Мэри Брэддон - Аврора Флойд
Пока он лежал в этой беспокойной дремоте, Стивен Гэргрэвиз медленно и угрюмо шел по лесу.
Неправильный фасад старого дома виднелся ему через гладкую ширину луга, испещренного цветочными грядами.
Стив в полумраке души своей имел проблески того света, которых совсем недоставало Джэмсу Коньерсу. Он чувствовал, что все это было прекрасно и чувствовал еще более свирепую ненависть к той, чье влияние выгнало его из старого дома.
Дом выходил на юг и венецианские шторы были опущены в этот жаркий день. Стивен Гэргрэвиз поглядел не видно ли его старого неприятеля, Боу-оу, который обыкновенно лежал на широких каменных ступенях перед парадной дверью; но собаки нигде не было видно. Парадная дверь была заперта. Калитка в сад была открыта, вероятно, самим мистером Меллишем потому что этот джентльмен всегда забывал запирать двери и калитки, которые он отворял, и Стив, ободрившись от тишины вокруг дома, осмелился войти в сад и пробрался к окнам с опущенными шторами комнаты мистера Меллиша.
Одна из штор была полуоткрыта, и когда Стивен Гэргрэвиз осторожно заглянул в комнату, он с облегчением увидел, что она пуста. Кресло Джона было несколько отодвинуто от стола, на котором стояли открытые пистолетные ящики. Это с тремя шелковыми носовыми платками, бутылкой масла и куском верблюжьей кожи свидетельствовало, что мистер Меллиш проводил утро в приятном занятии чищенья своего оружия, составлявшего главное украшение его кабинета.
Он имел привычку начинать эту операцию с большими приготовлениями, презрительно отвергал всякую помощь, сильно потел чрез полчаса и присылал слугу кончить это занятие и привести комнату в прежний порядок.
Стив жадными глазами смотрел на ружья и пистолеты: он имел врожденную любовь к этим вещам. Раз он копил деньги, чтобы купить ружье, но в Донкэстере с него спрашивали тридцать пять шиллингов за старинный мушкетон, почти такой же тяжелый, как маленькая пушка; у него недостало мужества; он не мог расстаться с своими драгоценными денежками, одно прикосновение к которым нагоняло трепет восторга в медленное течение его крови. Нет, он не мог отдать такую сумму денег даже за обладание тем, к чему стремилось его сердце; а суровый продавец отказался принимать платеж понедельно. Стивен должен был решиться обойтись без ружья и надеяться, что когда-нибудь мистер Джон Меллиш вознаградит его услуги подарком какого-нибудь оружия.
Но теперь не было надежды на подобное счастье. Новая династия царствовала в Меллише; черноглазая королева, ненавидевшая Стива, запретила ему осквернять ее владения следами его недостойных ног. Он чувствовал, что он находится в опасности на пороге этой заветной комнаты, которую во время его продолжительной службы в Меллишском Парке он всегда считал храмом прекрасного; но вид оружия на столе имел для него магнетическую привлекательность и он не сколько отодвинул венецианскую штору и влез в открытое окно. Там, разгоревшись и дрожа от волнения, он опустился на кресло Джона и начал рассматривать драгоценное оружие и вертеть их в своих неуклюжих руках.
Как ни восхитительны были ружья, как ни приятно было взять револьвер и прицелиться в воображаемого фазана, пистолеты были еще привлекательнее, потому что он не мог удержаться, чтобы не воображать, как он прицелится ими в своих врагов: иногда в Джэмса Коньерса, который обижал его и делал ему горьким хлеб зависимости, очень часто в Аврору, раза два в бедного Джона Меллиша, но всегда с таким мрачным выражением на своем лице, которое обещало мало пощады, если бы пистолет был заряжен и враг под рукой.
Тут был один пистолет, маленький и очень странный по наружности, потому что Стив не мог найти ему пары, который чрезвычайно ему понравился. Это была прехорошенькая дамская игрушечка, такая маленькая, что могла уложиться в карман дамы, но огниво щелкнуло с таким звуком, когда Стивен спустил курок, который не предвещал ничего хорошего.
— Подумаешь, что такая маленькая вещица может убить такого большого человека, как ты, — пробормотал Гэргрэвиз, кивая головой по направлению к северному домику.
Он держал еще пистолет в своей руке, когда дверь отворилась и на пороге показалась Аврора.
Она говорила, отворяя дверь, почти прежде чем была в комнате:
— Милый Джон, мистрисс Поуэлль желает знать, обедает ли сегодня здесь полковник Мэддисон с Лофтгаузами.
Она вдруг отступила, задрожав с головы до ног, когда глаза ее упали на ненавистного Стива вместо знакомого лица Джона.
Несмотря на усталость и волнение, которые она вынесла в эти последние дни, она не казалась больна. Глаза ее сверкали неестественным блеском и лихорадочный румянец горел на щеках. Обращение ее, всегда пылкое, было тревожно и нетерпеливо в этот день, как будто ее натура получила ужасный прибавок электричества, так что она каждую минуту должна была разразиться какой-нибудь бурею гнева или горести.
— Вы здесь! — воскликнула она.
Стив, смутившись, не знал, какой придумать предлог для своего присутствия. Он стащил с головы своей ветхую шапочку, вертел ее в своих огромных руках, но ничего не говорил жене своего бывшего господина.
— Кто прислал вас в эту комнату? — спросила мистрисс Меллиш. — Я думаю, что вам запрещено приходить сюда — по крайней мере в дом, — прибавила она и лицо ее вспыхнуло от негодования. — Хотя мистер Коньерс заблагорассудил взять вас в северный коттедж. Кто прислал вас сюда?
— Он, — отвечал Гэргрэвиз угрюмо.
— Джэмс Коньерс?
— Да.
— Что ему нужно?
— Он велел мне сходить в дом и узнать, воротились ли вы и барин.
— Ступайте же и скажите ему, что мы воротились, — сказала Аврора презрительно, — и что если бы он подождал немножко, то ему не нужно было бы посылать подсматривать за мной своих шпионов.
Стив пробрался к балкону, чувствуя, что его выпроваживают эти слова, и смотря несколько подозрительно на хлысты охотничьи и верховые, висевшие над камином. Мистрисс Меллиш могла прийти фантазия отхлестать его опять по плечам, если он оскорбит ее.
— Постойте! — сказала Аврора повелительно: — если уж вы здесь, то можете отнести записку. Погодите, пока я напишу.
Она протянула руку с движением, ясно выражавшим: не подходите ближе, вы так противны, что на вас нельзя смотреть иначе, как издали, и села за письменный стол Джона.
Она набросала две строчки гусиным пером на лоскутке бумажки, которую сложила, когда чернила были еще мокры, потом отыскала конверт между разбросанными бумагами, приклеила его, примочив слюной, подала Гэргрэвизу, смотревшему на нее жадными глазами, стараясь узнать эту новую тайну.
«Не были ли вложены в этот конверт две тысячи фунтов, — думал он — нет, наверно, такая сумма должна быть огромной грудой золота и серебра».
Он видел иногда векселя и банковые билеты в руках Лэнгли берейтора, и всегда удивлялся, как деньги могут находиться в таких жалких клочках бумаги».
«Я предпочитаю золото, — думал он, — если бы эти деньги были мои, я имел бы их все золотом и серебром».
Он был очень рад, когда спасся от хлыста мистрисс Джон Меллиш, и войдя в густую чащу на северной стороне парка, принялся рассматривать конверт, отданный ему.
Мистрисс Меллиш слишком смочила конверт, как это иногда делается, когда торопятся, так что камедь была еще так мокра, что Стивен Гэргрэвиз мог без труда открыть конверт, не разорвав его. Он осторожно осмотрелся вокруг, убедился, что за ним не наблюдает никто, и вынул бумажку. В ней заключалось мало вознаграждений за его хлопоты, только эти слова, набросанные самым нерадивым почерком Авроры:
«Будьте на южной стороне леса возле рогатки, после половины девятого».
Стив усмехнулся и опять запечатал конверт.
— Он беззаботен, — бормотал он, осматривая письмо, — он не станет рассматривать его прежде чем распечатает его. Не стоило почти совсем и распечатывать, а все-таки лучше знать.
Немедленно после того, как Стивен Гэргрэвиз исчез в открытую дверь балкона, Аврора хотела уйти из комнаты в дверь, отыскивая своего мужа.
Ее остановила на пороге мистрисс Поуэлль, с покорным и почтительным терпением кампаньонки на жалованье, изображавшемся на ее нелепом лице.
— Полковник Мэддисон обедает здесь, любезная мистрисс Меллиш? — спросила она мягко, но с задумчивой серьезностью, как будто показавшейся, что ее жизнь, или, по крайней мере, ее душевное спокойствие, зависит от этого ответа. — Я так желаю знать, потому что, разумеется, это сделает разницу для рыбы, эти пожилые ост-индские офицеры так…
— Я не знаю, — коротко отвечала Аврора. — Вы долго стояли у дверей, прежде чем я вышла, мистрисс Поуэлль?
— О нет, — отвечала вдова прапорщика, — не долго; разве вы не слыхали, как я постучалась?
— Нет, — отвечала Аврора, — вы не стучались.
