Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах
У Озолса с некоторых пор зрела одна мыслишка. На краю поселка, в маленьком, подслеповатом, скорее похожем на сарай домишке, жила молодая семья Петериса Зариньша — огромного меланхоличного мужика с вечно сонливым и придурковатым выражением лица. Это был самый бедный и самый неудачливый человек в поселке. Его давно не величали по фамилии, да он и сам ее, наверное, не очень-то и помнил — Петерис и Петерис. Зариньшу всегда доставалась самая черная работа, перепадали мизерные заработки и вообще его никто не принимал всерьез. У Петериса даже долгов не было, потому что ему не одалживали — все равно пропьет. Единственное, чем мог похвастать незадачливый рыбак, так это молодой женой. Как она ему досталась, эта развеселая вдовушка, для всех оставалось загадкой.
Эрна была предметом тайного вожделения многих, особенно — женатых мужиков на побережье. Ее имя произносилось с плутовской ухмылкой, всякое упоминание о ней доставляло бдительным женам немалые страдания. Стоило Эрне пройтись по поселку — двигалась она эдакой небрежной, слегка покачивающейся походкой, как бы давая возможность получше разглядеть и оценить ее прелести, — как лица женщин наливались болезненной зеленью, в глазах зажигался злой блеск, а губы кривились, словно их омочили в уксусе.
Вдова-солдатка не скрывала своих притязаний на семейное счастье. Действительно, зачем притворяться? Не имея средств к существованию, с больной старухой-матерью и пятилетним ребенком на руках, могла ли она на что-то рассчитывать? Сегодня еще заглядываются, а завтра? Что будет завтра, когда она постареет и подурнеет? Эрна со злым торжеством наблюдала, как суетились подле своих благоверных ее недавние подруги, какими взглядами провожали ее — лакомый для поселковых мужиков кусочек. Гордо вскинув голову, она проходила мимо, оставляя за собой тревожный след неудовлетворенных желаний и страхов. А по ночам плакала. Потому что ничего путного не намечалось — так, баловство одно. Рыбаки поначалу шли на приманку, заплывали в ее конуру, не скупились на посулы, но, добившись своего, тут же выныривали на поверхность и поспешно швартовались в привычной семейной гавани.
Попытал было судьбу и Озолс, но безуспешно. Тут уж сама вдова заартачилась: кому-кому, а одноногому мешку с деньгами она и вовсе не верила. Якоб был не на шутку озадачен и раздосадован. И хотя эта женщина, к его приятному удивлению, оказалась не такой ветреной, как о ней болтали в поселке, самолюбие Озолса все же было уязвлено: ему, да от ворот поворот?
Но именно в этот момент и случилось неожиданное: Эрна вышла замуж за Петериса, приютив его у себя в доме. Чего только ни плели досужие языки, каких только предположений ни высказывали. Но разгадки происшедшему не находили. В том числе и сам Петерис. Просто после очередной попойки Зариньш проснулся однажды рядом с Эрной у нее в постели, протер от изумления глаза, а спустя недолгое время узнал, что он — отец будущего ребенка. Может, кто другой и усомнился бы в этом, тем более, что Петерис ничего не помнил, но незадачливый любовник поверил. Он даже улыбнулся, что бывало с ним крайне редко. Вот, собственно, и все. А истинную правду мог рассказать только один человек — сама Эрна. Почувствовав, что она беременна — в последнее время к вдовушке похаживал Андрис Суна, рыбак из соседнего поселка, — и понимая, что у нее осталось только два пути: или веревку на шею, или затащить мертвецки пьяного Петериса к себе в постель, Эрна после долгих и мучительных колебаний остановилась на Зариньше. Никого другого околпачить все равно не удалось бы.
Озолс, узнав эту новость, так расстроился, что напился до беспамятства. У него было такое ощущение, будто его нагло обворовали. Однако, поразмыслив, он быстрей других сообразил, что свадьба эта не случайна и что у бабенки, по всей видимости, не было другого выхода. А если так, то дело могло принять весьма неожиданный и интересный для Якоба оборот. В голове завертелась назойливая, соблазнительная мыслишка. Но он решил не спешить, приглядеться.
Эрна родила. Родила как-то подозрительно скоро, и в поселке снова заговорили о странном замужестве. Выходило, что Петерис соблазнил свою будущую жену по крайней мере за два месяца до свадьбы. Этому никто не верил, потому что связь Эрны с Андрисом Суной в особом секрете не держалась. Поползли сплетни, одна другой чернее и ядовитей. Поселковые кумушки с нетерпением ждали, что сделает Петерис, А тот, как ни в чем не бывало, утром уходил в море, вечером возвращался домой, помогал жене по хозяйству, нянчил ребенка. Если подворачивалась возможность, напивался. В общем, вел себя так, будто ничего вокруг себя не видел и не слышал. Рыбаки глядели ему вслед и озадаченно пожимали плечами: то ли блаженный, то ли прикидывается. Так или иначе, сплетни постепенно поутихли, страсти улеглись. Эрна ходила по поселку кроткая, тихая, вся какая-то просветлевшая и умиротворенная.
К тому времени у Озолса как раз умерла жена, встал вопрос о хозяйке. Вернее, о человеке, который мог бы позаботиться и о нем самом, и о его добре, и о сильно сдавшей матери. Якоб прикинул: тут как нельзя лучше подходят Петерис и Эрна. Она молодая, работящая. Такую подкормить, приодеть, приласкать — Озолс не оставил своих прежних намерений — по гроб жизни будет привязана и благодарна. А Петерис не помеха. Якоба вполне устраивал этот медлительный битюг. Почаще его запрягать да побольше наваливать в телегу. И пользу принесет, и ни черта не заметит.
Вскоре молодожены обосновались в доме Озолса. Обязанности Петериса определились сразу: коровник, конюшня, мельница — словом все, что потяжелее и погрязнее. Что же касалось Эрны, то здесь не все было понятно. То ли кухарка, то ли экономка, то ли… В поселке уже судачили: Якоб, одним махом приобрел себе и батрачку, и любовницу. По общему мнению, должен был вот-вот разразиться скандал. Но убегало время, а ничего не происходило.
Напротив, все в этом странном треугольнике, казалось, были вполне довольны. Эрна на глазах захватывала в доме все большую власть, покрикивала на работников, а иногда и на самого хозяина, раздавалась в плечах и бедрах. Заплывал жирком и Озолс. Один Петерис, как и прежде, тащил свой воз. Тяжело, угрюмо, ни к чему не приглядываясь, ни во что не вмешиваясь. Единственное, что для него изменилось, так это то, что он мог теперь чаще прикладываться к рюмке. Днем работал, а вечером напивался. И хозяин этому не препятствовал, а даже способствовал. Все шло своим чередом. Именно так, как и предполагал Якоб. Размеренно, удобно, выгодно.
Мать умерла, Марта подрастала. Дочери Озолс почти не замечал. Копошится в доме какое-то существо, ну и пусть себе копошится. Одета, накормлена, чего еще? Марта росла тихой, замкнутой, малообщительной девочкой. Рано лишившись матери и почти не зная отцовской ласки, она чуть ли не с пеленок привыкла к самостоятельности, редко кого о чем-то просила, добросовестно и послушно помогала по хозяйству. Была неказиста: худенькая, бледненькая, с большими, вечно испуганными глазами. Какая-то вся нескладная и угловатая, она покорно склоняла голову, выслушивала замечания взрослых, никому не перечила. Озолс с жалостью и досадой поглядывал на дочь: справедливо, видать, говорится, что яблоко от яблони недалеко падает. Якоб с неприязнью вспоминал о своей покойной жене: вот уж наградила, так наградила.
Училась Марта хорошо, очень любила читать, но с детьми сходилась неохотно. Только в третьем классе подружилась с Бирутой Спуре, дочерью местного рыбака Фрициса. Впрочем, если говорить о привязанностях Марты, то, справедливости ради, следует заметить, что первый и настоящий друг у нее появился значительно раньше. Это был Артур, сын Яниса Банги. То ли потому, что соседи, то ли потому, что почти одногодки, то ли еще почему, но их всегда видели вместе. Они с одинаковым интересом строили на берегу песчаные крепости, лазали по деревьям, укладывали спать кукол и занимались вышивкой. Дивились поселковые женщины, крякали досадливо мужики: что за странный мальчишка, что за ненормальная девчонка?
Озолс поначалу не обращал внимания на их дружбу. Мало ли чем занимаются дети. Не хватало ему еще и этой ерунды. Но один маленький, казалось бы совсем незначительный случай заставил его насторожиться, посеял в душе смутную тревогу. Как-то невзначай, без всякой задней мысли он беззлобно пошутил над Артуром. Что-то вроде того, что у капитана два кармана, в одном пусто, в другом не густо — Артур сам в порыве откровенности признался соседу, что мечтает стать капитаном. Пошутил и удивился, как изменилось лицо дочери. Оно словно окаменело, в сузившихся глазах-щелочках вспыхнули недобрые огоньки. Ого! Вот ты, значит, какая! За внешней материнской безропотной покорностью скрывалась его, отцовская натура. Решив удостовериться в своем предположении, Якоб велел дочери не якшаться с соседским мальчишкой. Не потому, что и впрямь хотел прервать их дружбу — нет, ему просто хотелось проверить, исполнит ли Марта волю отца. Вышло, как он и предполагал: девочка не перечила, но сразу же после этого разговора убежала к своему дружку. Это и обрадовало Озолса, и огорчило. Он стал внимательней приглядывать за дочерью, постоянно открывая в ней что-то новое.
