Елена Шерман - Пани Эльжбета
- Прошу прощения у пана, - сказала пани Эльжбета, снова виновато улыбнувшись, - но мое время истекает. Я должна исчезнуть.
- Очень приятно было познакомиться, - повторился я, но уже с большей уверенностью в голосе. - Заходите еще.
- Пан меня приглашает? - вскинула голову пани Эльжбета. - Это очень, очень любезно со стороны пана, тем более, что сегодня я была не лучшей собеседницей. Но я обещаю исправиться. Завтра я не смогу посетить пана, может быть, в ночь на субботу?
- Пожалуйста, - с готовностью ответил я. - А днем вы не хотите зайти?
- Нестэты! (Увы!) - это было последнее слово, которое я услышал от пани Эльжбеты в ту ночь. С ним она встала, поставила на место чашку и выскользнула за двери - мгновенно и беззвучно.
Тут же погасла голубоватая лампа, и из освещения в кухне осталась только мутная полоска света, падавшая из окна, выходящего на лестницу, освещенную, в свою очередь, убогой 50-ваттовой лампочкой. Я также встал и вышел в темный коридор, но когда я включил свет, в коридоре уже никого не было. Я так и не понял, как ей удалось так быстро добраться до двери и беззвучно выйти, и на всякий случай заглянул во все помещения квартиры, включая туалет - но пани Эльжбеты нигде не было. Осмотрев последнюю комнату - спальню, я зевнул и, махнув рукой на загадочную посетительницу, вернулся к своему дивану. Была уже половина четвертого ночи, и в темноте неба, видного квадратиком из колодца двора, уже ощущалась близость рассвета.
На рассвете я и проснулся, причем с очень странным чувством. Знаете, как бывает: проснешься утром по звонку будильника, подумаешь: "Надо вставать, умываться" - и вновь задремлешь, и снится тебе, что ты встал и умываешься. Повторное пробуждение при этом вызывает легкое удивление: как, я еще в постели? Происходит это из-за удивительной реалистичности этих коротких утренних видений: все как наяву, включая отсутствие горячей воды. И еще: порой спишь очень крепко, и, пробуждаясь - даже если снились сны испытываешь смутное чувство возвращения или мгновенное неузнавание комнаты; а порой снится тебе, что ты что делаешь дома, пробуждаешься - и как будто не спал, таким легким и поверхностным был сон.
Думаю, в чем дело, уже понятно.
Мне показалось, что это был не сон.
Собственно, ощущение это было не таким уж бредовым. Ничего принципиально невозможного - на первый взгляд - в том, что бывшая владелица квартиры, раздобыв или сохранив ключи, решила заявиться в нее и напиться на халяву чаю - не было. Мало ли есть на свете чудаков или идиотов. И эта пани, такая бледная и несчастная, вполне могла быть пациенткой неврологического стационара на Матюшенко или психбольницы на Кульпарковской. Странно, конечно, как ей удается сбегать по ночам и беззвучно открывать двери, ну да мало ли необъяснимых вещей происходит в этом мире. Вон, мой одноклассник Пташко в свое время женился на бабе с двумя детьми, отбив ее от мужа, причем баба была толстая, вульгарная и на четыре года его старше, а за Пташко в то же время сохла Лиля Мещерякова из параллельного класса, стройная, юная и без детей. Так что все может быть в этом мире, и, возможно, ночные звуки на кухне не были иллюзией или обманом слуха.
Я вскочил с дивана и побежал, шлепая босыми пятками по старинному паркету, в коридор, к двери - то ли увериться в возможности невозможного, то ли наоборот.
Разумеется, железные входные двери были заперты на оба замка и на цепочку. Скорей по инерции, чем руководствуясь логикой, я заглянул на кухню: окошечко на лестницу было, как прежде, надежно зарешечено.
"Значит, это был все-таки сон", - подумал я и успокоился.
Днем я даже исхитрился и нашел рациональное объяснение этому сну. Цепочка рассуждений выглядела так. От жары и одиночества я сделался нервным, как старая дева, а от безделья зациклился на своих ничтожных ощущениях. Это отправной пункт. Ночью что-то звякнуло, мало ли что могло звякнуть. Будь я усталым или занятым своими мыслями, я б и не услышал, а тут услышал и начал себя накручивать, изучая крупицы сахара на столе и порядок расстановки чашек. И вот подсознание, утомившись от бесплодной работы Эго, выдало сон, объясняющий все странные звуки. Только и всего.
"Да, Рыжов, - сказал я сам себе, смеясь, - еще немного, и тебя самого отправят на Кульпарковскую. Брось всю эту фигню немедленно!"
Я бросил, и целых два дня прожил спокойно, и спал без снов - пока в ночь с пятницы на субботу, около полуночи, идя, пардон, в туалет, я не заметил полоску голубого света, снова выбивавшуюся из-под двери в кухню.
Даже во сне сердце мое забилось: я понял, что пани Эльжбета сдержала слово и снова пришла.
Я открыл дверь в кухню. Как и в прошлый раз, пани Эльжбета сидела на том же месте, но чашки возле нее уже не было.
И тут я смутился, сообразив, что я снова одет неподобающим образом. Но гостья словно прочла мои мысли, любезно сказав:
- Ничего, пан Сергей, не смущайтесь своего внешнего вида. Кто приходит в гости после полуночи, всегда застает хозяев в неглиже.
- Я переоденусь...
- Не стоит тратить на это время, садитесь!
Я сел - и вдруг ощутил холодное дуновение, словно где-то не закрыли дверь и потянуло сквозняком. Это длилось, впрочем, только одно мгновение. Пани Эльжбета выглядела не лучше и не хуже, чем в прошлый раз, и я вновь подумал, что она чем-то больна. У нее были такие худые, бледные пальцы, как у очень изможденного человека, и неестественно тонкие запястья. Ногти были какие-то синеватые - или это так казалось от голубого света лампы? Чем-то невероятно грустным повеяло от этой женщины, хотя она и попыталась сдержать слово и быть более интересной собеседницей: с усиленным оживлением она заговорила о Львове, о том, сколько новых одинаковых районов было построено, а центр города ветшает, и не лучше ли было бы потратить деньги на сохранение старой части Львова? А Стрыйский парк? Разве таким он был прежде?
- Вы любите Стрыйский парк, пан Сергей?
- Да, с удовольствием там гуляю.
- Раньше это было такое романтическое место... По крайней мере, для меня! Я гуляла там с Павлом - это мой муж - когда он был еще моим женихом.
- Пани замужем?
- Уже вдова. Павел погиб в 39-м, - по лицу пани Эльжбеты пробежала тень. - А пан? Отчего пан не женат?
Вопрос был, конечно, слишком личный и не слишком вежливый, но я понял, что пани Эльжбета задала его, желая отвлечься от мрачных воспоминаний и отчасти мстя за ту боль, которую я причинил ей своим необдуманным вопросом. Впрочем, она тут же поправилась:
- Простите, я не имею права спрашивать.
- Нет, отчего же? Хотите, я расскажу вам одну историю?
- Любовную?
- Да. Может, вы поможете мне разобраться в том, что случилось.
- Конечно, помогу. Я рада буду хоть в чем-то быть полезной пану.
И я, на мгновение заколебавшись, словно прыгнул в моста в воду и подробно, как умел, рассказал случайной гостье, которую видел второй раз в жизни, историю любви, историю о девушке по имени Роксана. Пани Эльжбета слушала с необыкновенным вниманием, которое, честно говоря, здорово меня стимулировало: ведь никто не любит рассказывать равнодушному и зевающему собеседнику.
- ... И вот я даже не знаю ее адреса в Киеве, - закончил я свою повесть, - не знаю, увижу ли я еще ее когда-нибудь. Но почему так вышло? Что я сделал не так? Или она меня не любила?
- Любила, пан Сергей, - грустно сказала пани Эльжбета и вздохнула. Похоже, моя история ее затронула по-настоящему. - Но вы не переживайте так. История ваша печальна, но пан еще так молод! Вы еще встретите большую любовь, я уверена.
- Значит, все из-за меня.
- Не вините себя. Пока мы живем, мы видим только одну сторону луны, и потому во многом ошибаемся.
- Вы ходите сказать, что наше видение жизни несовершенно, а раз так нельзя себя обвинять? Но нестерпимо думать, что все могло бы быть иначе...
- Но вы же не знали об этом.
- Теперь знаю, но ничего нельзя изменить.
- Да, пан Сергей, да! И это самая страшная мука, это ад! Полное зрение ты обретаешь тогда, когда можешь смотреть только во мрак, а полное знание когда оно уже бесполезно. О, какая тоска, пан Сергей, какая тоска! Я не узнаю квартиры, где прожила всю жизнь, от меня в ней ничего не осталось, только чемодан, старый желтый чемодан! Я блуждаю по улицам, смотрю на окна, и знаю, что из сотен тысяч людей, живущих за этими окнами, никто не помнит обо мне!
Пани Эльжбета обхватила голову своими худыми руками, точнее, сдавила ее, закрыла глаза и задрожала, словно в ознобе.
- Что с вами? Вам плохо?
- Нет, нет. Простите меня, пан Сергей. Я веду себя безобразно, и порчу вам настроение. Вы прощаете меня?
- Да, безусловно, о чем речь...
- Спасибо. Пан добрый человек. И я знаю, что если я попрошу что-то у пана, пан исполнит. Не переживайте, это мелочь, самое малое, что может сделать человек. Помните обо мне.
- То есть?
- Просто вспоминайте меня иногда - и все.
- Только это?
- Да, только это.
И я, дурак, пообещал. Пообещал искренне, от всей души.
