Гарольд Роббинс - Властелины удачи
— То есть ты нигде не успеваешь пустить корни.
Джо-Энн пожала плечами. Посмотрела на хромавшего впереди койота. Похоже, его укусила гремучая змея и он умирал. Из чехла, притороченного к седлу, Невада достал свой винчестер тридцатого калибра, прицелился и избавил несчастное животное от дальнейших мучений.
— Мною все время помыкают, Невада. У меня нет ничего своего. Я такая… Невада, я все время от кого-то завишу.
— А кто нет, в твоем-то возрасте? Разумеется, мне пришлось обретать самостоятельность в более раннем возрасте. Но тогда было другое время, другая жизнь. Ты дочь Джонаса и Моники. Ты должна получить образование, стать умной, набраться опыта. Кто может похвастаться независимостью в наше время?
— Ты веришь, что этот человек, которого Джонас нашел в Мексике, действительно его сын?
— Полагаю, что да, — кивнул Невада. — Я помню ту девушку. Соня Батиста. После смерти отца он первым делом отправился в Германию, чтобы ознакомиться с производством пластмассы, поскольку этим увлекся его отец. Он взял с собой Соню Батиста. Я удивился, что он не женился на ней. Она была такая красивая. Тогда он еще не познакомился с твоей матерью.
— Какая разница? Они никогда не любили друг друга. Она была кобылой. А он — жеребцом. Больше они друг от друга ничего не хотели.
— Девочка моя, — нахмурился Невада, — не надо так говорить о родителях. Тем более что ты не права. Я не знаю, что у них произошло, но они любили друг друга. По меньшей мере, это случалось дважды. Первый раз без меня. А вот второй при мне. Ты права в том, что их влюбленность иного рода, чем те романтические вздохи, о которых пишут в книгах. И не будь к ним столь строга, Джо-Энн. Любовь не всегда длится всю жизнь.
Джо-Энн нравилась окружающая природа. От дома их отделяли пять миль. Сухой, чистый воздух. В кустах копошилась какая-то живность. Лошади иногда всхрапывали. Вдали поднимались манящие к себе горы.
— Невада…
— Что?
— Я девушка.
— В твоем возрасте так оно и положено.
Джо-Энн покачала головой:
— Моя мать к восемнадцати годам уже лишилась девственности. Мой отец…
— Скорее всего, не знал женщин, когда ему было восемнадцать, — прервал ее Невада. — Старик баловства не любил. Разумеется… твой отец быстро наверстал упущенное, при первом же удобном случае. Э… Как только он начал водить машину…
— Невада… Мне как-то не по себе.
Старик покачал головой:
— Дорогая, ты, по-моему, не понимаешь, о чем говоришь.
— Я бы хотела отдаться мужчине, которому я доверяю… Им мог бы быть ты, Невада.
— Мисс! Никогда больше не говори такого! Боже ты мой! Не желаю этого слышать. Я не скажу твоему отцу, но…
Джо-Энн всхлипнула:
— Но ты же понимаешь!
Он покачал головой.
— Ничего я не понимаю.
— Мне нужен человек, которому я доверяю. В этом суть.
— Я мог бы… я мог бы быть твоим дедушкой. Дедушкой? Черт, я мог бы быть твоим прадедушкой.
— Прощаешь меня? — Новые всхлипывания.
— Конечно. Но послушай, милая, когда тебе восемнадцать, кажется, что это самое прекрасное, что есть в мире. Это не так. Да, это неплохо, но в мире есть кое-что и получше. С годами понимаешь, что это один из многих атрибутов жизни.
— Я слышала, мой отец как-то сказал, что в житейских вопросах мудрее тебя не найти.
Невада покачал головой.
— Может, он говорил так потому, что сам по этой части проявил себя не лучшим образом. Возможно, это и убило его отца. Он узнал, что Младший опять напортачил и ему придется за это платить.
— Шантаж?
Невада пожал плечами.
— Как ни назови. О, черт, умер-то он не от этого. Его убили бербон и вспыльчивость, а может, и желание удержать при себе молодую женщину, на которой он женился, чтобы не дать ей выйти замуж за твоего отца.
— Рину?
— Ты слышала о ней. Твой отец хотел на ней жениться. Твердо решил, что женится. Но женился на ней твой дед и увез в Европу на медовый месяц.
— Ну и семейка! Не удивительно, что я чокнутая.
— Ты не чокнутая, милая, — хохотнул Невада. — Ты просто из Кордов.
Джо-Энн остановила лошадь, натянув поводья.
— Секс. Если не хочешь учить меня, хотя бы что-нибудь расскажи. Он рушит жизнь.
Натянул поводья и Невада. Посмотрел на черноволосую красавицу в обтягивающих синих джинсах и шерстяной рубашке.
— Синеглазые выживают. Мой отец охотился на буйволов. Мать была киова. Киова — благородный народ, они умели жить. Мужчина-киова не грезил об этом. Не было необходимости: он это делал. Женщину-киова это не волновало. К чему, она просто это делала. Киова не смотрели на картинки, где это изображено. Какой от этого прок? Они не сочиняли про это историй, не устанавливали законов, не предполагали, что Великого Невидимого волнует, как они это делают. Если рождались дети, никто не выяснял, чей это ребенок. Зачем? Дети принадлежали племени, обо всех заботились одинаково. Ты понимаешь?
— Делай это с тем, с кем хочется?
— Не совсем. Делай с тем, кто готов взять на себя ответственность, как брало ее племя. Ответственность. Это главное. Слово, ненавистное белому человеку. И забудь обо всех условностях. То, о чем мы говорим, касается меня, тебя, его, ее. И никого более. Об этом не стоит волноваться, не стоит с этим спешить. Живи, маленькая девочка! Писай, где прихватило, трахайся, когда хочется. Но ты же не станешь писать на улице при людях. Поэтому не трахайся там, где это не принято… и убедись, что выбрала достойного человека. Вот и все правила, которым надо следовать.
Джо-Энн улыбнулась, и, повинуясь команде, ее лошадь двинулась к дому.
— Спасибо тебе, Невада. В одном мой отец прав. В житейских вопросах мудрее тебя среди нас нет.
3
Она знала, что вернутся они в пустой дом, пустой, если не считать Робера и ковбоев, работающих на ранчо. Самолет с ее новым братом и его девушкой не ждали раньше полуночи.
Джо-Энн по-прежнему хотела уложить Неваду в свою постель, но знала, что этого не будет, так что упоминать об этом более не стоит.
В ста ярдах от дома Джо-Энн вновь натянула поводья. Зевнула.
— Поверишь ли, этим утром я проснулась в Нью-Йорке. Ты пообедаешь со мной, Невада?
— Я не рассчитывал на такую честь, но, раз уж ты одна, почему нет? Хочешь поесть пораньше?
Она кивнула:
— Удивим Робера?
— Едва ли его можно чем-то удивить. Скажи ему, пусть накрывает стол на двоих.
На обед подали все, что она заказала. Она знала возможности кухни и не хотела залезать в припасы, приготовленные на Рождество. Джо-Энн и Невада сидели напротив друг друга. Им подали бифштекс с жареным картофелем, салаты, бутылку красного вина. К обеду они не переоделись. Невада остался в своей любимой фланелевой рубашке. Джо-Энн хотелось, чтобы он надел ее и завтра вечером, но понимала, что на Рождество такого не будет. А она с радостью пришла бы на торжество все в тех же джинсах. Хотя, конечно, это не более чем фантазия.
— Если бы я попросила отца, он наверняка разрешил бы мне приехать и жить здесь. Моя мать очень бы рассердилась, но…
— Ты бы мучилась от одиночества, — ответил Невада. — Завтра в доме будет много людей. Но обычно тут никого нет.
— Ты бы приезжал ко мне, не так ли? Твое ранчо совсем рядом. И я бы навещала тебя.
— Не надо бы тебе рассчитывать на меня.
— Что? Мы все всегда на тебя рассчитывали. Мой дед, мой отец…
— Ничто не вечно.
— Невада…
Он улыбнулся:
— И человек тоже. Мне уже семьдесят.
— Мужчины-киова живут до девяноста.
Он покачал головой:
— Только не этот киова. Я говорю тебе об этом, потому что ты рассчитываешь на этого старика, как рассчитывали на меня Корды. Если ты передашь отцу то, что я сейчас тебе скажу, считай, что мы с тобой больше не дружим. Великий Невидимый уже зовет Неваду. Вернее, Макса. Это мое настоящее имя, знаешь ли. Макс Сэнд. Я сижу на крыльце и смотрю на землю. Земля меня зовет. Я слышу это в шепоте ветра.
— Что ты такое говоришь, Невада? — Джо-Энн не на шутку встревожилась.
— Обещай, что это останется между нами.
— Обещаю.
Невада посмотрел на кусочек бифштекса, наколотый на вилку.
— Господи, как хорошо. Нет ничего лучше отлично приготовленного бифштекса. Раньше такого мяса не было. Этот теленок не пасся на лугу, его откармливали по науке. А мы…
— Невада. Ты уходишь в сторону.
Он вздохнул:
— Человек не знает, сколько ему отпущено. Но мать-природа подает ему знаки. И мои перспективы не столь уж хороши.
Джо-Энн положила на стол нож и вилку.
— Надеюсь, ты не гадаешь по совиным перышкам? Или по чему-то еще.
— Может, и гадаю. Но дело в другом. Я начал гнить изнутри. Я это чувствую. От меня идет дурной запах. А когда от человека плохо пахнет…
— Невада! Ты был у доктора?
