Тереза Крейн - Райский уголок
Медленно повернувшись, Шарлотта посмотрела на дочь с нескрываемой неприязнью.
— Это две разные вещи, Рейчел, сухо сказала она. — Смею предположить, тебя ведь… — она собралась с духом и отчетливо произнесла, — …не изнасиловали?
— Нет. Разумеется, нет!
Мать слегка пожала плечами. Рейчел вся дрожала от гнева и унижения.
— Я не буду умолять тебя, мама.
— В этом нет никакого смысла. Я не дам тебе денег в любом случае. Ах, Гвен, благодарю. Поставь на стол, пожалуйста.
Отвернувшись от обвиняющего взгляда блеклых глаз служанки, Рейчел сложила руки на груди, сдерживая гнев. Услышав, как вновь закрылась дверь, она повернулась, чтобы посмотреть в лицо матери.
— Он мне не нужен! — тихо сказала она, сжав зубы, чтобы не закричать. — Не нужен! Лучше умереть…
Шарлотта не подала виду, что услышала или поняла прозвучавшую в словах дочери угрозу. Она спокойно сидела, разливая чай по чашкам.
Рейчел прервала долгое тяжелое молчание, намеренно обостряя ситуацию. Ее уже ничто не могло остановить.
— Каким он был, мама? Мой отец — мой настоящий отец — каким он был?
Руки Шарлотты, до этого спокойно лежавшие на столе, слегка задрожали.
— Посмотри на себя в зеркало. Вот таким он был.
Рейчел даже не повернула головы к зеркалу, висевшему в алькове рядом с камином. Она хорошо знала отражение, которое могла в нем увидеть.
— Значит, красивый, — сказала она очень тихо.
— Да.
Что-то в голосе Шарлотты заставило Рейчел поднять на нее глаза и задуматься.
— Так ты знала его?
— Я видела его. — Лицо Шарлотты было очень бледным, хотя и спокойным. — Думаю, вряд ли…
— Гак ты встречалась с ним, — Рейчел была неумолима, выстраивая свои мысли в логическую последовательность, — и любила его?
— Рейчел!
— Любила или нет? И ты поощряла его? Этого красивого цыганского парня?
— Он не был цыганом. Он был ирландцем.
Рейчел уставилась на нее.
— Что?!
Шарлотта молчала.
— Что ты сказала?
— Я сказала, что он был ирландцем.
— Но… цыган… ты говорила, цыган. «Цыганское отродье» — так ты меня называла. Я слышала, как ты…
Шарлотта пожала плечами.
— Ты была похожа на маленького цыганенка, вот и все. Какое это имеет значение? Я не позволю тебе бросать тень… почему ты смеешься? Рейчел! Прекрати истерику! — Она приподнялась, потом вновь опустилась в свое кресло, в то время как Рейчел сидела напротив нее с трясущимися от смеха плечами, опустив голову и закрыв лицо руками. Когда она наконец подняла голову, на глазах у нее были слезы, но она была спокойна. Совершенно спокойна.
— О, мама, дорогая, так случилось, что ребенок, которого я жду, тоже цыганское отродье. Тебя это может удивить, но я знаю, кто отец ребенка. Цыган, не красавец, но, несомненно, привлекательный.
Шарлотта повернула голову, на ее лице мелькнуло отвращение.
Рейчел наклонилась вперед, в ее лице и голосе появилась изысканная язвительность.
— Да. Несомненно, привлекательный. — Она говорила, растягивая слова. — Я похожа на отца, не так ли, мама? Моего настоящего отца? Который изнасиловал тебя? По крайней мере, ты так говоришь. Но не на тебя. Слава Богу, я не похожа на тебя, не правда ли? Ты холодная как рыба. Холодная, холодная рыба. Ты убежала с инвалидом, потому что не могла вынести, когда к тебе прикасался настоящий мужчина.
Внезапно Шарлотта кончиками пальцев несильно ударила по щеке Рейчел. Они смотрели друг на друга с неприкрытой, молчаливой враждебностью. Затем, двигаясь медленно, словно в оцепенении, Шарлотта поднялась, повернулась и, не говоря ни слова, вышла из комнаты. По ту сторону двери стояла Гвен Хартфорд, откровенно подслушивая их разговор. Когда Шарлотта проходила мимо нее, та протянула худую веснушчатую руку и коснулась бледного кукольного личика жестом, выражавшим глубокую привязанность собственника. Рейчел отвела взгляд. Когда она вновь посмотрела на Гвен, блеклые глаза в позолоте рыжих ресниц уставились на нее с неодобрением и злобой.
Рейчел подошла к столику, где лежали ее перчатки и сумочка, и повернулась, когда появилась мать.
— Маленькая потаскушка, — очень спокойно сказала Шарлотта, бросив что-то на скатерть рядом с чашками чая, так и оставшегося нетронутым. — Вот. Возьми их. И никогда — ты слышишь меня? — никогда больше не приходи сюда.
Рейчел не спеша собрала крошечные вещицы, которые сверкали и переливались на солнце, падающем на стол из окна. Серьги. Маленькие бриллиантовые пуссеты. Она подняла голову и взглянула на мать. Шарлотта поджала губы.
— Да. Они настоящие. Их подарил мне Бен. Оки ничего не значат для меня. Бери. Это все, что я должна тебе. Теперь они твои. Уходи.
Рейчел сунула пуссеты в сумочку. Ее опять подташнивало, и она смертельно устала. Выходя из коттеджа, она обернулась лишь один раз, чтобы закрыть калитку. Рейчел увидела мать, стоящую в дверях, и поддерживающую ее под руку Гвен Хартфорд. Когда она посмотрела на них, они отвернулись и, даже не махнув ей на прощание, скрылись внутри дома. Лишь мелькнула рука Гвен Хартфорд, когда та решительно хлопнула дверью, оставив Рейчел стоящей в одиночестве в лучах теплого осеннего солнца.
Где-то в отдалении послышался свисток паровоза. Рейчел повернулась спиной к коттеджу и направилась к станции.
Поезд подземки грохотал, покачиваясь на поворотах, в темном туннеле, потом, замедлив ход, остановился в неожиданно наступившей тишине, у станции, нетерпеливо ожидая отбытия. Мать и дочь, сидевшие напротив Рейчел, о чем-то тихонько разговаривали.
Рейчел закурила еще одну сигарету.
Поезд накренился, загудел, и вновь тронулся в путь.
Она пыталась сосредоточиться на журнале, раскрытом у нее на коленях, но никак не могла продвинуться дальше первого предложения. Ей было холодно. Руки, ноги и все внутренности окоченели от холода. Она вся дрожала. Но, посмотрев на свои руки, она убедилась, что пальцы твердо держат журнал. Дрожь исходила изнутри и была такой ужасной, что у нее стискивало легкие, затрудняя дыхание и заставляя сердце трепетать от ужаса. Так она не боялась ни разу в жизни. Ей казалось: все вокруг понимают, что с ней происходит. Однако никто не глазел на нее. В сущности, никому до нее не было дела.
Еще не поздно. Она может сойти с поезда. Никто не принуждал ее делать это. На мгновение она представила себе ожидающую ее пытку. Аккуратный и пунктуальный маленький человечек, с которым у нее была предварительная договоренность, бесстрастно и без обиняков объяснил ей, что к чему.
Теперь уже дрожали и ноги. Она наверняка не сможет встать, а тем более сойти с поезда, прошагать по узким улочкам и взобраться по той лестнице.
Так и не одолев первого абзаца, она перевернула страницу. С рекламного рисунка ей улыбалась девушка, застенчиво глядящая через плечо. «Самые чудесные волосы. Ее секрет в “Амами”!» Кто она, эта девушка, улыбка которой полна снисходительной уверенности? Знает ли она, каково это — испытывать страх, от которого все внутри замирает и ноет, словно от боли? Была ли она реально существующим человеком, эта хорошенькая девушка из журнала?
За окнами сверкнули огни станции.
Поезд замедлил ход и остановился. Зашипели, раздвигаясь, двери. Рейчел медленно поднялась, бросила сигарету, аккуратно примяв ее ногой, обутой в дорогую туфельку, взяла сумочку, перчатки, журнал и ступила на платформу. Эскалатор неумолимо понес ее наверх.
Небо затянуло облаками. Мрачный полдень готов был в любую минуту разразиться дождем. Мимо нее торопливо проходили люди, прикрывая лица от встречного ветра. Стараясь ни о чем не думать, Рейчел быстро пересекла улицу, миновала торговца газетами, шумно выкрикивающего броские заголовки о трагических самоубийствах на Уолл-стрит. Завернув за угол, она перешла на другую сторону узкой улицы, спустилась по еще более узкому переулку, который упирался в неопрятный тупик с высокими обшарпанными домами, тесно прижавшимися друг к другу словно стайка нищих с усталыми невыразительными лицами, старающихся согреться. Тут она в нерешительности остановилась. Полчаса… Через полчаса все будет позади. Она будет на пути домой, и больше никогда сюда не вернется.
Она бросила журнал, который все еще держала в руках, в ближайшую урну, быстро подошла к двери дома № 11 и позвонила в колокольчик.
Ее встретил тот же человек, в первую встречу представившийся Гарднером — маленький, аккуратный, суетливо-педантичный. У него были редеющие волосы и очень красные губы, а голос высокий и бодрый.
— Вверх по лестнице, дорогая. В комнату направо. Раздевайтесь. Я поднимусь через минуту.
Рейчел молча прошла мимо него. Поднимаясь по лестнице, она почувствовала в ногах судороги; от нервного напряжения каждый мускул ее тела пронизывала ноющая боль.
