Имоджен Эдвардс-Джонс - Отель Вавилон
— Еще что-нибудь? — спрашиваю я.
— Больше ничего, — отвечает он.
— А во внутренних карманах?
— Гм…
— Выкладывайте все, — приказываю я. — Или лучше вызвать полицию? Я сделаю это с превеликой радостью.
— Нет, — говорит бомж. Пошатываясь, расстегивает куртку и извлекает из карманов бутылочки «Пенхалигон».
— Шампунь? — удивляюсь я. — Зачем вам понадобился шампунь?
— Не знаю. — Бродяга пожимает плечами. — Дверца шкафа была открыта, вот я и поживился.
— Н-да, — произношу я, а «гость» ставит рядом с «Бомбейским сапфиром» пластмассовые бутылочки и кладет три кусочка мыла. — Для чего вам «Бомбейский сапфир»?
— Он мне нравится. Мой любимый напиток.
— Ясно. Не пойму, где, но, кажется, я вас уже видел.
— Видели. — Бродяга кивает, глядя в пол.
— Вы здесь не впервые.
— Приходил пару раз.
— На этой неделе.
— Возможно.
— И каждый раз воровали «Бомбейский сапфир»?
— Наверное, — отвечает он, точно подросток.
— Наверняка, — говорю я.
— Думайте что хотите.
— И буду.
— Доказать все равно ни черта не получится.
— Получится, — возражаю я. — Я обнаружил вас здесь, когда вылазили по холодильнику, ваши карманы были набиты спиртным. Разве все это не говорит само за себя?
— Доказать — ничего не докажете, — стоит на своем бомж.
— Докажу, — заявляю я. Но тут останавливаю себя. Какого черта мне нужно? Чего ради я пытаюсь образумить опустившуюся личность в четыре сорок пять утра? Должно быть, это одна из самых парадоксально алогичных составляющих нашей работы. — Ну ладно. Пошли.
— Куда?
— На выход.
— О нет, — стонет бомж.
— На выход, говорю. Вы не имеете права тут находиться. Идемте.
Бомж и не пытается устроить скандал. Поворачивается, прихватывает пару бутылочек джина «Бомбейский сапфир» и следует за мной к лифту. Решаю промолчать, Тони будет вне себя от радости, когда узнает, что вор вычислен, так что не расстроится по поводу еще двух исчезнувших бутылочек. Едем вниз молча. Чем ниже спускаемся, тем больше замкнутая кабина заполняется несносной вонью. Когда двери наконец раскрываются на первом этаже, я счастлив, что могу вдохнуть свежего воздуха. И где-то сожалею, что не позволил бродяге оставить себе шампунь «Пенхалигон».
— Твою мать! — восклицает Деннис, когда мы идем по вестибюлю. — Неужели это снова ты, Спайк? — Закатывает глаза. — Сколько еще раз нам придется вышвыривать тебя отсюда, прежде чем ты возьмешь в толк, что не должен тут появляться, черт тебя подери? М-м-м? Сколько? — По-моему, у Денниса талант воздействовать на бомжей так, что они принимают застенчивый вид. Спайк начинает переминаться с ноги на ногу, смотрит в пол. — Не беспокойся приятель, — говорит Деннис мне. — Я сам его выпровожу. — Берет Спайка за плечо и ведет к двери. — Проваливай. В следующий раз позвоним в полицию. Точно тебе говорю, дружище. Это не шутка.
Наблюдаю, как Деннис выводит Спайка на улицу. Швейцар держится с забулдыгой не грубо и не пренебрежительно; они даже задерживаются у парадной и о чем-то разговаривают. Деннис засовывает руку в карман, достает купюру и протягивает бомжу. Потом похлопывает его по спине, веля идти своей дорогой.
— Ты что, дал Спайку денег? — спрашиваю я, когда Деннис входит в отель и направляется к столу.
— Что? Я?! — восклицает он, делая вид, что поражен. — За кого ты меня принимаешь?
— Гм, — произношу я, прекрасно зная, что швейцар врет.
Сидим какое-то время в тишине. Разбавляет ее лишь шум из Патрикова угла. Он до сих пор чистит обувь. У меня начинает урчать в животе. С удовольствием съел бы чего-нибудь. С минуты на минуту явятся повара готовить завтрак. За обе щеки умял бы бутерброд с беконом. Сходить вниз, к ребятам из обслуживания номеров, что готовят целую ночь куриный салат, клубные сандвичи и гамбургеры? Если честно, я всегда был уверен, что кулинары они не ахти какие. И воды-то толком вскипятить не могут.
Несу заказы на завтрак и к тому моменту, когда возвращаюсь, заканчиваю составлять в мыслях список тех, кого за бутерброд с беконом убил бы — на первой позиции моя бывшая подружка. Через вращающуюся дверь проходят повара. Двое, приехали одновременно. Оба кажутся худыми и озябшими, когда идут по вестибюлю.
— Доброе утро, — говорит один.
— Доброе? — спрашивает Деннис.
— Лично для меня — да, — произносит второй повар.
— Через сколько минут можно будет прийти за беконом? — спрашивает Деннис, будто прочтя мои мысли.
— Да-да, — подключаюсь я. — Через сколько?
— Через пять — десять, — отвечает более высокий повар.
— Фантастика. — Деннис потирает руки. — Мы скоро спустимся.
Вообще-то эти ребята не обязаны делать для нас бутерброды, но делают. На них ответственность за приготовление завтраков, которые часов в восемь потребуют все клиенты. Надо отварить сосиски и нарезать бекон, чтобы позднее осталось лишь разогреть их.
Мой рот наполняется слюной. Еще немного, и я, чего доброго, съем собственную руку. Я и не знал, что так зверски голоден. Все теряют терпение при виде поваров, ну точно как собаки Павлова.
Звонит телефон.
— Здравствуйте, ресепшн.
— Почему мы здесь? — раздается из трубки потусторонний женский голос.
— Прошу прощения, — говорю я.
— Почему мы здесь? Кто мы? — спрашивает клиентка.
— Простите, не имею понятия, — отвечаю я и кладу трубку.
— Кто это был? — интересуется Деннис.
— А, та чокнутая. Несколько дней безвылазно сидит в номере, — произношу я, мечтая о беконе. — И задает идиотские вопросы.
— А-а, — протягивает Деннис.
Снова раздается звонок.
— Алло? — говорю я.
— Вы бросили трубку, — заявляет постоялица.
— Гм, простите, — бормочу я, не чувствуя и капли раскаяния.
— Никто так со мной не обходится. Никто. Я сейчас спущусь. — Связь прерывается.
— Тьфу ты! — досадую я. — Чокнутая скоро будет здесь.
05.00–06.00
Мы с Деннисом сидим и смотрим на лифт, ожидая сумасшедшую женщину. Может, зря я говорю, что у нее не все в порядке с головой, но она провела в отеле вот уже трое суток, и никто, за исключением ребят из обслуживания номеров, ее не видел.
Временами у нас поселяются люди, жаждущие сладкого уединения, но в основном это мужчины и в большинстве случаев — обеспеченные наркоманы, которые запираются и в тиши балдеют от героина, либо кокаинисты, что компанией устраивают трехдневную вечеринку, а выписываясь, напоминают извлеченные из могил трупы. Помню, как-то раз в трех наших «люксах» разместились три новых русских. Ребята привезли с собой трех невообразимо хорошеньких девушек и сумки, набитые кокаином. Занавесив окна в номерах, новые русские не показывались нам на глаза весь уик-энд. Заказали за все это время около тридцати бутылок «Кристаль» и почти ничего из еды. Когда они уезжали в воскресенье, я все подумывал, не вызвать ли «скорую»: вид у них был жутко болезненный.
Мы с Деннисом не отрываем глаз от лифта, а тот все отсчитывает этажи. Но вот звенит звонок, лифт приезжает на первый этаж, двери раскрываются. Мы морально подготавливаемся. Ничего. Женщины нет. Деннис откидывается на спинку стула, а я засовываю в рот еще одну вонючую мятную конфету.
— Передумала, — предполагаю я, глядя на закрывающиеся двери лифта.
— Похоже на то, — соглашается Деннис.
— Ну и слава Богу, — говорю я.
— М-м-м, — произносит Деннис.
— Как думаешь, за беконом идти не пора? Мой желудок того и гляди начнет поедать сам себя.
— Гм. — Деннис смотрит на часы. — Подождем еще пару минут.
Опять чешу ноги. Чем скорее я окажусь дома, тем быстрее скину с себя эти брюки. Интересно, как самочувствие парня, что поскользнулся на собственной моче. Наверное, кому-то из нас следует позвонить в больницу и справиться о его состоянии.
— Как-по-твоему, оклемался тот тип из туалета? — спрашиваю я у Денниса.
— Что? А, да, не сомневаюсь, — отвечает он. — В противном случае с нами бы связались.
— Да, — киваю я. — Правильно. Как успехи с туфлями, Патрик?
— Осталась всего одна. — Патрик машет в мою сторону блестящей туфлей. — Я почти закончил.
— Перед тем как понесешь их наверх, покажи мне, — говорит Деннис.
— Намекаете на то, что я не знаю, как чистить туфли? — с нотками обиды в голосе спрашивает Патрик.
— Нет, — говорит Деннис. — Просто мы должны соответствовать неким требованиям, вот и все.
— Ну ладно. — Патрик смеется.
Их разговор прерывается подобием песни, льющейся со стороны лестницы: «Да-да-да-да-да-да, Нью-Йорк! Нью-Йорк!» Мы поворачиваем головы и видим вышагивающую по ступеням, точно танцовщица, сумасшедшую женщину. На ней махровый халат, но он не запахнут, а под ним совершенно ничего. «Да-да-да-да-да-да», — поет она. «Да-да-да-да-да-да». Сгибает ножку в колене. «Да-да-да-да-да, Нью-Йорк! Нью-Йорк!» Мы с Деннисом так ошеломлены, что застыли на месте. Патрик продолжает чистить туфлю, но его взгляд прикован к женщине, а рот раскрыт. Она же как будто никого не видит и не замечает, куда идет. Смотрит перед собой, голова высоко поднята, в глазах демонический свет. Создается впечатление, что она затерялась в мире шоу-бизнеса. Лицо белое как простыня, под глазами ярко-красные мешки, сильно осветленные волосы стоят дыбом. Картина, быть может, показалась бы смешной, если бы не была столь ужасной.
