Наталья Калинина - Ужин с соблазнителем
Вацлав наклонился и поцеловал меня в шею. Я вздрогнула. Совсем недавно меня целовал точно так же кто-то другой.
— Не бойся. Я никогда не принуждаю девушек силой делать то, чего они не хотят. Ты ужасно соблазнительная, но я хорошо собой владею. Даже когда выпью вина. — Он тихонько подтолкнул меня к двери. — Пошли. Ты худенькая, как тринадцатилетний подросток. Да ты просто молодеешь у меня на глазах.
Я с удовольствием пила легкое душистое вино и ела румяную шкурку цыпленка. Я совсем не опьянела. Мне не сиделось на месте, и Вацлав это заметил.
— Хочешь потанцевать? Эй, Сандро, заведи нам музыку. Поставь что-нибудь про любовь и на заграничном языке.
Это была «Stranqers in the Night»[6]. Я часто танцевала когда-то под эту музыку с Николаем — без нее, думаю, не обходилась ни одна молодежная вечеринка. Я танцевала под нее и с Альбертом тоже. В ту ночь мы объяснились, но, кажется, так и не поняли друг друга. Я любила его до сих пор. Я знала: это глупо. Я ничего не могла поделать с собой.
Вацлав положил руки мне на талию, и я закрыла глаза. Он шептал мне что-то на ухо — сперва по-русски, потом на своем языке. Мне он был приятен, и только. От него пахло дорогой туалетной водой, и он не позволял себе ничего пошлого вроде щипков, поглаживаний и так далее. Может быть, я бы и легла с Вацлавом в постель, но я вдруг вспомнила, сколько у меня было таких вот Вацлавов и как, просыпаясь по утру в скомканной постели, я чувствовала, что ненавижу себя лютой звериной ненавистью. А ведь было время, когда я считала себя чуть ли не совершенной. Я, наверное, на самом деле была совершенной.
Пока не встретила этого Альберта.
— Может, нырнем в кроватку? — спросил Вацлав, щекоча меня своим разгоряченным дыханием.
— Хочу прогуляться.
— Это ты правильно придумала. Нужно хорошенько размять ноги перед тем, как выйти на ринг. Они совсем у меня ослабли.
Он накинул мне на плечи свой пиджак, распахнул передо мной дверь.
Ночь была оглушительно тихой и звездной. Мне показалось, меня засасывает черный мрак космоса. Я инстинктивно прижалась к Вацлаву.
— Мы еще не целовались, малышка. — Он провел языком по моим губам, осторожно их разжал кончиком. Так или почти так целовал меня Альберт, Алик. Это был бережный и в то же время очень страстный поцелуй. Поцелуй, каким целуют самых любимых женщин.
Но ведь Альберт никогда меня не любил!
Я вырвалась из объятий Вацлава и побежала по шоссе. Он нагнал меня почти сразу, схватил в жесткую охапку.
— Я схожу от тебя с ума. Пускай ты колдунья. Можешь повелевать мной как хочешь, — сказал он, тяжело и прерывисто дыша.
— Я хочу к озеру. Ты знаешь туда дорогу?
— Это плохое озеро. В нем утонул мой лучший друг.
— Боишься? Тогда я пойду туда сама.
Я вырвалась и побежала. Он нагнал меня через пару минут, распахнул широко дверцу своей громадной белоснежной машины.
— Прошу, пани, — сказал он, втаскивая меня на сиденье. — Пускай я погибну, но я не позволю тебе убежать и бросить меня.
Он летел с космической скоростью по середине шоссе, и встречные машины шарахались от нас в разные стороны. Он резко затормозил на том самом месте, где два часа тому назад подобрал меня. Потом развернул машину так, что фары осветили березняк, и заглушил мотор.
Я едва поспевала за Вацлавом. Кажется, он знал дорогу лучше, чем я.
— Здесь! — Мы очутились на берегу озера, едва слышно похлюпывавшего редкими ленивыми волнами возле наших ног.
— Мы устроили пикник. Мой друг Семен и я. Мы пили только пиво. Выпили всего по две маленькие бутылочки «Баварии» и хотели развести костер, чтоб зажарить мясо. Я стал собирать хворост, а Семен пошел искупаться — он был довольно грузный парень и вспотел. Я набрал хвороста и уже собрался было разжечь костер, как он вышел на берег и сказал:
— Там домик на берегу. Кажется, в нем никто не живет. Наверное, это егерский домик, либо сторожка лесничего. Давай надуем лодку и сплаваем туда.
Мне никуда не хотелось плыть — здесь была такая душистая поляна, и никого вокруг. Но друг уговаривал меня очень настойчиво. Мы надули лодку, погрузили в нее вещи. Я сел на весла. Домик стоял в зарослях. Я видел лишь резное окошко и кусочек покрытой хворостом крыши. Мне показалось, возле окна стояла женщина. Тут вдруг лодка стала стремительно погружаться в воду, как будто ее внезапно прокололи. Я знал, что Семен отлично плавает, и не испугался, когда его голова вдруг исчезла под водой. Наша одежда и провизия пошли на дно. На поверхности плавали лишь два весла и пустой полиэтиленовый пакет. Прошло около минуты, и я почувствовал, что с Семеном случилось неладное. Я стал нырять, но хоть день и был ясный, а вода в озере казалась светлой и прозрачной, я не мог разглядеть ничего на расстоянии пяти сантиметров. Такое ощущение, будто я плавал в тумане. Вдруг у меня закружилась голова, и я поплыл к берегу. Не помню, как я вылез на сушу. Я очнулся на этой поляне рядом с кучей хвороста, которую собрал час назад, одежда на мне была сухая. Я думал, мне все приснилось. Я стал звать Семена, обшарил в поисках его весь березняк. Когда стемнело, я сел на его мотоцикл и поехал к нему домой. Он жил с матерью в деревне под Черниговом. Мать сказала, Семен уехал во Львов. Вроде бы он получил телеграмму от моей тетки, что я попал в аварию и нахожусь в тяжелом состоянии. Она нигде не могла найти эту телеграмму и решила, что Семен взял ее с собой. Мы пошли вместе на почту узнать, приходила ли такая телеграмма, но девушка, которая принимала их, уехала в Чернигов сдавать экзамены — она училась заочно в техникуме связи. Журнал, куда она записывала номера принятых телеграмм, найти так и не смогли.
— Это случилось в июле позапрошлого года, — сказала я. Мне словно кто-то шепнул это. — Семнадцатого июля.
— Я же говорил, что ты колдунья.
Вацлав смотрел на меня почти с испугом.
— Нет, я не колдунья. Я была в том домике. Я подошла к окну и увидела лодку с двумя мужчинами. Альберт оттащил меня за руку и задернул занавеску. Потом мне показалось, будто кто-то зовет на помощь. Альберт сказал, что это кричит сова. Но ведь совы кричат только в темноте, верно?
— Кто этот Альберт?
— Алик. Друг моего бывшего мужа. Когда-то я любила его. Я думала, он тоже меня любит. Я приехала к нему без предупреждения, — рассказывала я, сама с удивлением и интересом слушая себя. Дело в том, что я не знала, что скажу в следующую секунду. — Я думала, мы сможем начать все сначала — мы еще оба достаточно молоды. Мы даже смогли бы завести собственных детей. Мы прожили в этом домике два дня. Альберт почти не разговаривал со мной. Он даже ни разу меня не поцеловал. Он сказал, что любит мою дочь и ничего не может с этим поделать. Что этот домик он построил для нее. Когда-нибудь она тоже полюбит его, захочет жить с ним здесь круглый год. Но пока еще не наступило время. Он будет хранить ей верность. Он и так однажды ей изменил, но это случилось потому, что ему было одиноко на Севере. А пока про этот домик не должна знать ни одна живая душа. Тут я подошла к окну и хотела ему назло закричать и привлечь внимание рыбаков… Боже мой, но откуда мне известно все это — ведь я была в том домике два года назад.
Вацлав схватил меня за плечи и изо всей силы встряхнул.
— Мы сию минуту едем к этому твоему Альберту или как там его. Я сам спрошу у него, где Семен.
— Я не поеду к нему. Он обошелся со мной очень плохо. Он насильно посадил меня на поезд и сказал, чтобы я больше никогда не смела к нему приезжать. К нему поехала Лариса. Я догадалась об этом, хоть они с Николаем мне ничего не сказали.
— Ты поедешь к нему. — Вацлав схватил меня за локоть и потащил к машине. — Ты помнишь дорогу?
— Да, но… Я боюсь Зинаиду Сергеевну. Она никогда не любила меня. Когда Николай познакомил меня с Зинаидой Сергеевной, — мы случайно встретились на улице — она оглянулась на меня так сердито. Словно я отняла у нее что-то. В тот день у меня поднялась высокая температура и пошли по всему телу нарывы. Я уверена, это Зинаида сглазила меня. Когда я сказала об этом Николаю, он долго надо мной смеялся. А потом появился Альберт, и у меня все прошло. Это в тот вечер мы с ним целовались и танцевали. А через две недели я поняла, что забеременела. Но мы с Альбертом только целовались…
Я молола что-то еще. У меня было такое ощущение, будто я рассказываю Вацлаву какое-то кино либо прочитанную книгу. А он несся на бешеной скорости по шоссе.
— Вспомни же, вспомни, где живет этот Альберт! — Вацлав то и дело теребил мое плечо. А однажды, остановив машину на обочине, взял меня за горло и потребовал:
— Говори, ведьма!
— Но я на самом деле не помню, — прошептала я.
— Ты притворяешься. Играешь в какую-то мерзкую игру. Ты совсем молодая и неопытная в любви, а прикидываешься хожалой шлюхой. Если ты собралась завлечь меня в свои сети, ты выбрала неверную тактику.
