то особенно нечего, — ответил он. — Все почти как у тебя. Мы учились на одном курсе. Красивых мехматовок в принципе не бывает, но она была красивой. Встречались мы почти два года, даже в стройотряде две недели вместе работали. На третьем курсе, после каникул, она сказала, что беременна. Я знал, что не от меня. Она тоже знала. Я сказал, что готов жениться. Она отказалась и сделала аборт.
Дима замолчал и сделал знак официантке.
— Кофе будешь? — спросил он меня.
Я кивнула.
— Черный? С молоком? Капуччино?
Я снова наклонила голову, но тут же спохватилась: как китайский болванчик только и делаю, что киваю и киваю.
— Я буду несладкий черный кофе с булочкой.
— Два двойных кофе без сахара, две булочки и четыре рогалика, — сказал Дима подошедшей официантке.
— Четыре-то зачем? — удивилась я.
— С собой возьмем. Утром позавтракаем.
Я буквально застыла. Что он имел в виду? Может, он хочет пригласить меня к себе? Или я должна позвать его с собой? Или его слова вообще ничего не значат, просто он такой заботливый? — рой вопросов вился у меня в голове. Но, отбросив ненужные мысли, я напомнила:
— Рассказывай дальше.
— Особенно нечего рассказывать, — сказал Дима чуть погодя. — Она стала встречаться с другим. Он на историческом учился, в номенклатуру метил. У него был мотоцикл… Они попали в аварию.
— Погибли? — выдохнула я в ужасе.
— Нет. У него сейчас крутая фирма, метил в местные депутаты, но пока провалился. Она — чуть ли не доктор наук. Позвоночник повредила, с палочкой ходит… и по-прежнему очень красива.
— Они поженились?
— О нем — не знаю, вроде. Она точно замужем за каким-то физиком, мне один сокурсник сказал. Только детей у них нет.
Подошла официантка, расставила чашки с блюдцами. Дима пододвинул ко мне тарелку с выпечкой. Сладко запахло ванилью.
— Боль проходит, — пристально рассматривая кофейную чашку, сказал он, когда официантка удалилась. — Все проходит… рано или поздно.
— У тебя прошло? — робко спросила я.
Дима приподнял свою густую бровь и ухмыльнулся:
— Я все сделал для этого.
— И что? Поделись? — спросила я, и холодные металлические нотки прозвучали в моем голосе. — Клин клином? Качество количеством?
— Кофе здесь шикарный, а булочки… — вместо ответа сказал Дима и надкусил облитый шоколадом рогалик.
Я осторожно потянула с тарелки булочку с марципаном. Мои пальцы, казалось, схватили липкий воздух.
— Действительно, вкусно, — сказала я, прожевав. — Ты один живешь? — вдруг помимо моей воли вылетело у меня.
— С родителями, но они на даче. Ко мне хочешь?
Я вспыхнула. От смущения заерзала руками по столу, зачем-то полезла в сумку.
— Я заплачу, — сказал Дима и сделал рукой знак официантке.
Пошарив в сумке, я вытащила косметичку, украдкой посмотрела на себя в зеркальце. Выглядела я странно: лихорадочно горящие глаза, пунцовые губы, как будто мы только и делали, что целовались.
— Ты готова? — Дима отвлек меня от критического созерцания собственного лица. — Пошли. — Он взял меня за руку, и, пройдя между столиками, мы вышли на улицу и нырнули в мою «шестерку». Очутившись за рулем, я снова пришла в себя.
