Майкл Скотт - Китайская невеста
На дорогах разъезжали западные экипажи, некоторые были запряжены парой или четверкой лошадей, и девушке пришлось признаться самой себе, что эти средства передвижения выглядели более комфортабельными, чем носилки, в которых ей приходилось передвигаться. У каждого европейца независимо от его национальности, — а здесь обитали представители многих национальностей, — сбоку висел меч или шпага. Также было удивительно видеть облаченных в дорогие наряды европейских женщин приблизительно ее возраста, прогуливавшихся в сопровождении своих спутников и не сопровождаемых вооруженной охраной.
Многие из европейских домов выделялись своими размерами, но разбитые около них сады были маленькими, а цветы росли в беспорядке. Очевидно иностранцам недоставало чувства порядка, гармонии и умения подбирать сочетания тонов, что придавало особую прелесть каждому китайскому саду.
В дальнем конце набережной возвышался уродливый каменный форт, ощерившийся пушками значительно превосходившими те, что находились на вооружении императорской армии и флота. Позади этого сооружения виднелось огромное бесформенное здание из камня и дерева, выкрашенное в ослепительно белый цвет, а присутствие португальских солдат, обливавшихся потом в униформе из плотной шерсти и вооруженных современными мушкетами, подсказало девушке, что это и был дворец генерал-губернатора. Лайцзе-лу невольно вспомнила многочисленные прекрасные строения Запретного города в Пекине, где проживал император Даогуан и его семья, и покачала головой. У европейцев отсутствовало представление о красоте.
Однако она не расстраивалась из-за того, что поехала в Макао, эта поездка должна помочь ей подготовиться к той жизни, которая ожидает ее в Америке вместе с Джонатаном. Если быть правдивой до конца, когда отец сообщил, что им предстоит нанести визит генерал-губернатору Макао, она не могла возразить. После всех лет подчинения было бы грубейшим неуважением, поступи она иначе, чем смиренно поклониться в знак повиновения его желаниям.
Однако визит в Макао вовсе не означал, что она выйдет замуж за маркиза де Брага. На каком основании сможет она отказать, если отец будет настаивать, предстояло еще придумать.
При появлении Суна и прибывших с ним, солдаты отдали честь, взяв ружья на караул. Ворота уродливого дворца распахнулись, несколько европейских дам, прогуливавшихся по дорожке, которая вела к парадному входу, не скрывая явного любопытства, разглядывали вновь прибывших и в особенности молодую китаянку, носилки которой внесли внутрь вслед за носилками отца. Ни один из хорошо воспитанных китайцев не стал бы пялиться столь неприлично, — и снова удивилась Лайцзе-лу.
Слуги-китайцы, облаченные в западноевропейские фраки, бриджи, белые чулки и башмаки с блестящими застежками, выглядели очень странно. Дверь распахнулась, и сам дон Мануэль Себастьян вышел на крыльцо встречать своих гостей. Он сильно потел и вытирал раскрасневшееся лицо огромным шелковым носовым платком.
После обмена приветствиями с Сун Чжао, генерал-губернатор настоял на том, чтобы собственноручно помочь Лайцзе-лу опуститься с носилок. Его прикосновение оказалось холодным и липким, и только прежние длительные тренировки по овладению строжайшей самодисциплиной позволили девушке скрыть свое негодование и отвращение, когда он, согнувшись в поклоне, поцеловал ей руку.
— Добро пожаловать в мой дом, — пригласил он.
Судя по тому, что ей удалось разглядеть, пока они шли по коридорам, она сделала вывод, что дворец плохо проветривается, в нем царил полумрак и он был буквально переполнен еще более уродливой западной мебелью. Она никогда не смогла бы жить в таком доме.
Лайцзе-лу вздохнула с облегчением, когда вместе с Сарой наконец попала в отведенные для них комнаты, приняла ванну и переоделась. Ей стало еще лучше, когда она увидела, что две служанки, наполнявшие ванну горячей водой, оказались китаянками.
Обе говорили на кантонском диалекте. Одна из них сказала:
— Вы первая китайская леди, которую когда-либо принимали в этом доме.
У Лайцзе-лу обострилось чувство неуверенности в собственной безопасности. Однако, пока она одевалась в облегающий чонсам с серебряным шитьем, ей кое-как удалось побороть свое беспокойство. Затем она нанесла едва заметные серебристые штрихи на веки, надела изящные серьги, опускавшиеся почти до самых плеч.
Вошла Сара Эплгейт, и даже Лайцзе-лу, не имевшая понятия о европейской моде, догадалась, что надетое на Саре платье с высоким воротом и длинными рукавами из черной тафты было старомодным и тесным.
Сара, обычно, нисколько не беспокоилась по поводу собственной внешности.
— Ты выглядишь, как всегда, великолепно, — проговорила она, — но не считай это оправданием для плохих манер.
Лайцзе-лу не могла удержаться от смеха.
— Я действительно предупреждаю тебя, дорогая.
Хотя между собой они, как правило, беседовали по-английски, на этот раз воспитательница обратилась к ней на мандаринском наречии, к которому она прибегала всякий раз, когда читала нотации.
— Сегодня вечером тебе предстоит встретиться с женами и дочерьми португальцев, англичан и французов. Они будут подмечать все, что ты говоришь и делаешь.
— Разве во время обеда мы будем пользоваться ножами, вилками и ложками вместо привычных палочек? — спросила девушка простодушным тоном.
— Будем. Я уже разузнала об этом у служанок.
— Ты же научила меня пользоваться ими еще много лет назад, и с тех пор я многократно тренировалась. Не волнуйся, мое поведение за европейским столом будет идеальным.
— Я вовсе не об этом хотела тебе сказать, и ты отлично знаешь, — заявила Сара, и голос ее внезапно сделался скрипучим. — Я испугалась, что ты ударишь генерал-губернатора по лицу, когда он целовал тебе руку. Или, по крайней мере, вытрешь руку о платье. А это непростительно!
— Он похож на жабу, — ответила Лайцзе-лу с самым невинным видом. — И, — добавила она, — прикосновение у него точно такое же, как у жабы.
— Много лет назад я застала тебя в саду, когда ты играла с жабой, и чувствовала себя обязанной отшлепать тебя, — Сара смягчилась, когда на нее накатывала волна симпатии к девушке. — Мне тоже не нравится маркиз де Брага, и ты это знаешь. Однако среди знати каждой европейской нации есть дюжины незамужних вельможных дев, каждая из которых с радостью стала бы его женой.
— Я с радостью уступаю его им, — глаза Лайцзе-лу сделались тверже.
— Умоляю, не капризничай. Много раз я говорила с твоим отцом. Он заявил, что лучшее, чего он может добиться для тебя дома — это устроить брак с Шан-Вэем, младшим кузеном императора Даогуана.
Услышав это, девушка застыла пораженная.
— Шан-Вэй болен «болезнью Запада», и каждый об этом знает. Император и его сестра вот уже многие годы пытаются найти кого-нибудь, кто бы согласился пойти за него, и никак не могут!
— Верно, Шан-Вэй слишком много пьет, — ответила Сара, — обычно люди императорской крови должны жениться на принцессах. Император и его сестра в отчаянии. Каковы бы ни были причины, но они верят, что красота и ум жены положительно подействуют на Шан-Вэя, и были бы счастливы женить его на тебе, чтобы ты его переделала.
— Лучше я покончу с собой, чем выйду за него замуж!
— Твой отец не собирается отдавать тебя за него, поэтому нечего драматизировать. Он, однако, напомнил мне, что маркиз де Брага принадлежит к высшей знати своей страны, и потому является подходящей парой для мандарина третьего класса. Кроме того, у него огромное состояние.
Лайцзе-лу перешла на английский.
— Отцу хорошо известно, так же как и тебе, Сара, что я обещала выйти за Джонатана. Мой отец согласился.
— Два года — долгий срок для ожидания. Джонатан не только не приехал, но за все это время ты не получила от него ни одного письма. А это уж и вовсе непростительно, согласна?
— Каковы бы ни были причины, я ему верю!
— Знаю, ты все еще любишь его, и от всего сердца я желаю, чтобы он приехал за тобой. Однако я предупреждаю тебя, терпение твоего отца на исходе. И он не станет ждать слишком долго.
Девушка вызывающе подняла голову, глаза сверкали, но она отлично понимала, что лучше промолчать.
— Не стоит заставлять ждать нашего хозяина, — проговорила Сара, выводя свою подопечную из комнаты и направляясь вместе с ней вниз по широким мраморным ступеням лестницы в картинную галерею, располагавшуюся этажом ниже. Она исполнила свои обязанности согласно пожеланиям Чжао, но все равно ей было очень жаль эту девушку, сердце которой разорвется от боли, когда она наконец поймет, что Джонатан никогда не вернется в Китай и не назовет ее своей невестой.
Царственно восхитительная, Лайцзе-лу произвела сенсацию, когда спустилась к гостям. Довольный дон Мануэль представил ее своим многочисленным гостям — знати из Португалии, Британии и Франции, военным офицерам и богатым торговцам, которые присутствовали со своими женами. Здесь собрались сливки Макао, хотя девушка не имела об этом ни малейшего представления.
