Юлия Снегова - Научи меня любить
«Кто же я на самом деле? — думала она по дороге в церковь. — Николай прав, я каждый раз принимаю новое обличье, но и внутри при этом меняюсь. Когда же я стану сама собой?»
Последний раз Лиза была в церкви у них в Данилове, когда помогала крестной святить на Пасху куличи. Она помнила полутемное, сырое здание с тускло горящими свечками, сгорбленные спины старушек в черных бесформенных одеждах, бородатого седого священника. Здесь все было по-другому. В светлом, просторном помещении ярко выделялись блестевшие свежей краской иконы. Люди приходили нарядные, улыбающиеся, молодые. А старики и старушки казались совершенно не похожими на их даниловских ровесников, так хорошо они были одеты и с таким достоинством держались.
Лизу удивило, что пели и читали молитвы в церкви на старославянском и испанском языках, причем Лиза, к своему стыду, лучше понимала испанский текст, впрочем, как и остальные прихожане.
Песнопения прекратились, и на возвышение перед иконостасом вышел молодой, коротко стриженный священник в модных очках и с маленькой бородкой. Началась проповедь. Лиза с облегчением поняла, что теперь наконец-то можно сесть на одну из деревянных скамеек, стоящих вдоль стены. Она сидела, разглядывая людей, и не очень прислушивалась к словам священника. Но неожиданно ее внимание привлекло слово «любовь».
— Чтобы полюбить своего ближнего, — услышала она, — надо прежде всего полюбить самого себя. Если в вас нет этой любви, вы всегда будете находиться в состоянии вражды с собой и миром и никогда не сможете ни полюбить человека, ни ответить на его любовь.
Эти слова так поразили Лизу, что после службы, пока Петр Николаевич разговаривал со знакомыми, она подошла к Николаю и спросила:
— Ты слышал, что священник говорил о любви, о том, что нужно сначала полюбить себя, а потом уже всех остальных? Это так интересно, я всегда думала, что все как раз наоборот. Что себя любить не надо, а вот других…
— Ну и как, — с интересом посмотрел на нее Николай, — у тебя получалось?
— Да вроде не очень, — с сомнением ответила Лиза.
— Коля, поехали, — это подошел Петр Николаевич.
— Это интересная тема, — произнес Николай, садясь за руль «Мерседеса», — мы к ней еще вернемся.
Дома их ждал праздничный воскресный обед. Роза, как всегда, оказалась на высоте. Лизе с трудом удалось справиться с многочисленными закусками, за которыми тут же последовали слишком горячие для каракасской жары щи и жареная утка. Оставалось только позавидовать Петру Николаевичу, который сидел на специальной диете и ел лишь паштет из авокадо и фрукты.
— Мне бы хотелось продолжить наш разговор, — подошел после обеда к Лизе Николай, — тем более что сейчас сиеста и весь дом заснет.
— Я бы тоже, честно говоря, поспала, — призналась Лиза, — после такого обеда, боюсь, я не в состоянии буду поддерживать беседу.
— Ничего, — бодро возразил Николай, — это поправимо. Пищу переваривать надо активно. Предлагаю отправиться на корт, сыграть партию-другую в теннис.
— Да что ты! Я же никогда ракетки в руках не держала, буду там всеобщим посмешищем.
— Надо же когда-то начинать, пошли, снимай свой воскресный наряд, надевай шорты и кеды. Пойдем, я буду учить тебя спорту королей.
В машине Николай вернулся к разговору, начатому в церкви.
— Если не ошибаюсь, мы остановились на любви к ближнему, не так ли? Я понимаю, сколь неуместно спрашивать девушку, любила ли она кого-нибудь, даже если она дважды побывала замужем, — заметил Николай, и в его голосе опять звучала ирония, — но если я спрошу тебя, любила ли ты себя, это не будет проявлением бестактности с моей стороны?
Возможно, Николай хотел уколоть Лизу этим вопросом, а может быть, просто шутил, но Лиза ответила ему совершенно серьезно:
— Нет, теперь я понимаю, что никогда не любила себя, а только жалела. Всю жизнь, сколько я себя помню, я была преисполнена жалости к самой себе. Из-за того, что у меня рано умерла мама, из-за того, что я росла в семье злой тетки. Потом меня не любили в школе, потом у меня был грубый и не понимающий меня муж, потом его сменил другой — и он опять сделал меня несчастной. Теперь я начинаю понимать, что причина многих моих проблем крылась в этой жалости. Я так отчаянно жалела себя и ждала, когда другие меня пожалеют, что ничего вокруг себя на видела. Сейчас я убеждена, что жалеть можно только других, а себя — преступление. Почему мне никто раньше этого не объяснил?
— Такие вещи объяснить невозможно, — очень серьезно ответил Николай, не отрывая глаз от гладкого, блестящего на солнце шоссе. — Многое человек понимает, только пережив свой собственный жизненный опыт. И удивительно, что ты понимаешь такие глубокие вещи в свои двадцать два года. Многим на это жизни не хватает. Как часто встречаешь стариков, у которых нет никаких чувств, кроме жалости к самим себе! Кстати, их-то обычно никто не жалеет. К счастью, дядя не такой. Он из тех немногих людей, которые о себе забывают. Смотри, это уже корт.
3
То, что увидела Лиза, было не только кортом, а целым спортивным комплексом, со стадионом, бассейном и гимнастическими залами. Корт представлял собой площадку, засыпанную ярко-красным песком и залитую солнцем. Лиза сразу поняла, что Николай был здесь своим человеком. Он весело поздоровался с пожилым усатым толстяком, клюющим носом в раздевалке.
— Вот уж не понимаю этих энтузиастов, — проворчал сторож, протягивая Николаю ключ от шкафчика, — меня бы ни за какие деньги не заставили носиться по корту в такую жару.
Николай протянул Лизе ракетку:
— Ну что же, смотришься ты неплохо, вот только держать ракетку не умеешь. Смотри, — он показал Лизе, как правильно сгибать руку, и сам сжал ее пальцы на кожаной ручке ракетки.
Николай стоял совсем близко от нее, его длинные пальцы прикасались к ее голой руке, но Лиза ничего не чувствовала. Ей просто было приятно его общество, он был интересным собеседником, и только. Теперь, когда она познакомилась с Николаем поближе, ей стало с ним легко, она ничем не была ему обязана и ничего ему не должна.
— Новички сначала тренируются у стенки. Придется и тебе с этого начать.
Целый час Лиза прыгала возле белой стены, гоняясь за ярко-желтой точкой мячика, пока у нее перед глазами не поплыли круги, а в ушах не зазвенело. Горячий пот струйками стекал по лицу, волосы, завязанные утром в тугой аккуратный узел, растрепались.
— Все, больше не могу, — еле выдохнула Лиза и опустилась на лавочку. — В такую жару — это просто самоубийство.
— Я думал, ты и пятнадцати минут не выдержишь.
— Посадите меня в холодильник!
— Насчет холодильника проблематично, — улыбнулся Николай, — а вот бассейн к твоим услугам.
— Ой, — расстроилась Лиза, — а я не догадалась взять купальник! Ты же не сказал мне, что здесь есть бассейн.
— Ничего страшного, купайся прямо так, в шортах и майке.
«А почему бы и нет?» — подумала Лиза, подходя к соблазнительно блестевшей воде, которая даже издали выглядела прохладной.
Николай уже разделся. Сейчас при ярком солнечном свете он показался ей еще красивее, чем тогда в ночном сумраке на морском берегу. Длинноногий, загорелый, Николай производил впечатление человека, нашедшего общий язык со своим телом. Так выглядят люди, для которых всегда важно быть в хорошей форме. Лиза увидела маленький серебряный крестик у него на груди и обратила внимание на шрам от аппендицита на впалом животе.
Николай бросил одежду на белый стул, а Лизе, кроме теннисных тапочек, оставить возле воды было нечего. Она лишь аккуратно, чтобы не порвать кожаный шнурок, сняла и повесила на спинку стула амулет, который дал ей когда-то дон Рафаэль. С тех пор она носила его не снимая.
Николай не спускал с нее внимательных глаз. Лизе стало не по себе от его пристального взгляда, и она поспешила прыгнуть в воду. Николай тут же, с криком Тарзана, последовал за ней. Голубая прохлада приняла Лизу в свои ласковые объятия. Она ныряла до самого дна, покрытого разноцветной плиткой. Лиза плыла под водой в ореоле волос, распустившихся вокруг головы золотым шатром, и широко раскрытыми глазами смотрела на Николая. Он плавал вокруг, не приближаясь к девушке. Окруженный перламутровыми воздушными пузырьками, он казался Лизе фантастическим божеством.
Но вот они вынырнули на поверхность, и очарование подводного волшебства исчезло. Лиза, выйдя из бассейна, почувствовала себя крайне неловко. Под футболкой на ней ничего не было, и сейчас, когда тонкая ткань намокла, это было слишком заметно. Мокрая одежда стала совсем прозрачной, с таким же успехом Лиза могла бы вообще раздеться. Ее небольшие груди, обтянутые тонким трикотажем, соблазнительно выступали, и Николай, как ни старался, не мог отвести от нее глаз.
«Какой ужас, — думала Лиза, — это выглядит так, будто я нарочно оделась так, чтобы соблазнить его. Но я же на самом деле не знала, что здесь есть бассейн. В конце концов, если он не может не смотреть на меня, это его проблемы».
