Лариса Шкатула - Пленница французского маркиза (Книга 1)
Впрочем, она тут же укорила себя за излишнюю чувствительность - замок выглядел вполне добродушно, и ежели во сне он показался ей зверем, прилегшим отдохнуть на этом холме, то сейчас она готова была смягчить собственное впечатление другим рассуждением: ежели и зверь, то укрощенный, домашний, призванный защищать, а не нападать.
Какие странные фантазии рождает у нее, должно быть сам воздух Дежансона.
- Вы заметили, Софья Николаевна, что французские крестьяне носят деревянные башмаки, - нарушила молчание Агриппина.
- Ну и к чему ты это сказала?
- Представляете, как бы они громыхали по этой каменной дороге? хихикнула горничная.
Соня снисходительно улыбнулась. С тех пор, как она осознала, что служанка моложе её, она стала чувствовать себя не то, чтобы ответственной за нее, а как бы выросла в собственных глазах: теперь она станет учить эту строптивицу не только как госпожа, но и как старшая по возрасту. Не только французскому языку, но и жизни вообще.
Солнце начинало припекать - это в мае-то! - и Соня похвалила себя за предусмотрительность: как кстати приобрела она этот зонт! И как глуп хозяин этого замка, что не насадил деревьев вдоль дороги, так что идущие по ней не могли нигде укрыться в тени.
По мере приближения к парадному входу она сбавляла шаг: а что если этот маркиз Флоримон не станет и слушать ее? Если и правда, что все отдыхающие ходят смотреть на этот замок, то, должно быть, он распорядился слугам никого к нему не пускать. Любопытные иностранцы, шатающиеся без дела, всякому могут надоесть.
К дверям замка, как и входу в гостиницу вела мраморная лестница, только мрамор здесь был бордово-красный, а по обеим сторонам лестницы стояли мраморные же, но черные огромные вазы, в которых желтыми облаками росли какие-то цветы. Издалека они казались взбитой пеной, которая ненароком выливается из каменной чаши. Выглядело это захватывающе, и Соня подумала, что у маркиза неплохой вкус. Или у его садовника, который обладает вкусом живописца.
Она стала медленно подниматься по лестнице, придерживая юбки, и слушала неожиданно тревожный шепот Агриппины.
- Княжна, миленькая, а нас не наладят отсюда? Может, вернемся, пока не поздно? Кто их знает, этих маркизов. Мне рассказывали про одного такого он женщин мучил и получал от этого удовольствие, потому что без этого жить не мог. Бил их, увечил всяко-разно, а когда они пощады просили, только смеялся...
- Кто же, интересно, тебе про такое рассказывал? - усмехнулась Соня не иначе, речь о маркизе де Саде!
- Григорьевская Марфуша, - шепотом пояснила Агриппина. - Эти французы, сказывала, самые развратные из всех народов.
До чего нынче просвещенные слуги пошли!
- Разболталась ты не к месту! - одернула её Соня и протянула руку к бронзовому дверному молотку.
Но только протянула, потому что дверь открылась и без этого, а в её проеме появился мужчина лет тридцати с небольшим. Его крупную голову с высоким лбом обрамляли длинные черные волосы, которые вились крупными кольцами и придавали его облику подчеркнуто романтический вид. Четко вылепленный подбородок с ямочкой посередине наводил на мысль о твердости характера. Умные серые глаза, доброжелательно смотревшие на женщин, таили, однако, лукавые огоньки.
Однако, это на первый взгляд. В самой же глубине этих глаз Соне почудился холодный интерес человека, в совершенстве знающего женщин. Так, как другие мужчины знают и ценят лошадей. Причем, оценивал таким образом он не только Соню, но и Агриппину, хотя для себя, кажется, сразу определил, кто из них кто.
- Могу я видеть маркиза Флоримона де Барраса? - неуверенно спросила Соня; может, права Агриппина - кто знает этих французов. А вдруг у них слуги выглядят как господа, поскольку это просвещенная Европа, и здесь грани между аристократами и простым людом малозаметны? Да что там, простой люд! Говорят, у них обедневшие дворяне не видят ничего зазорного в том, чтобы наниматься гувернерами в богатые дома...
- Можете, прекрасная дама, - ещё раз поклонился мужчина, - Флоримон де Баррас перед вами.
- Видите ли, я приехала из России.., - несколько растерявшись от нарисованной ею же самой картины и тем, что произошло в действительности, начала рассказывать Софья.
- Из России! - всплеснул руками маркиз. - Значит, у вас ко мне дело? Какая прелесть! А я, увидев вас в окно, грешным делом, просил у Господа, чтобы вы не оказались просто скучающими любопытствующими дамами... Надо же, у вас ко мне дело!
Он посторонился, пропуская молодых женщин в дверь.
- Пожалуйста, входите! Я счастлив! Я польщен!
Эта его суетливость, непонятная радость по поводу её посещения, очень удивили Соню. Она взглянула на Агриппину - та смотрела на маркиза подозрительно и безо всякого почтения. Надо будет как-нибудь объяснить этой дерзкой девчонке, как вести себя со знатными людьми, да ещё в чужой стране. Что она о себе возомнила? Небось, ждет, что де Баррас набросится на них, как дикий зверь, и тогда можно будет как следует огреть его кулаком...
- Могу я узнать имя моей прелестной гостьи?
- Княжна Софья Николаевна Астахова.
- А та юная особа, надо полагать, ваш Санчо Панса в юбке?
Взглянув на недоумевающее лицо Сони, он снисходительно пояснил:
- Был такой оруженосец у славного рыцаря Дон Кихота - его очень комично изобразил испанский писатель Мигель де Сервантес... Но вы садитесь, садитесь, вот в эти кресла. Кстати, вашу служанку вполне можно принять за компаньонку. Англичанки, например, любят путешествовать в обществе гувернанток своих детей или обедневших дворянок, и называть их именно так компаньонками.
- Господин де Баррас сделал тебе комплимент. Говорит, что ты похожа на дворянку, - сказала по-русски Агриппине Соня.
- Неужто? - удивилась та, - а мне показалось, наоборот, он чем-то недоволен.
- О, нет, я всем доволен! - на чистом русском языке улыбнулся ей маркиз. - Вы приняли за недовольство некоторую мою растерянность. Я просто не ожидал такого приятного визита... Кстати, то, что я заговорил о Дон Кихоте, ошибка с моей стороны. Это отнюдь не женский роман, и немудрено, что ваше сиятельство его не читали. Роман может показаться неинтересными, в нем слишком много общих мест...
Соня оскорбилась. Она вообще не любила, когда мужчины подчеркивали свое превосходство перед женщинами, и думала, что француз, чья нация славится мужской галантностью, не станет этого делать, даже в такой не слишком деликатной форме.
- Я вас обидел? - вскричал маркиз, до того внимательно наблюдавший за выражением её лица. - О, мне нет прощения. На коленях молю ваше сиятельство о снисхождении!
Он и вправду встал на одно колено и нарочито покорно склонил перед нею голову.
- Встаньте, прошу вас! - Соня даже испугалась его экзальтации. Уверяю вас, я ничуть не сержусь.
Флоримон де Баррас тут же поднялся и, как ни в чем не бывало, заявил:
- Я как раз собирался выпить чашечку кофе. Не составите ли вы мне компанию? А за кофе мы как раз и поговорим о том, что привело вас в наши славные края.
- Но кто.., - начала было говорить Соня, оглядываясь в поисках кого-либо из слуг - неужели он собирается подавать кофе лично?
- Конечно, у меня есть слуга, - де Баррас опять перешел на французский язык, - он как раз готовит поднос. Через две минуты я смогу предложить вам кофе.
- Вы хорошо знаете русский язык, - заметила Соня. - Вы были в России или у вас просто интерес к языкам?
- Возвращаю вам комплимент - ваш французский великолепен. А насчет интереса к русскому языку - тут целиком заслуга моего отца. Он обучал меня на случай, если сам не доживет до того дня, когда к нам прибудет посланник от его знакомого - русского князя. Именно так все обстоит? Только передо мной не посланник, а прекрасная посланница?
Весь тон разговора, несмотря на спокойное и серьезное лицо хозяина отчего-то наводил Соню на мысль, что маркиз над нею потешается. Он знает что-то такое, чего не знает княжна, но что позволяет ему чувствовать себя на высоте положения.
Мысли Сони прервало появление ещё одного лица, молодого крупного мужчины, одетого в белый с золотом костюм и с подносом в руке. Костюм оказался ливреей слуги - иначе, почему тот держал в руках поднос? - но такой дорогой, что в нем не постеснялся бы показаться где-нибудь на балу иной аристократ. По сравнению с ним хозяин замка был одет куда проще.
Маркиз лишь повел рукой в сторону стола, и кто там - дворецкий, мажордом? - стал молча расставлять чашки на столе. Слуга делал это молча и сноровисто, ни на кого не глядя. Лишь однажды он украдкой поднял на Софью глаза. И она вздрогнула от страха, который навел на неё этот взгляд.
Отчего она так напряжена? Может, беспокойство ей передалось от Агриппины, которая со страхом смотрит на этого слугу. Ведь в замке не происходит ничего противоестественного, странного. Гостеприимный хозяин хочет угостить их кофе... Помнится, Воронцов тоже её чем-то потчевал. Ну да, это был бокал лимонада. После этого Соня несколько дней провела как в бреду. Но чего вдруг она вспомнила покойного?
