Анна Климова - Люби меня нежно. И сердца боль
Ты спрашивала, что мы решили? Мы пока еще ничего не решали. Не до этого было. Я сейчас о другом думаю — скорее бы Андрей поправился!
Уже август, скоро конец лета… Все так закрутилось, завертелось, оглянуться некогда.
Ну, на этом все.
Пока, бабуленька! Береги себя. Надеюсь, скоро увидимся.
Твоя Оля.»
27
Андрей выписался из больницы с тревожным и радостным ощущением того, что так, как прежде, уже не будет. Все изменилось.
Мать всю дорогу до дома молчала, ведя машину резко, порывисто, в свойственной ей манере. Отец тоже молчал, но ободряюще улыбался, время от времени оборачиваясь к нему.
Андрей прислушался к себе и обнаружил, что его совершенно не беспокоит реакция родных на его отношения с Олей. Андрея не покидала внутренняя уверенность в правильности своего выбора. Рад кто-то этому будет или нет — его совершенно не заботило. Он был полон решимости взять всю полноту ответственности за свои поступки на себя. Конечно, он довольно смутно представлял себе дальнейшее развитие событий, но был уверен, что справится с любыми сложностями.
А то, что сложности будут, он понял не только по недовольному молчанию матери, но и по собственному внутреннему здравому размышлению: впереди новый семестр, учеба здесь, в Москве, а Оля учится у себя, в Минске. Сотни километров и еще несколько лет студенчества.
Они свернули с Гоголевского бульвара на Гагаринский переулок.
Квартира встретила их привычной атмосферой «идеального жилища». Мать, помешанная на порядке, не допускала мысли, что вещи могут не находиться на тех местах, которые она для них определила. Исключение составляла комната Андрея, которую тот «отвоевал» у матери систематическим саботажем ее попыток «привести все в порядок».
Сейчас, после многонедельного отсутствия, Андрей нашел свою комнату чисто убранной… и чужой. Одежда аккуратно разложена в шкафу, книги на полках, «все лишнее» сложено в ящики и коробки…
Глухая ярость поднялась в его душе. Андрея злил не этот порядок, а то, с какой настойчивой самоуверенностью мать навязывает ему свои представления о жизни в целом и о «порядке» в его жизни, в частности. Мать действовала, как слон в посудной лавке, круша все, что, по ее мнению, не вписывается в «рамки».
Андрей присел на кровать. Снял со стены гитару. Перебрал отвыкшими пальцами струны. Музыки не получалось. Он задыхался в этом идеальном порядке, в этих удушающих волю «рамках».
Какая-то часть сознания, доставшаяся ему от матери, твердила тихонько, что это — свойственный молодости юношеский максимализм, противоречия, повторяющиеся из поколения в поколение, что порядок, стабильность — основа взрослой нормальной жизни, основа всех отношений. Бунт, хаос, конфликтность — обычные спутники формирующейся личности, ищущей свое место в жизни и остро реагирующей на любые попытки вмешательства в эти поиски, которые, по ее мнению, только подчеркивают ее слабость, ее зависимость, ее неумение и невозможность свериться с опытом, отсутствующим в этот период.
Самостоятельный поиск пути предполагает получение «шишек». Отрицание чужого опыта — это «убытки». Но это его убытки!
— Мужчины, обедать! — донеслось из кухни.
Андрей отложил гитару и отправился на зов.
Огромная кухня блистала показной, витринной, неуютной чистотой. Андрей не любил обедать на кухне. С большим удовольствием он бы предпочел перекусить в своей комнате за книгой или сидя у телевизора (когда матери не было, он так и делал).
На столе чистая скатерть, крахмальные салфетки, старинная супница с торчащим половником (мать приволокла столовый сервиз из какого-то антикварного магазина), двойные тарелки, сверкающие приборы — все так, как положено, как заведено, как надо.
(«Кому надо?» — подумал Андрей.)
Разговоры за столом не поощрялись. Так же, как и не разрешалось смотреть по сторонам, тянуться за чем-то самому, вставать до окончания трапезы. Целый свод правил и запретов, которые в него вдалбливала мать с самого детства, отравлял все удовольствие от пищи.
Такие обеды «в кругу семьи» напрочь отбивали у него аппетит. Суп проливался на колени, мясо соскальзывало с вилки на пол, компот тек мимо рта…
Андрей сел за стол, нарочно проигнорировал салфетку.
Мать промолчала. Встала, открыла крышку супницы, налила борщ в тарелку отца, потом себе. Замерла с половником, глядя прямо в глаза Андрея.
— Ты помыл руки?
Секунду помедлив, Андрей встал, принес из ванной мыло, вымыл над кухонной раковиной руки и демонстративно долго вытирал их полотенцем.
Родители молча ждали. Сергей Петрович посмеиваясь, Маргарита Львовна без всякого выражения лица. Андрей снова сел. И заслужил борщ в тарелку. Ели молча. Чуть стучали приборы.
Вопреки правилам, мать неожиданно сказала:
— Мы с отцом решили, что ты должен подлечиться в санаторий. До начала семестра есть еще время, а я договорюсь в деканате, чтобы тебя не посылали на картошку.
— Это ты решила, дорогая, — возразил отец, промокая губы. — Я слышу об этом впервые.
— Сережа! — воскликнула Маргарита Львовна, — давай хоть в этом будем единодушны!
— Я просто констатировал факт. Это решение ты со мной не обсуждала.
— Билеты закажем на завтра и вечером будем в Сочи, — продолжила Маргарита Львовна, уже не обращая внимания на мужа. Заглянула в глаза Андрея жестко, требовательно, бескомпромиссно.
Андрей лишь на мгновение поймал этот взгляд, но продолжал молча есть свой борщ.
— Ты слышал, что я сказала?
— Слышал, — кивнул Андрей.
— И что?
— Ты спрашиваешь мое мнение или только хочешь удостовериться, дошел ли до меня твой приказ?
Мать растерялась, хотя и не выдала этого ничем.
— Это не приказ, а лишь забота о твоем здоровье. И не нужно со мной так говорить, Андрей. Я для тебя стараюсь. Хочу как лучше.
— А я не хочу, как лучше. Смею заметить, что я нахожусь в том возрасте, когда человек сам может принимать решения. У меня, к твоему сведению, уже есть паспорт, мама. Мне девятнадцать лет! И я проведу свое время так, как сочту нужным.
— Для того чтобы принимать решения, необходимо иметь базу для их реализации. А такой базой пока для тебя являемся мы с отцом, — сказала Маргарита Львовна, чуть улыбаясь, но со стальной пружинистостью в голосе. — Вы, молодые, любите сейчас критиковать основы социалистических отношений и восхищаетесь Западом, поэтому я перейду на доступный, понятный для тебя язык восхищающего вас капитализма. Кто платит деньги, тот и заказывает музыку, мой дорогой.
Андрей медленно поднялся из-за стола.
— Андрей! Марго! Перестаньте! — выступил в качестве арбитра Сергей Петрович, положив руку на плечо сына.
— Спасибо, мама, за напоминание.
— Не за что. Я просто расставила все точки над «i», чтобы у тебя не было никаких иллюзий на наш счет. Ведь ты не хочешь ехать из-за нее, верно? Из-за этой шлюшки, вцепившейся в тебя своими потаскушными коготками!
— Марго! — покачал головой Сергей Петрович.
— А что такое? Он у нас уже взрослый. С паспортом! И отлично все понимает. Мы, Сережа, вырастили с тобой очень понятливого сына. Акселерата, как теперь говорят. И ему уже приспичило разыграть перед нами и всем светом бурную страсть, которая, как я полагаю, будет длиться до гробовой доски. Любовь с первого взгляда! Что-то зашевелилось в штанах, и он готов уже бежать в ЗАГС!
— Марго, ты отвратительна, — тихо сказал Сергей Петрович.
— Зато ты слишком щепетилен! Может, объяснишь своему сыну, что к чему? Посвятишь его в азы мужской физиологии!
Андрей резко отбросил стул и пошел в прихожую. Мать, сорвавшись с места, бросилась за ним.
— К ней идешь? — завопила она, загородив собой дверь. — Ты не посмеешь! Слышишь? Ты не посмеешь! Одумайся! Сколько еще таких, как она, у тебя будет! Все они — хищницы! Безродные, ядовитые шавки, радующиеся любой возможности уцепиться за порядочного человека и вылезть из той грязи, в которой пребывают всю жизнь! Бедные Золушки бывают только в сказках, а в жизни все они пираньи! Набрасываются и глодают до костей! Ты сам этого сейчас не видишь и не понимаешь, потому что молодой, глупый! — Маргарита Львовна говорила с поспешной надрывностью, вцепившись в ворот куртки сына. По ее щекам лились злые слезы. — А я мать и не допущу, чтобы мой сын погубил свою жизнь из-за первой попавшейся шлюхи! Ну, скажи, чего ты хочешь, я все сделаю! Все! Машину? Шмотки? Что? А может она уже беременна и ты решил, что чем-то обязан ей? Все можно уладить! У меня есть знакомые…
— Марго, перестань! — подошел отец и с силой обнял ее за плечи.
Воспользовавшись моментом, Андрей выскочил из квартиры.
Выйдя из подъезда, нашел телефон-автомат и дрожащей рукой набрал номер.
