Ги Кар - Жрицы любви
— Хорошего вечера!
Разве могла понять Сюзанна, что подруга испытывает сейчас нечто большее, чем просто увлечение? Агнесса была счастлива.
К концу обеда в маленьком модном ресторанчике на Иль-сен-Луи ей показалось, что именно сейчас совершенно необходимо признаться Жоржу:
— Мне кажется, мы могли бы быть счастливы вместе. Я знаю, вы человек опытный и уже поняли, что у меня еще не было мужчины. И вам, наверное, это кажется очень смешным.
— Напротив, это прекрасно. Вы будете принадлежать только мне… И сегодня же!
— Ах, Жорж, что вы говорите!
— Так должно быть.
В эту ночь Агнесса стала женщиной… Счастливой женщиной.
Что же составляет счастье женщины?
В тишине часовни Агнесса думала о том, совершила ли она грех, так легко поддавшись плотскому влечению. Ведь каждая женщина имеет право на любовь. Разве должна она отказываться от счастья, даже если оно вступает в противоречие с общепринятой моралью? Как часто женщины, не осмелившиеся нарушить некоторые условности, горько сожалели потом всю свою унылую и бесцветную жизнь.
Агнесса подняла голову, точно бросая вызов окружающему миру. Она увидела двух старушек, обитательниц женской половины дома престарелых, только что вошедших в церковь через главный алтарь. Одна из них держала в руках метелку из перьев и тряпку, а другая с трудом тащила стремянку.
Первую старушку Агнесса сразу же узнала, она встречалась с нею каждый раз, когда ходила в часовню вместе с Элизабет. Ее звали Фелиситэ, и она усердно прислуживала в ризнице, несмотря на свои семьдесят пять лет. Вторая, примерно такого же возраста, очевидно, вызвалась сегодня ей помогать: Фелиситэ громко давала ей советы, не обращая ни малейшего внимания на горевшую возле дарохранительницы лампочку, предупреждавшую о том, что там находятся святые дары. Еще меньше ее смущало присутствие незнакомки.
В самом деле, с какой стати Фелиситэ быть сегодня менее говорливой, чем обычно, изменив своим привычкам? Разве не чувствует она себя, как дома, в этой часовне? Разве не была для нее привычной окружающая обстановка: канделябры, вышитый покров алтаря, колокольчик служки, оставленный у третьей гранитной ступеньки, стол для причастия, кафедра резного дерева, строгие исповедальни? И слова, с которыми она обращалась к помощнице, звучали для нее совершенно естественно:
— Мадам Евдокия, покрепче держите стремянку, когда я буду вытирать пыль с младенца Иисуса! Мать-настоятельница сказала мне вчера, что стыдно оставлять его под таким слоем пыли на руках Святой Девы! Я ей ответила, что не смогу как следует почистить его без стремянки! Я очень люблю нашего маленького Иисуса, но все-таки не хочется сломать себе ногу, наводя чистоту! Младенцу Иисусу это тоже ни к чему!
Мадам Евдокия собрала остатки сил, еще не покинувших ее в столь преклонные годы, и ухватилась за стремянку, по которой начала подниматься Фелиситэ.
Глядя на этих старых служительниц дома престарелых, Агнесса невольно подумала: а приходилось ли им когда-нибудь уступать плотским влечениям, задолго до того, как они стали ризничими у Сестер-благотворительниц, покинув этот враждебный к старости мир? Может быть, они когда-то были красивы? Познали ли они радость любви? Не скрываются ли за их ребяческой безмятежностью горестные секреты, даже драмы, подобные той, какую переживала сейчас Агнесса?
Забыв о присутствии старушек, она снова погрузилась в размышления.
Удастся ли ей каким-то чудом избавиться от груза прошлого, преследовавшего ее днем и ночью? Неужели в ее возрасте можно говорить о прошлом? Увы, да!
За одну ночь Жорж стал для нее всем. Потекли недели, наполненные счастьем. Агнесса жила только для него. Плотские инстинкты овладели ею столь стремительно и бурно, что голова шла кругом. День за днем она все больше предавалась чувственным удовольствиям, ни на минуту не задумываясь над тем, кто же в действительности ее любовник.
Он был на двадцать лет старше, и эта разница в возрасте наделяла его неоспоримой властью, противиться которой казалось невозможным; она чувствовала, как полностью подчиняется чувственности и зрелому уму своего господина.
С самого начала их связи он настоял на том, чтобы она оставила работу манекенщицы, дал понять, тактично, но решительно, что достаточно богат, чтобы удовлетворять все ее потребности. Агнесса пыталась возражать:
— Милый, я не хочу быть на содержании! Я буду зарабатывать себе на жизнь. Ни за что на свете я не хочу быть тебе в тягость. Ведь я люблю тебя!
— Знаю…
Он всегда все знал. И обо всем догадывался. Она чувствовала, что от него ничего не скроешь. И все же один секрет продолжала хранить: она ни слова не сказала ему об Элизабет. Уже несколько раз чуть было не проговорилась, что у нее есть сестра, но в последний момент какая-то сила сдерживала готовые сорваться с языка слова, хотя так хотелось быть с ним предельно искренней. Она сама не знала, почему, но подобное признание казалось святотатством. Жорж не верил в Бога и едва ли оценил бы величие духовного подвига смиренной служанки бедных. В жизни ему всегда сопутствовала удача, и несчастные старики вряд ли вызвали бы у него сочувствие. Агнесса предпочла сказать ему, что она сирота, что у нее нет родных. Казалось, он доволен: ведь она будет принадлежать только ему одному.
Молодая женщина продолжала тайком наведываться на авеню-дю-Мэн. Элизабет, которую всегда заботило благополучие сестры, однажды заметила:
— Мне кажется, ты так преобразилась в последнее время. Стала гораздо веселее. Ты довольна своим домом моделей?
— Очень довольна!
Зачем рассказывать, что она несколько недель назад бросила работу? Ведь тогда надо открыть и причину, но как сообщить добропорядочной монахине, что у тебя есть любовник? Ведь Элизабет никогда бы не приняла другого мужчину в ее жизни, кроме мужа.
Итак, Агнесса скрывала главное от тех, кто был для нее всем в жизни: сестры и любовника. Она пыталась внушить себе, что однажды Жорж, казавшийся все более и более влюбленным в нее, скажет:
— В конце концов, мы оба свободны, любим друг друга. Почему бы нам не пожениться?
И этот день станет счастливейшим в жизни Агнессы: она сможет одновременно поведать Элизабет радостную новость о своей свадьбе и раскрыть Жоржу самый дорогой ей секрет — существование Элизабет.
Но неделя следовала за неделей, месяц — за месяцем, а любовник не проявлял ни малейшего желания что-то изменить. Их жизнь была какой-то странной. Иногда они проводили вечер вместе в маленькой комнатке под крышей, которую Агнесса оставила за собой по совету Жоржа:
— Сохрани ее, пока я не найду подходящей квартиры. По крайней мере, эта комната дарит иллюзию, что у нас есть свой уголок…
Сам Жорж вполне обходился без своего «уголка» и жил в гостинице. Агнесса удивлялась, но он успокоил ее:
— До нашей встречи я вел холостяцкую жизнь. Гостиница меня вполне устраивает. Там не надо ни о чем заботиться самому. Вести хозяйство — не дело для одинокого мужчины. Ты — моя первая женщина, с которой я не ищу приключений. Раньше я стремился лишь к очень коротким связям. Здравствуй, прощай — и скатертью дорога! Я сразу понял, что с тобой все получится по-другому, что ты не похожа на других, что это — надолго. Понимаешь?
— Да, милый.
— Поэтому я все время думаю, где нам жить дальше. Надо подыскать квартиру, но не так просто найти подходящую!
— Почему ты не хочешь, чтобы я навещала тебя иногда в гостинице?
— Лучше мне приходить сюда: здесь так мило.
— Да нет же, это бывшая комната прислуги! Совсем не дворец!
— Может, и так. Но ты сумела создать здесь уют. Получилось настоящее гнездышко для влюбленных.
— А других причин нет?
Он слегка помедлил с ответом, потом сказал:
— Я приводил к себе женщин, а иногда и просто шлюх, и проводил с ними ночь или несколько часов. Вряд ли ты хочешь, чтобы я обращался с тобой, как с ними. И потом, что подумает о тебе администратор или ночной консьерж, за кого они тебя примут?
— Мне абсолютно безразлично, что обо мне подумают! Я тебя люблю, и этого достаточно… А потом, можно ведь переехать в другую гостиницу?
— Я живу тут уже три года, мы свыклись друг с другом, гостиница и я!
Он разрешил Агнессе лишь одно: звонить в гостиницу и просить соединить ее с номером 24. Она пользовалась этим правом, ибо ей — как и всем, кто по-настоящему любит — казалось, что когда его нет рядом, то он ужасно далеко.
Звоня в гостиницу, она испытывала какое-то особое чувство удовлетворения, обращаясь к телефонистке со словами:
— Соедините меня с месье Вернье. Говорит его жена.
Поступая так, она следовала совету Жоржа:
— Когда будешь мне звонить, незачем сообщать свое имя. Это никого в гостинице не касается. Для меня гораздо важнее, чтобы тебя считали моей женой. Ни одна из женщин, которые звонили мне раньше, не пользовалась этим правом. Это приятно тебе?
