Елена Катасонова - Переступая грань
- Ты, девочка, к нам? - спросил ее Дмитрий Михайлович. - А почему так поздно? Мы ведь уже заканчиваем. Впрочем, это не важно. Тебя как зовут?
- Лена.
- Значит, Аленка? - сразу угадал он ее домашнее имя. - А меня зовут Дмитрий Михайлович. Ну что ж, Аленушка, проходи, не стесняйся. Почитай что-нибудь, мы тебя слушаем.
Она уже знала, что без экзаменов никуда не примут, и потому выучила наизусть любимое стихо-творение. Аленка откашлялась, глубоко вздохнула.
- Сквозь волнистые туманы пробивается луна, - тихо сказала она. - Нет, не так... Сквозь волнистые туманы пробирается луна...
Или все-таки "пробивается"? Она не помнит, не помнит! Аленка сглотнула, опустила голову и умолкла. Стоит посреди комнаты и молчит, ну просто слова сказать не в силах. А на нее смотрят и девочки, и мальчишки сидят на стульях, на подоконнике, глазеют, как на обезьяну в цирке, и кажется ей, что посмеиваются. Еще бы! Они здесь свои, а она чужая, они все вместе, а она одна, в руках у них какие-то тетради, листочки, а у нее тряпичная сумка с пляжа. Хотела оставить на вешалке, да гардероб не работает - лето.
Уйму стихов помнит Аленка, но ни один не пролезет сейчас через пересохшее горло. А если пролезет, кто знает, что из него получится? После истории в музыкальной школе она ни за что не ручается. Была бы хоть Ира рядом, хоть бы ждала ее там, внизу!
Аленкины глаза стремительно наполняются слезами. Скорее отсюда, бегом, вот только ноги не слушаются... И тут рядом с ней оказывается Дмитрий Михайлович - да он вовсе и не старик, почему это ей казалось, что он старик? Он кладет руку ей на плечо, легонько подталкивая, ведет к столу.
- Сережа, уступи девочке место. Садись, Леночка, не стесняйся. Как твоя фамилия, адрес? В какой ты учишься школе?
Неужели ее записывают в кружок? Просто так, без экзаменов? Но ведь этого не бывает!
- Мы тут как раз подумываем о спектакле... "Снежную королеву" читала?
Аленка кивает.
- Перечитай до вторника, хорошо? Во вторник соберемся здесь, во Дворце, и поговорим о сказках, об Андерсене. Придешь?
Да разве может она не прийти!
- В семь часов ровно, смотри не опаздывай, как сегодня! Небось прямо с пляжа?
Дмитрий Михайлович заговорщически ей подмигивает, и Аленке становится весело. Все встают, двигают стульями, теснятся вокруг Дмитрия Михайловича. Так не хочется уходить, но, наверное, надо? Не очень решительно направляется Аленка к двери, но этот человек все понимает.
- Леночка, - окликает он ее, и Аленка останавливается и смотрит на Дмитрия Михайловича с робкой надеждой. - Ты не очень спешишь?
Никто из учителей, никто из знакомых ей взрослых никогда так на равных с нею не разговаривал.
- Не очень, - неуверенно отвечает она.
- Тогда пойдем с нами! Ребята всегда провожают меня домой. Леша, что ж ты не приглашаешь? Какой же ты после этого староста?
Они гурьбой выходят из Дворца пионеров. Дмитрий Михайлович, утонув в ребятах, шагает по улицам буйно цветущего города, спускаясь к реке, к прохладе, к своему дому, где его ждет любимая женщина. Они все вместе входят во двор - пора уж прощаться, - а во дворе под огромной липой, за чистым деревянным столом, на котором таинственно светится керосиновая лампа и стоит большущий, на ведро, самовар, сидит и ждет их Татьяна Федоровна.
- Митя, наконец-то! А я боялась - вдруг ты один, без ребят? Видишь, что я надумала? Будем сейчас пить чай, вечер-то какой чудесный! Садитесь, садитесь...
Чуть смущаясь, все чинно рассаживаются по лавкам. Татьяна Федоровна наливает в стаканы и чашки чай, угощает гостей бубликами с вареньем, под столом тычется в ноги, обнюхивая тапочки и сандалии, несколько озабоченная таким нашествием Бобка. Потом она выходит из-под стола и ложится поодаль, задумчиво и меланхолично положив морду на лапы. Она лежит и вместе со всеми слушает, как Дмитрий Михайлович, не удержавшись, не дожидаясь вторника, описывает удивительную жизнь одинокого сказочника - мечтателя и фантазера.
Аленка сидит затаив дыхание, оставляет даже варенье в прозрачной розетке. Тонет в темноте пышная липа, вьется над лампой бесчисленная мошкара, завораживая, усыпляя, пахнут цветы и травы... Неужели и ей дадут роль? Нет, этого не может быть: она ведь новенькая. А может, дадут, хоть самую маленькую, крошечную? Надо спросить у мамы - мама, конечно, знает, надо похвастаться перед Ирой, вот удивится! А то фасонит со своей скрипкой: уставится в ноты, будто действительно понимает что-то в этих крючках и точках...
Аленка, не мигая, смотрит на лампу и мечтает, мечтает... А у нее дома - такая беда.
8
Мама лежит на постели багровая, с чужим одутловатым лицом. Губы сухие, глаза блестят, волосы липкими прядями разбросаны по подушке.
- Петя, а как же мы? Как же девочки, Петя?
- Бредит...
Ефросинья Ивановна, ближняя их соседка, подпершись, сидит у дивана, жалостливо смотрит на мать. Ира испуганно замерла у окна. Дверь без конца отворяется, входят-выходят соседки.
- Ну, что?
- Сейчас будет.
Борис Васильевич, муж тети Фроси, сбегал уже в аптеку и вызвал оттуда "скорую".
- А-а-а, явилась, - хмуро бросает Аленке всегда такая ясная, добрая тетя Фрося, - ступай к нам, поешь чего-нибудь.
- Не хочу...
- Ступай, говорят, - топает ногой тетя Фрося, и Аленка пятится к двери.
В соседней комнате она с трудом глотает остывшее уже пюре, запивает пюре тоже холодным чаем. Света, тети Фросина дочка, о чем-то спрашивает, но Аленка не отвечает: она прислушивается к шагам в коридоре - когда же придет врач? Соседки ходят и ходят, и все к ним, к матери, слышно, как отворяется-затворяется дверь.
Что-то происходит с Аленкой: перед глазами стоит еще деревянный струганый стол под старой липой, на столе самовар, лампа, тихая женщина наливает чай... Но это было так бесконечно давно, может, не было вовсе, а приснился Аленке сон или читала она книгу. Все растворилось в страхе, съежилось и поблекло, стало маленьким и далеким, как в перевернутом бинокле, который тогда, в театре, дала ей мама. Аленка посмотрела в оконца и увидела далеко-далеко крошечную сцену, а на ней кукольные фигурки актеров...
Она встает и, не понимая, что там говорит Света, идет к маме. Мамины руки шевелятся без устали, бегают беспокойно по одеялу - что-то ищут и никак не могут найти, - голова мотается по подушке - к стене, от стены, снова к стене.
- Петя, Петенька, какая тоска...
- Аня, милая, выпей водички, авось полегчает...
Тетя Фрося наклоняется над матерью, поднимает ей голову вместе с подушкой, подносит к губам чашку с водой:
- Попей, Анечка...
Но зубы стиснуты, губы сжаты, вода проливается на подушку. Фрося растерянно глядит на соседок.
- Давай переверну, - приходит на помощь Пелагея Ильинична.
Она переворачивает и взбивает подушку, горько вздыхает:
- Господи, жар-то какой! Укатали сивку крутые горки...
От этих непонятных и страшных слов Аленка тоненько плачет, и тут же, только громче, начинает плакать Ира.
- Цыц вы, кликуши! - Борис Васильевич сердито смотрит на Пелагею Ильиничну, неловко гладит Аленку по голове. - Ну чего вы, чего? Ну, заболела мать, вылечат! Приедет доктор и вылечит... Коли надо, так и в больницу... А вы тут с нами, у нас, верно, Фрося?
- Господи, да а как же? - машет рукою Фрося и тоже всхлипывает.
А у матери оказался сыпняк, и ее увезли в больницу, далеко-далеко, на край города, за железнодорожный мост, а в коридоре сделали дезинфекцию. Ира с Аленкой остались с соседями, ни с кем и со всеми, хотя главной была все-таки тетя Фрося.
- Девочки, вставайте, - будил их кто-нибудь по утрам, а на общей кухне их уже ждал неизвестно кем приготовленный завтрак.
Они одевались, ели и нехотя плелись в школу: из-за карантина безнадежно все запустили, да и не хотелось им заниматься, школа казалась теперь такой ерундой.
- Ира, Аленка, - догоняла их тетя Фрося, - сколько раз говорить: перед уходом показывайтесь! Ну вот, так и знала! А галоши где? Осень на дворе, дождь. Не хватало еще, чтоб вы заболели! Ну-ка, живо - галоши и шарф!
Приходилось возвращаться, надевать тяжелые галоши, обматывать вокруг шеи под тети Фросиным суровым взглядом длинный унылый шарф.
- Девочки, обедать! - встречали их после школы, и они обедали на той же кухне, не очень зная, кто их сегодня кормит, разве кто-нибудь спрашивал с особой придирчивостью, как им борщ, как лапша?
По субботам тетя Фрося брала их с собой в баню - собирались долго и обстоятельно, со своими тазами, мочалками, - по воскресеньям они ходили к маме, в больницу. Ира несла бидон с киселем или бульоном, Аленка - бутылки с минеральной водой, а главное - листок с вопросами, который тетя Фрося старательно заталкивала ей в варежку.
- Смотри, Аленушка, не забудь, а ты, Ирочка, проследи - ты ведь старшая! Там все записано, пусть скажут, какая температура, что принести, может, фрукты? Сходим тогда на базар, купим, чего там...
Фруктов в магазинах города не было, на базаре драли по двадцатке за килограмм, и покупали фрукты в основном для больных, зорко следя за весами, чтоб не обвесили.
