Николай Новиков - Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан
Когда сюжет романа заходил в тупик, ярость охватывала Алтухова. За все трудные перестроечные годы не срывалось с его губ столько проклятий в адрес новых порядков и тех, кто их установил, сколько за этот жаркий день. Треть каждого часа он матерился, мечась по душной комнате, но все же работа мало-помалу двигалась вперед.
Единственное, что согревало душу, — скоро он получит аванс. Четыре тысячи долларов — громадная сумма, никогда прежде он не держал столько в руках. А через месяц получит еще четыре, и тогда можно будет не беспокоиться, что обманывает Свету, выдавая себя за богатого писателя. Так оно будет на самом деле! А еще он снимет квартирку где-нибудь в приличном районе, и будут они там жить со Светланой…
Хорошо было думать об этом! Ради такого Алтухов готов был в дугу согнуться. Только ради Светланы он позволил себе издеваться над самым ценным, что у него было, — собственным талантом, успокаивая себя мыслью, что талант от этого не исчезнет, а его обладатель приобретет еще одну ценность — любимую женщину. Драго-ценность!
Время от времени он хватал телефонную трубку, пытаясь дозвониться Лене, попросить, чтобы та предупредила Светлану: сегодня он никак не сможет с нею встретиться, однако в телефонной трубке неизменно слышались длинные гудки. Все утро никто не подходил к телефону. Позвонил Максу, и его дома не оказалось. Разозлился, полдня не прикасался к телефону, но и позже, вечером, и Лена и Макс упорно не желали брать трубку.
Вместе они, что ли, куда-то умотали? Прямо с утра? Ну, молодец, Макс, увел связную и даже не предупредил! А ведь знал же, что он, Алтухов, сегодня будет звонить Лене!
Ушли прямо с утра и до сих пор не вернулись? Интересно, что ж они такое придумали? Или Макс сдался на милость своей бывшей «Мадам Банк»? Очень уж озабоченная ворвалась она вчера в его квартиру.
Ничего не понятно, черт побери!
В комнату без стука вошла Валя, оторвала его — даже и сам не знал, от чего — то ли от работы, то ли от размышлений, куда подевались Данилов и Лена.
— Юра, — жалобным голосом сказала она. — Ты вчера опять пришел домой поздно и сильно пьяный…
Алтухов сердито взглянул на нее, отметил густой слой грима на лице. Несмотря на позднее для Вали время, одета она была не в привычный глазу халат, а в строгую темную юбку с легкой кофточкой бежевого цвета. Неужели это все — ради него? Негодяя, который приходит поздно, да к тому ж еще и пьяный?
— А откуда ты знаешь, что я был пьяным? — поинтересовался он. — Ты же не выходила из своей комнаты, а я туда не заходил.
— Перегаром несло знаешь как?..
— A-а, перегаром… Так это с улицы, у меня в комнате окно открыто, сам всю ночь мучился от этого запаха, а закрыть окно — совсем задохнешься, — объяснил Алтухов.
— А что ты сейчас делаешь?
— Работаю, — с гордостью сказал Алтухов.
— Что это за работа?
— Что за работа бывает у писателя? Роман сочиняю. Вот, план уже почти готов. Теперь буду каждый день писать по десять страниц. Так что ты, пожалуйста, не отвлекай меня.
— Правда роман, да? — не поверила Валя, осторожно приближаясь к столу.
Алтухов предусмотрительно перевернул лицом вниз страницы с планом, прикрыл их ладонью.
— Роман. Ты же слышала, как мне звонят, заказывают, бешеные деньги обещают. Ну, один и уломал. Так уж и быть, Алтухов напишет про него роман. И все, Валя, больше я тебе ни слова не скажу, коммерческая тайна.
— А ты все еще злишься на меня? Да, Юра?
— С чего ты взяла?
— Не заходишь ко мне…
— Как же я зайду, если ты обещала милицию вызвать и посадить меня? Да и некогда мне, видишь — ра-бо-та-ю.
— Все равно, я чувствую, ты злишься. Может быть, я не так с тобой разговаривала, но я же хотела как лучше. Я всегда тебе желаю только добра.
— Спасибо, Валя. Я знаю, ты замечательная женщина, добрая, заботливая, а мне надо работать.
— Мы завтра на гастроли уезжаем в Тулу.
— Правда? — обрадовался Алтухов. — Вот и замечательно. Отдохнешь там от вечно пьяного писателя, развеешься, вернешься помолодевшая и с новыми силами будешь развлекать московских детишек. А когда уезжаете и на сколько?
— Завтра вечером, в четыре часа сбор. На целую неделю уезжаю, — печально вздохнула Валя.
— Вот и хорошо.
— А тебе хочется, чтобы я уехала, да?
— Ну почему же… просто я буду работать как проклятый. Зато когда получу много денег, куплю тебе… — Он в задумчивости почесал затылок. — А что ты хочешь, чтоб я тебе купил, Валя?
— Я мясо приготовила на ужин и бутылку вина купила. Пойдем посидим вместе, а то ведь целую неделю не увидимся.
Что-то вроде жалости шевельнулось в душе Алтухова. Какая же она некрасивая, несчастная, как хочет удержать его… Вот уже и разговаривает с ним совсем по-другому, назови он сейчас ее своей любовницей — не обидится.
Не назовет. Как же он жил с нею все эти последние годы? И ни о чем больше не думал, ничего не хотел. Не жизнь, а сплошная пьянка, когда желанной становится любая женщина, оказавшаяся поблизости, и даже не сама женщина, а только ее тело, способное разрядить пьяную ярость, принять в себя, погасить пьяную боль… И — ничего больше.
Он протрезвел? Проснулся, очухался?
Похоже, что так. Светлана разбудила.
— Спасибо, Валя, но я уже перекусил. Когда ты была в театре, выскочил к метро, купил сала и зеленого луку, да чайку попил, так что — сыт по горло. Да и работы столько, что придется сидеть часов до двух. Ты не жди меня, ужинай сама.
— Значит, не хочешь? — Валя нервно закусила губу.
— Только без обид, ладно?
— Юра, у тебя все равно ничего не получится с той женщиной! — неожиданно выкрикнула Валя.
— С какой? — уставился на нее Алтухов.
— С той шлюхой, которая тебя окрутила! Запомни: ничего, ни-че-го не получится! Она поступит с тобой так же, как ты поступил со мной, точно так!
— Не бери дурного в голову, Валентина, — нахмурился Алтухов. — Не надо истерики устраивать, поезжай себе в Тулу.
— А ты приведешь ее сюда? Ничего у тебя не получится! Ишь ты, роман сел писать, деньги начал зарабатывать, когда его прибрала к рукам какая-то шлюха! Совсем другим человеком стал, а все хорошее, что я для него делала, — забыл!
— Да помню я, все помню! — взмолился Алтухов, не зная, что предпринять. Слушать Валины речи сил не было, но и вытолкать ее из комнаты он тоже не мог. — И всегда буду вспоминать о тебе с благодарностью. Клянусь! А вот о любви и вообще о моей личной жизни говорить больше не будем. Давай останемся друзьями, Валя, хорошими соседями…
— Ты так решил, да? Ты сам так решил?! А меня спросил?!
— Незачем было спрашивать. То, что было, — прошло. И все.
— Нет, не прошло! Оно еще аукнется тебе, вот увидишь! — кричала Валя. — Когда эта шлюха высосет из тебя все соки и вышвырнет — поймешь! Так оно и будет, именно так!
— Не каркай, — пробурчал Алтухов, отворачиваясь к столу.
Валя заплакала и выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью. Алтухов вставил в машинку чистый лист бумаги и долго смотрел на него, тщетно пытаясь вспомнить: на чем же он остановился?
Поработаешь в таких условиях!
22
— Ты знал, что все будет именно так?
Данилов приподнялся, упершись локтем в мягкий диван, заглянул в черные, затуманенные истомой глаза женщины. Потом перевел взгляд на едва прикрытые простыней длинные смуглые ноги, наклонился, поцеловал гладкую кожу чуть выше коленки и снова остановил взгляд на ее красивых глазах, чуть прикрытых длинными ресницами. Откинул золотисто-каштановую прядь волос, поцеловал влажный лоб и качнул головой:
— Нет, не знал.
На расписном журнальном столике у дивана тускло, на четверть мощности, светилась настольная лампа с реостатом. Тихо было в комнате, так что монотонное чмоканье электрических часов на стене казалось громким.
А когда он вошел в эту комнату, было светло, и ход часов был совсем неслышным. Квартира удивила его, никак она не походила на жилье бедной учительницы, хотя Данилов уже знал, что мама Лены была некогда секретарем райкома партии, а это по тогдашним временам — большое начальство. Просторный холл, блестящий паркет, хрустальные люстры. Здесь не было современных, модных теперь вещей, которыми спешат обзавестись нувориши: ни импортной электроники, ни бытовых наворотов на кухне, ни мебели, которую впору показывать в мексиканских телесериалах. Но ковры на стенах и ковровые дорожки были чистыми, стояли добротные югославские диваны и кресла, за которыми лет восемь-десять назад гонялись тогдашние любители комфорта. На кухне полотенца были чистыми, выглаженными, казалось, незадолго перед его приходом, а может, так оно и было. И посуда, хоть и с щербинками и трещинами, блистала чистотой. Тяжелые шторы наглухо закрывали окна, сохраняя прохладный полумрак. Она не поражала богатством, эта квартира, она поражала солидностью, строгим порядком вещей и чистотой. И еще… здесь царила атмосфера начала восьмидесятых.
