Джоанна Бриско - Будь со мной
Потом мы пошли гулять в сад на Мекленбур-сквер. Постояли у каштана, остановились у ворот, не переставая разговаривать, хотя уже расходились в разные стороны. Меня охватило то замешательство, которое возникает, когда понимаешь, что только что зародилась крепкая дружба, встретились две родственные души, которым нужно обсудить так много очень важных и интересных вопросов и у которых есть на это целая жизнь. Но несмотря на то что разговорам нашим не было конца, мы не смотрели друг другу в глаза, потому что это ощущение коснулось нас обеих.
Я не спускала глаз с улицы, чтобы не пропустить Ричарда, который мог возвращаться домой. Я хотела расстаться с ней до того, как он увидит нас вместе, чтобы избежать вопросов о том, что в этот темный зимний вечер я делаю в компании с этой, как он считал, занудой, с которой мы даже не были толком знакомы. В конце концов мы все-таки расстались, причем расставание было неожиданным, почти поспешным, мы просто разошлись в разные стороны, и это было еще одним необычным переживанием, которое я часто воскрешала у себя в голове.
— О чем думаешь? — придя домой, спросил Ричард, когда я сидела на диване и разбирала кое-какие расписания.
— Ни о чем. О своих графиках, — ответила я.
Он прищурился и посмотрел на меня внимательнее.
— Врешь, — не поверил он. — Тебя что-то волнует, ведь так? Неприкаянная душа… Откуда взялось это выражение?
— Поинтересуйся у С. Т. Онионса.
— Когда-нибудь я найду в себе что-нибудь такое, чего ты обо мне не знаешь, — сказал он и вдруг покраснел, чего с ним никогда раньше не случалось.
Я удивленно посмотрела на него.
Я начала перебирать в памяти все наши встречи. Однажды я видела ее в «Джон Льюис», но тогда в суматохе решила не подходить к ней, просто потому что так было проще. Дважды я встречала ее на улице, один раз даже заметила ее из окна на нашей площади. Я испытывала странные чувства, как будто она раздражала меня, хотя я сама не знала чем. Было в нашей дружбе какое-то напряжение, даже в самом начале, хотя ничего подобного с другими знакомыми женщинами я не ощущала.
После той прогулки по Мекленбур-сквер она прислала мне эсэмэску. Я была приятно удивлена и тронута. Послала ей эсэмэску в ответ, но потом на меня что-то нашло и я, поборов в себе некоторое сомнение, позвонила ей в тот же вечер, пока Ричард торчал за компьютером. Было слышно, что она рада звонку.
Через пару дней она прислала мне следующую эсэмэску, я ответила ей. Каждый раз, когда мой мобильник неожиданно оживал, подавая звуковые сигналы, я улыбалась. Однажды я позвонила ей утром по пути на работу и договорилась встретиться после семинара в кафе у здания Сената. Когда она пришла, со мной были еще несколько моих студентов. Она подсела к нам. Какое-то время мы сидели все вместе, окруженные плотным колпаком шума, поднимающегося над деревьями Рассел-сквер.
— Я все время ожидаю, что мой телефон вот-вот зазвонит и это будешь ты, — сказала я ей, пока студенты разговаривали между собой.
— И я, — сказала она. — Только я еще и очень скучаю по нашим разговорам, — на секунду замолчала. — Даже когда засыпаю, мне кажется, что я разговариваю с тобой.
— Правда? — удивилась я. Ее напористость иногда заставала меня врасплох.
Подошла моя коллега с подносом в руках и тоже села за наш столик. Моя запланированная тихая встреча с Сильвией превратилась в некое неофициальное мероприятие: студенты, возбужденные и порывистые, как все выпускники, изо всех сил старались понравиться нам и одновременно поразить легкой долей нахальства. Сильвия говорила очень мало, но ее немногословность, как я догадывалась, объяснялась не только сдержанностью, но и осторожностью. Студенты продолжали болтать, их быструю свободную речь (неужели и я когда-то так разговаривала?) я как будто воспринимала ее ушами. Время от времени Сильвия вставляла слово или просто отворачивалась и смотрела в другую сторону, словно ее все это не касалось, и вдруг в первый раз я увидела в ней живое существо, некую дрожащую физическую силу редкой природы, расположения которой необходимо добиваться.
К ее следующему приходу я все убрала дома. Я нервничала. Переживала, что, может быть, простота общения на Мекленбур-сквер пропала и нам опять будет неловко разговаривать, снова возникнет скованность. Я прямо места себе не находила, суетилась, бегала из комнаты в комнату, убирала кучи бумаг, включала лампы.
Она пришла в тридцать пять минут шестого. Узкое черное платье, волосы зачесаны назад, из-за чего она выглядела еще красивее. От нее сильно пахло сигаретным дымом, я даже пару раз пошутила по этому поводу.
— Как ребенок? — спросила она. Протянула руку и приложила ладонь к моему животу.
— Все отлично, — сказала я. — Она на месте. Растет.
— А это она?
— Не знаю. Мне кажется, я чувствую, что это девочка.
— Дочь, — сказала она. — Она будет красавицей с косами… сильной и горячей… маленькой копией тебя.
— О! — воскликнула я. — А я все время думаю о косичках.
— Они у нее уже есть?
Она наклонилась, подняла краешек моей блузки и сделала вид, что всматривается внутрь моего живота. Я почувствовала животом прикосновение ее холодных тонких пальцев. Потом она подалась вперед и поцеловала его.
Мы стали ходить по квартире и разговаривать.
— А вот еще… — беспрестанно повторяли мы. — А еще вот…
Пока мы переходили из комнаты в комнату, что-то рассматривали, останавливались и беседовали, у меня опять появилось ощущение, что я ее давно знаю, мне знакомо ее дыхание, ее голос, ее неброский шарм, ум. Мы понимали друг друга. Это взаимное чувство было очень чистым и сильным. Я знала, что если все эти качества разглядела в ней я, то и другие увидят их, я не одна такая, такой же эффект она произведет на других людей, которые будут судить о ней не по первому впечатлению.
Все лампы в квартире горели, они разливали маленькие озерца света на темных половицах или мрачных стенах. Я включила отопление посильнее, мне не хотелось уходить из комнаты, в которой мы остановились. Я приготовила для нее кексы, они наполнили своим запахом горячий воздух. Мы разговаривали негромко, барабанили ногтями по тому, что попадало под руку. Она бросала на меня короткие внимательные взгляды. Несколько раз мы замолкали одновременно, и повисала тишина. Начала ощущаться неловкость. Пахнущая пылью жара, идущая от батарей, сушила горло. Я рукой откинула прядь волос с покрывшегося испариной лба.
— Очень красиво, — заметила Сильвия.
— Что именно?
— Вот это. Твои волосы. Как они струятся.
— Спасибо, — скромно поблагодарила я и попыталась представить, как бы они выглядели в движении. Заблестели бы на свету? Увидит ли она это? Напряженность нарастала, еще чуть-чуть — и она зазвенит. «Она хочет поцеловать меня!» — вдруг с ужасом подумала я. Эта женщина поцелует меня. Сердце в страхе сжалось. Шли секунды. Мне хотелось закричать, проколоть пузырь скованности. Она придвинется ко мне. Я стану сопротивляться или…
— Я… — начала она.
Я порывисто вздохнула и замерла в наступившей тишине.
Наши взгляды встретились. По Гилфорд-стрит проезжали машины, издалека доносился вой сирен, гудки такси. Я попробовала выглянуть в окно, чтобы успокоиться и вернуть себя в нормальное состояние. За окном был целый мир: залитые светом теннисные корты, бледные зубчатые стены «Брансуик-центра».
Мы находились в спальне и стояли рядом. В воздухе чувствовалось напряжение, но оно было сконцентрировано где-то в середине комнаты. У меня все поплыло перед глазами. Я почувствовала такой прилив сил, словно умирала, но не знала об этом. По мне прошла теплая волна возбуждения, как воспоминание о далеком прошлом, — первый сексуальный опыт, первая любовь, измена. Измена, восхитительное чувство. Запретный плод. Секс с тем, с кем тебе нельзя заниматься сексом, — с учителем, с отцом подруги, с другой женщиной.
Ричард повернул с Гилфорд-стрит и перешел дорогу. В зимнем пальто и с большим темно-зеленым шарфом на шее он выглядел очень хорошо.
— Он идет, — воскликнула я, и голос предательски дрогнул.
— Да? — вроде бы продолжалась беседа.
Я наблюдала за тем, как он приближается к нашему дому, как двигаются его ноги, как он спешит побыстрее укрыться от холода в теплой квартире. Я прекрасно знала, когда и что он чувствует. Я любила его мятежную прекрасную душу так же, как какая-то часть меня буквально ненавидела его за то, что он был так далек от меня и моей беременности. Я представила себе его плечи, рельефные мышцы на плоском животе, подумала, что, если бы у него возникло такое желание, он, когда мы занимаемся сексом, запросто мог бы или раздавить меня как муху, или играть мною, как кошка пойманной мышкой. Вообще-то у меня никогда не возникало желания целоваться с женщиной. Но она была так не похожа на меня — меньше и изящнее, такая сдержанная, рассудительная. Она казалась каким-то иным существом. Мне хотелось, чтобы она захотела меня, чтобы предпочла меня другим людям, тогда я бы знала, как поступить.
