Аркадий Пинчук - Женька
На номер больше, на номер меньше, была не была.
А для родителей и хрустальная ваза сойдет.
Его спортивная сумка разбухла и потяжелела. Пора было и возвращаться в аэропорт. Булатов вышел на центральную улицу, попробовал договориться с местными водителями, но желающих везти его не нашлось. Все ему советовали выходить на трассу и ждать попутку. Какой-то сердобольный мужичок подбросил до развилки.
Попутка в конце концов нашлась, но когда Булатов прикатил в аэропорт, самолет на Алайху улетел. Переночевав на скамейке зала ожидания, Булатов смог продолжить свое путешествие только на следующий день, тем самым рейсом, которого он не захотел ждать в Якутске.
Аэропорт и речной порт в Алайхе были почти рядом. Полчаса ходу пешком. Так объяснили ему попутчики. Но только открылась в самолете дверь, как Булатов увидел, что прилетел совсем не в Крым. Если в Якутске было плюс двадцать пять, то здесь, в Алайхе, всего плюс два. Булатов сразу понял, что в своей курточке да еще без головного убора он недалеко пропутешествует.
Узнав в порту, что катер на Устье пойдет лишь на следующий день, Булатов попросил показать ему, где располагается районная больница. Вдруг кто-то знакомый отыщется. Улицы Алайхи выглядели не чище Вихреямских. Те же деревянные двухэтажки, те же сваи, те же консервные банки.
— А что делать? — скажут ему потом в больнице. — В земле эту дрянь не зароешь. Вечная мерзлота, все выходит из нее наружу, ничего не держит в себе.
Коллеги приняли Булатова неожиданно гостеприимно, жадно расспрашивали о Ленинграде (почти половина врачей больницы учились в первом медицинском), интересовались всем: что в театрах, какая мода, правда ли, что реконструировали Дворцовую и так далее… Булатов даже успел проконсультировать нескольких больных, а на следующий день из-за него на два часа задержали катер, потому что столичный доктор ассистировал на операции, которую делали капитану рефрижератора местного порта. Операция оказалась сложной, и Булатову пришлось несколько раз корректно поправить местного хирурга. Тот не обижался, скорее наоборот — искренне выражал свою признательность. Здесь Булатову дали напрокат черный полушубок, меховую шапку.
Путешествие по Индигирке запомнилось монотонным однообразием. Тундра справа, тундра слева. Редкие холмы. Примерно двухметровой высоты берега, поблескивающие черным льдом вечной мерзлоты. Полуразвалившиеся зимовья местных рыбаков. И белые и ярко-синие пятна цветов.
Самым, конечно, удивительным мгновением его долгого путешествия была встреча катера в Устье. Пассажиры сходили по узкому пружинящему трапу, держась за тонкую веревочку. Сходили не вниз, как это обычно бывает, а вверх, на черный айсберг берега, покрытый тонким травяным ковром. По отвесному срезу вечного льда струились черные потоки. Возбужденно тявкали огромные северные чайки, им лениво вторили грязные кудлатые собаки. Встречающие восторженно принимали в объятия чуть ли не каждого пассажира.
У Булатова учащенно забилось сердце, когда он увидел среди встречающих Женьку. Из-под короткого, плотно облегающего Женькину фигуру тулупчика выглядывали знакомые вельветовые брючки, и Булатов обрадовался им, будто затем и отмахал несколько тысяч километров, чтобы увидеть не Женьку, а эти брюки. А она смущенно улыбалась и боялась поднять на него глаза, все норовила отвести взгляд в сторону.
Булатову остро захотелось, чтобы Женька бросилась к нему, обвила его шею руками, прижалась щекой к щеке. Как тогда, возле лифта. Но она не шевельнулась.
— Вот я и прилетел к тебе, — сказал Булатов, остановившись в двух шагах от Женьки. — Здравствуй.
— Я очень рада, Олег Викентьевич, — Женька смотрела ему прямо в глаза, словно хотела сразу все понять или хотя бы поточнее угадать причину этого неожиданного для нее визита. — Вот мои друзья. — Она потрепала загривки двум собакам. — Чук и Гек. Они братья.
Лобастые лайки подозрительно вскинули глаза на незнакомого человека, чутко шевельнули острыми ушами в ожидании команды. Женька погладила их и мягко сказала:
— Нет, нет, это свой. Да?
— Случайно здесь или знала? — спросил Булатов.
— Из Алайхи была радиопередача. Вся округа уже знает, что ленинградский профессор Булатов спас жизнь нашему капитану рефрижератора. Да?
— Ну, звонари, — улыбнулся Булатов. — Я всего лишь доцент и на операции только ассистировал.
Он повернулся и с удивлением заметил, что разговаривающие на каком-то необычном диалекте люди, и те, что встречали, и те, что плыли вместе с ним на катере, внимательно разглядывают их с Женькой. Булатов осмотрел себя.
— Видишь, как меня одели в Алайхе?
— Это я виновата, не предупредила.
— Не верила, что прилечу?
Женька не ответила. Лишь зыркнула глазами и застенчиво улыбнулась.
— Идемте, Олег Викентьевич, — Женька подтолкнула собак и они, закинув хвосты-колечки на спину, неторопливо побежали вдоль берега. — Здесь быстро смеркается, а нам еще топать да топать.
В руках у нее была тяжелая хозяйственная сумка, из которой выглядывали бутылки с подсолнечным маслом, какие-то пакеты, хлеб, консервные банки. Булатов молча забрал сумку, Женька так же молча приняла эту заботу.
— Как врач, я обязан знать самочувствие моей пациентки?
— Бодрое!
— Родители здоровы?
— По возрасту.
Нащупывая тональность разговора, Булатов не мог понять причины возникшей вдруг скованности. Не свататься же он в конце концов приехал. Неприлично взрослому человеку так легкомысленно вести себя. Полчаса знакомства, несколько телефонных звонков, один полудетский поцелуй в благодарность за ночлег, и готово — я без вас жить не могу. Он давно мечтал побывать в этих краях, по Лене собирался проплыть, до Тикси добраться. Так что Женькино приглашение было лишь тем последним толчком, который помог реализовать давно задуманный план.
Вот в соответствии с этой диспозицией должна строиться и линия поведения. Ума у Женьки и такта вполне достаточно, чтобы не делать ложных выводов из его визита, а следовательно, не надо кукситься и вымучивать фразы, больше раскованности и непосредственности.
— Родители твои не переполошились?
— Олег Викентьевич, — засмеялась Женька, — что вы, ей-богу? В Ленинграде я восхищалась вашей уверенностью и независимым поведением. Да здесь рады каждому новому человеку. Как родному. А вы мой спаситель. И прилетели сюда не бедным родственником, а въехали на белом коне. Вас здесь в любом доме будут сажать в красный угол. Кормить отборными сортами рыбы. На сколько вы дней к нам?
— Первого сентября должен вернуться.
Женька нахмурилась и вздохнула.
Тундра мягко погружалась в сумерки и в тишину. За бугром остался поселок с лаем собак и стуком дизеля, там же, за бугром, только уже беззвучно, кружили тяжелые чайки, а впереди, где-то очень далеко, ритмично сотрясал землю едва уловимый гул. Булатов прислушался, и Женька сразу объяснила:
— Это океан. Я покажу вам. Только к утру шторм уляжется.
Под ногами похрустывал сухой ягель, а в стороне от натоптанной тропки собаки смачно шлепали лапами по невидимой воде. Приглядев бугорок посуше, Булатов поставил сумки на землю и нарвал каких-то незнакомых ему темно-синих цветов. Подошел к Женьке, вытянулся, наклонил голову и галантно преподнес букет. Женька молча приняла подарок, прижалась к цветам улыбающимися губами, и быстро отвернулась: на глазах у нее блеснули слезы.
— Я что-то не так? — смутился Булатов.
— Да нет, ничего, — Женька отвернулась. — Мне еще никто не дарил цветов.
— Ну, — Булатов почувствовал толчок в грудь, будто сердце расширилось и вздрогнуло, — только ради этого стоило лететь за тысячи километров.
Плоский домик метеостанции с различными антеннами, пристройками, приборной площадкой вырос в сумерках сразу и неожиданно. Чук и Гек весело заскулили, посмотрев на Женьку, и стремглав рванули к высокому, как самолетный трап, крыльцу.
— Вот мы и дома, — сказала Женька. И прошептала: — Вы даже не представляете, как я рада.
— Жень, — вспомнил Булатов, — я без разрешения на «ты» перешел. Это ничего?
— Считайте, что сделали мне подарок, — шепнула она торопливо, увидев на крыльце отца.
Булатов поклонился, назвал полностью фамилию, имя и отчество, сообщил, что он доцент Ленинградской военно-медицинской академии и что сейчас сам не верит в то, что отважился на такое путешествие.
— Заслуга вашей дочери. Сумела убедить.
Дмитрий Дмитриевич удивленно хмыкнул в густую бороду и посмотрел на Женьку. Мол, раньше мы таких способностей за ней не замечали. Пригласил в дом. Если отца Женьки Булатов примерно таким и представлял, то Ангелина Ивановна удивила многим: и шикарно уложенной прической, и строгим вечерним платьем, прикрывающим легкие туфли на тонком высоком каблуке, и больше всего — своей непосредственностью.
