Нора Лофтс - Цветущая, как роза
Ответа не последовало, только эхо ее голоса отдалось в лесу за домом.
- Еще что-нибудь пропало? - спросил я.
- Нет, - удивилась женщина. - А что?
- Мы недосчитались пары свиней.
- Муж ни о чем таком не говорил за завтраком, - ответила Мэри, в этот момент ребенок снова потянул ее за юбку, и она отвлеклась, выбросив из головы наших исчезнувших свиней. Женщина сказала малышу:
- Ладно, крошка. Пойдем, поищем Пушка вместе.
Мне вовсе не нравилось то, что произошло. Пропали две свиньи, сбежала несмышленая молодая собачка - какая тут связь? Я щелкнул поводьями о спины лошадей и поспешил к дому Ломаксов. При стуке колес нашей повозки в кухонном окне появились лица двух женщин, опухшие от слез. Наверняка, ни одной из них не хотелось предстать перед нами в таком виде, и прошло немало времени, прежде чем Эдит, младшая девушка, отворила дверь и глухим голосом произнесла:
- Доброе утро.
- Доброе утро, - ответил я. - Дядя или отец дома?
- А вы разве не встретили их? Они уехали. Дядя Оливер просто взбешен. Адам убили. Ей горло перерезали.
И она зарыдала, закрыв лицо передником.
- Адам? - озадаченно переспросил я. - Кто это?
Она опустила фартук и посмотрела на меня с выражением лица, близким к ненависти.
- Адам - это наша собака... Конечно, имя не для женского пола, но мы ее так назвали еще до того, как она принесла щенков. А теперь ее нет.
- Мне очень жаль, - бессмысленно проговорил я.
- Кому-то тоже придется здорово пожалеть, - яростно пригрозила девочка. - Дядя Оливер взял с собой ружье... если он найдет того, кто это сделал...
Я развернул телегу.
- Ну, раз уж мы так далеко заехали, давай оставим все-таки зерно у Хэрри, а я пойду к Эли. Не нравится мне все это, Майк.
- Вы о чем-то догадываетесь? - спросил Майк, мусоля жалкие остатки своего уха.
- Индейцы?
- Хм. Хорошенькая идея, не правда ли?
Мельница Хэрри стояла на самом западном конце реки. Прямо за ней начинались горы, и стремнина неслась с силой вполне достаточной, чтобы вращать колесо. Отъехав от дома Ломакса, мы последовали вдоль берега реки. Мельница еще не показалась на горизонте, а дом Ломакса еще не скрылся из виду, как из-за поворота прямо на нас выскочила женщина. Только резкий скачок моих лошадей помог избежать столкновения. Она упала на колени, и не успел я усмирить лошадей, как Майк был уже на земле, помогая несчастной встать. Это была Ханна Райт - дочь квакера, которая вышла замуж за Хэрри еще во время путешествия, возле Форта Аутпоста. Она отчаянно вырывалась из рук Майка и безумно вопила.
Я сидел, не в состоянии ничего предпринять и крепко держал поводья, так как лошади бесновались от душераздирающего крика.
- Придержи ее немного. Я отъеду за поворот и вернусь, - крикнул я Майку.
Как только появилась возможность сделать остановку, я слез и закрутил поводья за ветвь придорожной ивы. Затем быстро, насколько только мог, побежал обратно. Майк все еще изо всех сил старался удержать женщину, которая продолжала вопить и сопротивляться.
- Она сошла с ума. Ни одного слова толком не говорит, - задыхаясь, пояснил Майк.
- Ну, - начал я. - Ты же врач. Что нужно делать в таких случаях?
- Плеснуть холодной воды - это может помочь.
Шляпой я набрал воды из реки и плеснул Ханне в лицо. Она замерла, прекратила визжать, обвела нас безумным взглядом и сказала:
- Хэрри погиб.
- Утонул? - спросил я, думая о мельнице и предполагая, что его еще можно спасти.
- Нет, зарезали его. Как свинью. О, Боже! О, Боже! Это восклицание, полное отчаяния и безысходности было страшнее воплей. Она руками закрыла лицо, и слезы потекли сквозь пальцы.
- Правильно, - сказал Майк, мягко обнимая ее за плечи. - Поплачь, милая. Полегчает.
Она плакала долго, навзрыд, до тех пор, пока, казалось, не иссушила себя до последней капли, затем мы все направились к Ломаксу.
- Это произошло вчера ночью, - начала она. - Наша маленькая собачка все лаяла, и Хэрри подумал, что лиса или какой другой хищник охотится на нашу птицу. Он встал и вышел. И не вернулся к завтраку. А я ждала, ждала его. - Ее снова начали душить глухие рыдания, но она подавила их и нашла в себе силы продолжить. - Трудно, знаете, искать в лесу. Сначала я увидела собаку, ей перерезали глотку... затем нашла Хэрри. У него не было... не было... он был без головы... совсем... от Хэрри вообще ничего не осталось.
Она задохнулась, и мы немного приостановились. Этой обездоленной женщине уже ничем не поможешь, ни словом, ни делом. Мы как могли успокаивали и поддерживали ее, произнося нечленораздельные утешения. Наконец показался дом Ломакса, и мы сразу же наткнулись на двух братьев, возвращавшихся домой. Вильям выглядел немного расстроенным, а Оливер был просто в ярости. Он, как и сообщила нам Эдит, шел с ружьем в руках.
Я начал разговор первым:
- Мы знаем, кто убил вашу собаку, Оливер. Позовите женщин, пожалуйста.
Обе хозяйки вышли из дома, и мы шепотом поведали им о горе, постигшем Ханну. Они бережно обняли ее и повели к себе.
А я обратился к Оливеру:
- У вас есть еще ружья?
Он кивнул и пошел в дом, вернувшись с оружием и запасом пороха. Без лишних слов мы отправились на мельницу Хэрри, минуя по дороге мою груженую телегу, которую уже не было проку брать с собой. Пересекая двор мельничного дома, через приоткрытую дверь кухни я заметил затухающий очаг и нетронутый завтрак на столе, обставленном с присущей Ханне квакерской аккуратностью. Уголки клетчатой скатерти колыхал утренний ветерок. Через двадцать ярдов от дома начинался лес. Сначала это были редкие осины и березы, которые постепенно переходили в густые заросли с плотным кустарником и высокой травой. Нам не пришлось даже присматриваться к следам, оставленным Ханной, так как это была единственная тропинка, ведущая в глубь леса. Именно здесь шла несчастная женщина - и я словно слышал, как она звала, звала, звала. Я даже ощущал ее страх, будто само это место дышало ужасом. Наконец мы наткнулись на желтую собачонку, одну из тех дворняжек, рождение которых произвело такое волнение в те скучные, бедные событиями дни мучительного ожидания возле пораженного эпидемией селения. Кровь из рассеченного ножом горла залила ее желтую шерстку. - Вот так и Адам, - сказал Оливер, тяжело дыша сквозь сузившиеся от ярости ноздри. Лучшая собака, которая у меня когда-либо была. Самая преданная.
Мы продвигались вперед медленно, напряженно, подготовившись к зрелищу убитого хозяина собаки. Мы старались двигаться как можно тише, хотя в этом не было особой необходимости, индейцы наверняка знали, что это им не сойдет с рук, и вряд ли стали бы задерживаться на месте преступления. Еще в Салеме мы наслышались рассказов об ужасах прошлой войны - так в Англии обычно вспоминают о нашествии датчан. Волосы вставали дыбом от описаний кровопролитий, и стоило только вообразить себе все это, как шаги наши становились тише, каждый треск веточек заставлял нас вздрагивать, а любая тень или шорох крыльев птиц, пролетающих с ветки на ветку, - резко оборачиваться. И вскоре мы набрели на тело Хэрри, молодого человека, который воплотил свою мечту во вращении мельничного колеса, который собственными руками построил дом на краю леса, расчистив землю вокруг, который пел псалмы и гимны и который вчера ночью встал и ушел в темноту, чтобы найти здесь страшную смерть. Нож, пронзивший глотку собаки Ломакса и маленькой дворняжки, не остановил на этом свои черные деяния. В самой чудовищности происшедшего просматривалось какое-то дьявольское мастерство. Как и описывала Ханна, от Хэрри мало что осталось. Вряд ли стоит детально описывать все подробности. Это выглядело почти символично - как коряво начертанное предупреждение: смотрите, мол, что ждет тех, кому слишком дороги их свиньи и куры, лежите себе в своих теплых постелях, если вам шкура дорога.
Содрогнувшись, я снял пальто и накрыл то, что когда-то было красивым телом молодого человека, со словами:
- Нет смысла нести его назад. Майк, принеси-ка из дома лопату, будь добр. Я устал.
И я опустился в изнеможении на землю.
Когда Майк вернулся с лопатой, мы выкопали могилу, но не сразу решились приблизиться к останкам. Вскоре все было кончено, и мы забросали могилу мягкой пухлой землей, сделав нечто вроде надгробного холмика. Мне пришла в голову мысль о бесконечной доброте и великодушии этой земли, которая порождает и терпеливо носит на себе столь непримиримые вещи, чтобы затем все принять в свое лоно. Минуту назад зрелище тела Хэрри могло навести ужас на самого бывалого и отважного воина, а теперь, прикрытое землей, оно нисколько не привлекло внимания, и можно было пройти мимо, даже не ведая того, что таится под этим надгробием. Оливер Ломакс поднял ружье и произнес:
- Да примет Бог душу твою.
Я всегда считал Оливера хладнокровным и неспособным на проявление чувств, но в этот момент я даже полюбил его.
Мы вернулись к дому Хэрри, и я прикрыл дверь, сквозь которую был виден накрытый стол с завтраком, приготовленным для того, кому уже никогда не вернуться и не почувствовать вкуса земной пищи. Мы обошли все хозяйство в поисках животных, которые могли нуждаться в нашем внимании и уходе. Но двор был пуст. Немудрено, что так отчаянно лаяла собака.
