Татьяна Успенская - Шаман
Нина засмеялась:
— У нас сегодня нет супа.
Исподтишка Кеша взглянул на Степана Фёдоровича — тот, ссутулившись, уходил в Олину комнату.
Снова звонок. Зачем Нина придумала всю эту кутерьму? Пусть бы уж лучше сидела работала. Кеша вытер ладони о штаны, стал прислушиваться к голосам в передней. Он не знал, как ему вести себя. Кто он здесь? Нет, он не пойдёт туда, на черта ему всё это надо. А сам уже шёл, потому что голоса были знакомые.
— Я принёс тебе то, что обещал! — Илья протянул Нине две книги и сначала не заметил Кешу. — То, о чём мы с тобой говорили. — Илья смотрел на Нину ласково.
Нина стояла к Кеше спиной. Она подождала, пока Илья снимет плащ, и вдруг обняла Илью и поцеловала.
— Ты знаешь, нет никаких чудес в мире, ничего нет, совсем ничего, кроме жизни, солнца, неба. В них, а не в словах вся мудрость. Я наконец поняла это. И надо верить лишь в свои силы.
Не слушая её, взорвался: сама лезет к мужику! О чём болтают без него? Он не допустит… Он уже шагнул к Нине, чтобы оторвать её от Ильи, но на нём повисла Варька.
— Явился не запылился. Ну, покажись, хитрый таёжник. Спрятался в тёплой берлоге. — Варька вертела его, разглядывала. — А ты изменился. Похудел, что ли? Не пойму я.
Варька была нарядная, в узком длинном платье. Коротко стриженные волосы стояли дыбом, она не спешила причёсывать их. Улыбалась во всё лицо, как всегда, но сегодня в её лице был жалкий, неуверенный вопрос к нему, и Кеша поспешил вырваться из её объятий. Варька повернулась к Нине, бодро затараторила:
— Ребятки, я тут вам принесла пирожных. А это польский крем для лица. Тебе, Нин, пригодится. Олюхе — шоколадный набор.
Илья, наконец, заметил его:
— Здоров, Иннокентий.
У «смертного ложа» Ильи встретились они впервые. Серенький день сеял промозглым светом в окно, казалось, мелкая морось проникла в комнату, присыпала вещи, Илью и маленького старичка, отца Ильи. Старичок цеплялся за Кешины руки, повторял растерянно: «Умер, смотри-ка, умер». Бессознательные слова и движения старичка раздражали Кешу, он выгнал старичка, склонился над Ильёй. Горбоносое, узкое, с глубокими тёмными впадинами под глазами, лицо Ильи было значительно — точь-в-точь лицо мученика. В первый момент Кеша, как и все, поверил неподвижности и бездыханности Ильи, мёртв и мёртв, решил, что зря согласился прийти сюда. Но, приглядевшись попристальнее, понял, что кожа у Ильи жива. Кеша дотронулся до щеки — ледяная. Пусть ледяная. Кожа жива, он точно знает это, значит, Илья жив.
Намучился он тогда с Ильёй…
Уже бился бодрее пульс, с ним вместе и жилка у виска, уже порозовели губы, а сознание никак не возвращалось.
Силён мужик! Никакой болезни нет, а внушил себе, что есть. Какое сильное воображение!
После своей «смерти» Илья почти сразу женился.
Несколько лет они не виделись, а однажды, приехав в Москву, Кеша остановился у Ильи с Варей. Стали часто встречаться. Илья оказался понятливым учеником: скоро его квартира наполнилась сухими травами, аккуратно собранными весной, бутылями с настоями, книгами о травах. «Я твой филиал», — любил говорить Кеше Илья.
— Здорово, Иннокентий! Ну, как прошла свадьба? — Не дождавшись ответа, спросил: — Ты чего такой тихий?
Кешу раздражает этот идиотский вопрос. Его всё сейчас раздражает. И то, что Илья растерянно оглядывается на Нину, весело болтающую с Варей, и то, что Илья пристаёт к нему.
— Ты согласен с Брегом? Говорят, в самом деле, голодание — чудо. Слушай, я всё-таки хочу понять твоё отношение к сыроедению и к правильным сочетаниям. Ты читал Шелтона? Уокер и Шелтон учат правильным сочетаниям пищи. — Они уже сидели на диване. Кеша слышал, что говорил Илья, понимал, но болтовня Ильи раздражала. У них с Нинкой какие-то свои отношения, в которые он не вхож, новые фантазии… Кеша отвернулся от Ильи. Чего это Нинка так ржёт с Варькой на кухне? Рада, что Илья пришёл? — Мы только и едим картошку с мясом, привыкли, а оказывается, это вредно. Учёные люди пишут, что мясо с картошкой несоединимы. Пока переваривается картошка, а она переваривается первая, как крахмал, мясо гниёт и, гниющее, всасывается в кровь. Так же вредна жареная и варёная капуста. Хороша только сырая.
Чего это она торчит на кухне? Ага, звонок. Сейчас появится Нинка. И впрямь, она мелькнула в проёме двери — побежала открывать, а Кеша вытянулся к передней. Кого ещё преподнесут сегодня?
Не прошло и минуты, как в комнату вошла старуха. Худая, высокая, с прозрачными глазами. Это, наверное, мать, облегчённо вздохнул Кеша. Она не седая, но кажется совсем старой: мелкие морщины сетью покрыли лицо и голова трясётся.
— Лучше всего соки, а из соков лучше всего морковный. Морковь сочетается с чем хочешь: с сельдерюшкой, с петрушкой, с капустой, свёклой. Будешь пить соки, будешь здоровым.
Нина снова исчезла. Кеша беспокойно прислушивался: где она может быть? Варька с Нининой матерью шептались в уголке. Появились Оля с дедом.
— Идём, покажу новую пластинку. Последний крик моды. — Оля тянула деда к проигрывателю.
Раздался щелчок, и — тягучая музыка наполнила дом.
Страх, что Нинкин отец сейчас подойдёт к нему, снова будет смотреть жалкими глазами, заставил Кешу повернуться к Илье.
— А что там болтают о бессмертии души? — спросил с издёвкой. Это Илья заморочил Нинке голову, обещал ей встречу с мёртвым мужем.
Илья, казалось, не заметил издёвки, как ни в чём не бывало стал рассказывать, что прочитал интересную книжку, которой можно верить, а можно и не верить, она утверждает, что с естественно-научной точки зрения бессмертие возможно. Кеше стало скучно. Но куда ему деваться? Он всегда и везде был в своей тарелке, если же кто-нибудь осмеливался посягнуть на его внутреннее равновесие, легко, как полковника когда-то, ставил на место. А вот что ему делать сейчас, кому в зубы дать… он не знал. Куда сбежать от Нинкиного отца, например? Издалека, с другого конца комнаты, смотрел на Кешу Степан Фёдорович. Будет Нинка жить или не будет? — спрашивал он Кешу И неожиданно в Кеше проснулось привычное ощущение игры: любой ценой не сказать ни да ни нет. Но только… эта игра была немного иной, чем всегда: генерал в золотых погонах, с Олей на коленях, — Нинкин отец.
— Ты не слушаешь, что я говорю? Тебе неинтересно? — Илья коснулся его руки.
Резко, зло Кеша отдёрнул руку.
— Ты, ты… ты сбил меня… из-за тебя я потерял почву… ты… книги… я… столько лет не я, — рвался Кеша голосом. Замолчал. На него смотрели, и он под взглядами потерялся. Встать, уйти? Он не может пошевелиться.
— Ты заболел, — сказал вяло Илья. — Я понимаю.
— Здравствуйте, родные мои! — Кеша поспешно повернулся на голос Нины. Вот кого он ждал! Повернулся и даже привстал от удивления. Зелёное, до полу, платье, с золотыми по подолу цветами, голые руки и плечи, тощая шея — это Нинка выглядывает из распущенных волос и платья?
— Мамочка, какая ты красивая! — воскликнула Оля и побежала к ней. Нина припала к Оле, постояла так, словно набиралась от неё сил.
Кеша перехватил восхищённый взгляд Ильи, разозлился: оголилась, вырядилась. Зачем? Как она смеет улыбаться всем, тратить на всех свой голос, свою радость? Схватить бы её за руку, коснуться её узкой спины, волос! Но ему стало не по себе. Ему показалось, если он подойдёт сейчас к ней и дотронется до неё, она растает при всех и исчезнет. Нина оказалась рядом.
— Сегодня праздник, шаман, — зашептала ему в самое ухо. — Я тебе приготовила сюрприз, да он задерживается.
В эту минуту раздался звонок. Нина исчезла в передней.
— Всё пройдёт, — примирительно сказал Илья. Он словно позабыл о взрыве Кеши. И у Кеши прошла вражда к Илье. — Слушай, пойдём по маленькой за встречу, — торопливо заговорил Илья. Это было новостью — Илья не пил. Но Кеше не до Ильи: он хочет скорее вернуть Нину себе, дослушать, что она собиралась сказать, хочет, чтобы она ни на шаг не отходила от него. — Скажи мне, очень плохо? — Илья, как клещами, ухватил его за руку.
Так соболя ловят в сеть: и вроде свобода близко, воздух, тёплое дупло дерева, кора защищает от холода, а выбраться нельзя. Кеша попытался вырвать у Ильи руку, но тот сжал её ещё крепче.
— Идите вы все к чёрту! — сказал Кеша Илье. Почему Нина так долго торчит в передней, с кем она там шепчется? — Я не Господь Бог и не премьер-министр, чтобы всё знать.
— Пойдём, Кеша, выпьем, — уныло повторил Илья.
Снова Нина рядом. Наконец-то. Илья отпустил его руку.
Кеша послушно закрыл глаза и почувствовал облегчение: вот так, когда он не видит никого, ещё можно жить. Он слышит, Нинка — здесь, рядом, шуршит бумагой, тихо смеётся. Волны её смеха захватывают его, успокаивают.
— Вот зачем я вас собрала, — начала она тихо. — Не открывай глаз, очень прошу. Олюшка, убери музыку. — В тишине сказала: — Здесь мои любимые люди. Я связана с каждым из вас в отдельности: с мамой, вырастившей меня, с папой, которому я обязана всем лучшим, что есть во мне. — Голос её зазвенел, оборвался. Кеше стало неловко в тишине с закрытыми глазами, но Нинина рука легла ему на плечо, и он не открыл глаз. — С Варюхой мы исходили тысячу троп, я что хочешь отдам за её доброту. С Васенькой, или с Кнутом в просторечии, мы связаны всей жизнью, мы вместе росли. Ему я, к сожалению, ничего хорошего не сделала, только он — мне! И так вот бывает.
