Кристин Сэлингер - Семейные тайны
Филипп с усмешкой наблюдал, как она медленно вдыхает и выдыхает.
— И что, эти упражнения на дыхание действительно помогают? — спросил он.
— Исследования показывают, что прилив кислорода и внутренняя сосредоточенность снижают стресс, — с едва заметным раздражением в голосе ответила Сибилл.
— Не сомневаюсь. Правда, я тоже проводил кое-какие исследования. Давай испытаем мой способ. — Он тронул губами ее губы, потерся о них, ласково, но настойчиво. Они смягчились, потеплели, раскрылись. Языком он теребил ее язык. Она вздохнула. — Да, на мой взгляд, отличный способ, — тихо пророкотал он. — Отлично помогает. А ты как считаешь?
— Установлено, что оральная стимуляция тоже весьма действенное средство от стресса.
Он хмыкнул.
— Пожалуй, ты так скоро сведешь меня с ума. Налить вина?
Сибилл не стала допытываться, что он имел в виду под выражением «сведешь меня с ума».
— Не откажусь. Хотя, наверное, зря. Я ведь за рулем.
Не сегодня вечером, подумал Филипп, но лишь улыбнулся в ответ.
— Присаживайся. Я мигом.
Он исчез в другой комнате, а Сибилл вновь сосредоточилась на дыхательных упражнениях. Наконец волнение немного улеглось, и она принялась осматривать квартиру.
Центральное место в гостиной занимал уголок для беседы. В середине стоял квадратный журнальный столик с большим парусником из венецианского стекла. В двух медных подсвечниках белели толстые свечи.
В дальнем конце комнаты она увидела небольшой бар и два табурета с черными кожаными сиденьями, а за ним — плакат, рекламирующий бургундское вино. На нем был запечатлен улыбающийся французский кавалерист, сидящий на бочонке с бокалом и трубкой в руках.
Белые стены украшали произведения искусства. Над круглым стеклянным столом с витыми ножками висела гравюра в рамке — реклама шампанского «Татенж» с изображением элегантной женщины — конечно же это сама Грейс Келли! — в роскошном черном вечернем платье, выглядывающей из-за хрустальной флейты с пузырящейся жидкостью. На другой стене она заметила гравюру Хоана Миро и изящную репродукцию Альфонса Мухи «Осень».
Лампы в стиле «ар деко», на полу — пушистый светло-серый ковер, широкое незанавешенное мокрое от дождя окно.
Сибилл решила, что эклектичная гостиная оформлена со вкусом, свойственным энергичному умному мужчине, умеющему совмещать несовместимое.
Она любовалась коричневой кожаной скамеечкой для ног в форме поросенка, когда в комнату вернулся Филипп с двумя бокалами в руках.
— Симпатичный поросенок.
— Мне он тоже понравился. У тебя, наверное, был интересный день. Рассказала бы.
— Я даже не спросила, может, у тебя какие-то планы на вечер. — Она отметила, что Филипп одет в джинсы с мягкой черной толстовкой, но без обуви на ногах. Однако это отнюдь не означает…
— Теперь есть. — Он взял ее за руку и подвел к дивану. — Ты сегодня встречалась с адвокатом.
— Ты знал?
— Мы с ним приятели. Он держит меня в курсе событий. — Филипп был глубоко разочарован тем, что она не сообщила ему о своей поездке в Балтимор. — Как прошла встреча?
— Думаю, нормально. По его мнению, опекунство вам обеспечено. Правда, мама отказалась подтвердить мое заявление.
— Она сердится на тебя?
Сибилл глотнула вина.
— Да, сердится и, без сомнения, очень сожалеет, что по глупости рассказала историю своих отношений с твоим отцом.
Он взял ее ладонь.
— Я понимаю, тебе сейчас тяжело.
Сибилл взглянула на их переплетенные пальцы. Как непринужденны, естественны его прикосновения, рассеянно подумала она. Будто ничего проще в мире не бывает.
— Я не ребенок. А этот маленький инцидент, который произвел сенсацию в Сент-Кристофере, вряд ли долетит через Атлантику до Парижа, так что она скоро оправится от потрясения.
— А ты?
— Жизнь продолжается. Как только формальности будут улажены, Глория перестанет беспокоить тебя и твою семью. И Сета. Для себя она, полагаю, так и будет искать неприятностей, но здесь уж я поделать ничего не могу. Да и не хочу.
Равнодушие, думал Филипп, или просто защитная реакция?
— Но даже после того, как все формальности будут утрясены, Сет останется твоим племянником. Никто из нас не запретит тебе видеться и общаться с ним.
— Я ему чужая, — без всякой интонации в голосе констатировала она. — У него теперь, слава Богу, другая жизнь, и своим вмешательством я буду только напоминать ему о кошмарном прошлом. Просто чудо, что жестокость Глории не оставила в его душе более глубоких шрамов. Своим нынешним благополучием он обязан твоему отцу, тебе, твоей семье. Мне он не верит, Филипп. И у него нет на то оснований.
— Доверие нужно заслужить. Ты должна к этому стремиться.
Сибилл встала, подошла к темному окну и устремила взгляд на огни города, расплывающиеся в струях дождя.
— Когда ты перебрался в дом Рея и Стеллы, когда они помогали тебе изменить жизнь, изменить себя, ты стремился поддерживать связь с матерью и со своими приятелями в Балтиморе?
— Моя мать подрабатывала проституцией. Она ненавидела меня. Мои приятели торговали наркотиками и занимались воровством. С ними у меня не было ничего общего, как, впрочем, и у них со мной.
— И тем не менее. — Она повернулась к нему лицом. — Моя позиция тебе ясна.
— Ясна, но я с ней не согласен.
— Думаю, Сет согласится.
Филипп отставил свой бокал и поднялся с дивана.
— Он хочет видеть тебя на своем дне рождения в пятницу.
— Это ты хочешь меня там видеть, — поправила его Сибилл. — И я очень признательна, что ты добился на то разрешения Сета.
— Сибилл…
— И раз уж мы заговорили о дне рождения, — быстро перебила она его, — я нашла художественный салон, о котором ты упоминал. — Она жестом показала на пакеты у двери.
— Это? — Филипп в изумлении уставился на ее покупки. — Все это?
Сибилл неосознанно поднесла ко рту руку и стала грызть ноготь.
— Много, да? Я так и знала. Увлеклась. Можно часть оставить себе. Правда, я теперь редко рисую. Все как-то времени нет.
Филипп подошел к пакетам, заглянул внутрь.
— Все это? — Он выпрямился и, расхохотавшись, покачал головой. — Он будет в восторге. С ума сойдет.
— Мне не хотелось бы, чтобы он воспринял это как взятку, будто я пытаюсь купить его привязанность. Сама не знаю, что на меня нашло. Просто когда начала выбирать, уже не могла остановиться.
— Я на твоем месте перестал бы искать оправдания добрым порывам своей души. — Он ласково дернул ее за руку. — И прекрати грызть ногти.
— Я не грызу ногти. Я никогда… — Оскорбленная, она глянула на свою руку и увидела обгрызенный ноготь большого пальца. — О Боже, правда. С пятнадцати лет такого со мной не было. Где моя пилочка?
Она схватила сумку и вытащила маникюрный набор. Филипп шагнул к ней.
— Ты была нервным ребенком?
— Что?
— Грызла ногти?
— Дурная привычка, только и всего. — Она принялась выравнивать ноготь.
— Вы хотели сказать, нервная привычка; не так ли, доктор Гриффин?
— Возможно. Но я с этим справилась.
— Не совсем. Грызешь ногти, — начал перечислять он, придвигаясь к ней ближе. — Страдаешь мигренями.
— Только иногда.
— Питаешься нерегулярно, — продолжал он. — И не говори, будто ты ужинала сегодня. Не поверю. По-моему, твои упражнения на дыхание не очень-то способствуют избавлению от стресса. Давай лучше опять испытаем мой способ.
— Мне нужно идти. — Он привлек ее к себе. — Пока не поздно.
— Уже поздно. — Он тронул губами ее губы, раз, другой. — Тебе придется остаться. На улице темно, холодно, льет дождь, — тихо говорил он, пощипывая ее губы. — А ты плохо водишь машину.
— Просто у меня… — Пилочка выпала из ее рук. — Нет опыта.
— Я хочу отнести тебя в постель. В мою постель. — Следующий поцелуй был глубже, продолжительнее. — Хочу снять с тебя твой костюм, предмет за предметом, и посмотреть, что под ним.
— Не знаю, как у тебя так получается. — Ее дыхание участилось, тело размякло. — У меня все мысли разбегаются от твоих прикосновений.
— А мне нравится их разгонять. — Он просунул ладони под ее элегантный пиджак. — Нравится приводить тебя в замешательство и в трепет. Когда ты дрожишь, мне хочется вытворять с тобой самые разные вещи.
Ее уже бросало то в жар, то в холод.
— Какие… вещи?
Филипп глухо хмыкнул, прижимаясь губами к ее шее.
— Сейчас покажу. — Он подхватил ее на руки и понес в спальню.
— Это не в моих правилах. — Откинув назад волосы, она смотрела ему в лицо.
— Что не в твоих правилах?
— Я обычно не прихожу домой к мужчине, не позволяю, чтобы он нес меня в свою постель. Это не в моих правилах.
— Будем считать, что ты изменила своей манере поведения. — Филипп поцеловал ее и положил на кровать. — Под воздействием… — Он помедлил, зажигая три свечи на элегантном подсвечнике в углу комнаты. — Активной стимуляции.
