Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое
— Киона! Боже мой, Киона, очнись!
Луи шлепал ее по щекам, тряс, но все было напрасно. В ужасе он выбежал из магазина и помчался к Маленькому раю. К счастью, Мари-Нутта была на улице, вытряхивала за кусты яичную скорлупу. Она тут же окликнула его.
— Что с тобой? Ты словно дьявола увидел.
— Нужно скорее предупредить папу. Киона хлопнулась в обморок в магазине. Я так испугался! Она вся белая и неподвижная.
— Цыц, никому ни слова — ни отцу, ни бабушке! Они сейчас переодеваются к чаю, скоро придет месье Клутье. Ну и глупый же ты, Луи! Нужно было дать Кионе холодной воды или побрызгать в лицо. Беги обратно! На, держи карамельку, сахар ей пойдет на пользу.
Всегда уверенная в себе, Мари-Нутта к тому же безгранично верила в Киону, которая, по ее мнению, была способна выпутаться из любой ситуации. Если некоторые взрослые сомневались в способностях девочки, дети Эрмин твердо в них верили. Несмотря на свою тревогу, Луи со всех ног помчался обратно.
Лора видела происходящее из окна второго этажа, но не слышала разговора, поскольку спрашивала мужа, какое платье ей надеть.
— Так что скажешь, Жосс, красное в белый горошек или бежевое? В такую жару бежевое смотрится более изысканно, но красное идет мне больше: у меня такая стройная талия!
— Такое ощущение, что мы собираемся на ужин в «Шато Роберваль»! Лора, хватит манерничать, и главное, не нужно краситься слишком сильно. Мартену Клутье будет не по себе. К тому же эти старые платья Шарлотты не для женщин твоего возраста.
— Боже мой, Жослин! Вовсе не обязательно каждый день напоминать о моем возрасте! Я ждала от тебя поддержки и нежности в этом ужасном испытании. Но нет, ты почему-то хмур, ворчлив и безжалостен!
— А не нужно было приглашать этого Клутье! Если тебе так необходимо вызывать восторг у незнакомых мужчин, давай переедем в Роберваль на деньги от продажи квартиры. Ты сможешь гулять с утра до вечера по тротуарам, выставлять напоказ свои туалеты и замечательную фигуру.
Лора смерила его холодным взглядом и заметила:
— Это ты стареешь на глазах, Жосс! Взгляни на себя, твои волосы седые, те, что не сгорели, конечно, на шее морщины, уголки губ опущены. И этот вечно брюзгливый вид! Ты старше меня всего на несколько лет, а уже становишься сварливым стариком. Ах, если бы только…
— Если бы только — что? — рявкнул он. — Давай, договаривай! Если бы только я сдох в санатории Лак-Эдуарда, ты вышла бы замуж за своего Ханса Цале и вы жили бы себе спокойно без старого Жослина Шардена!
— Замолчи! Мари-Нутта подняла голову к окнам. Нашим внукам необязательно знать некоторые вещи.
С тяжелым сердцем Жослин сел на край супружеской кровати. Он чувствовал себя усталым, обессиленным, ненужным.
— Лучше бы я поехал с Эрмин в Квебек, — угрюмо сказал он. — Здешний воздух перестал мне нравиться.
Поезд в Квебек, тот же деньЭрмин читала уже больше двух часов, остро ощущая присутствие Родольфа Метцнера, тоже погруженного в чтение какого-то толстого издания.
«В конце концов, это смешно! — подумала молодая женщина. — Пойду лучше пообедаю». Она убрала книгу и накинула легкий льняной жакет в тон голубому платью с очень широкой юбкой. Не сказав ни слова, она вышла из купе и направилась по коридору вагона.
«Он часто бросал на меня взгляды, когда переворачивал страницу. Господи, какая же я глупая — так изводить себя из-за ерунды! Этот мужчина несколько раз видел мои выступления. Конечно, он рад нашей встрече. Мне кажется, он не из тех, кто будет надоедать».
Однако не успела она сесть за столик, как в вагон-ресторан вошел Метцнер.
— Могу я пригласить вас, мадам? — с галантной улыбкой предложил он. — Я не хотел мешать вашему чтению, но обедать лучше в хорошей компании.
— Спасибо, месье, но я предпочла бы остаться одна, — ответила она, хотя и считала свой отказ глупым. — Понимаю, что это не очень любезно с моей стороны, но у меня была тяжелая неделя, и одиночество позволяет мне расслабиться.
— Хорошо, не буду настаивать.
Он сел за столик на почтительном расстоянии. Эрмин испытала странное чувство досады. Если бы он привел больше доводов, она наверняка согласилась бы пообедать с ним. «Нет, сожалеть не о чем! Я наломала немало дров, демонстрируя свое дружелюбие Овиду Лафлеру. “Дружелюбие” — это еще мягко сказано».
На нее нахлынули воспоминания, спрятанные в потаенных уголках души и всегда готовые всплыть на поверхность. Она снова увидела себя обнаженной в объятиях учителя, во власти его более чем дерзких ласк. Яркое удовольствие, которое он ей доставил, отказывалось покидать память ее тела. Закрыв глаза, она ощутила запах сена и лошадей. По телу пробежала дрожь.
С раскрасневшимися от волнения щеками она заказала картофельный салат с ветчиной. Официант не сводил с нее взгляда.
— Вы Эрмин Дельбо, Снежный соловей! — воскликнул он. — Моя мать повесила в гостиной вашу фотографию. Она вас боготворит. Если бы вы согласились дать для нее автограф, она была бы на седьмом небе от счастья.
— Конечно, одну секунду, — испытывая сильное смущение, тихо ответила Эрмин.
Подобных инцидентов не случалось, когда она путешествовала с Мадлен или Тошаном. Она еще раз пожалела об отсутствии рядом мужа и лучшей подруги, а главное, об отсутствии своего малыша, милого и кроткого Констана. «Похоже, я никогда не привыкну к известности. А если я снимусь в этом голливудском фильме, будет еще хуже!» Подобная перспектива испортила ей аппетит. Чувствуя дискомфорт, она заставила себя доесть салат. Когда пришло время расплачиваться, официант с широкой улыбкой сообщил, что счет уже оплачен.
— Вашим поклонником, — уточнил он.
Раздосадованная, Эрмин вернулась в купе, даже не взглянув в сторону Родольфа Метцнера, уверенная, что он не заставит себя ждать, наверняка довольный своей выходкой. Она с облегчением вздохнула, обнаружив в купе женщину с маленьким сыном, устроившуюся на сиденье рядом с ней.
— Добрый день, мадам, — поздоровалась незнакомка. Она говорила с иностранным акцентом. — Нам пришлось пересесть, потому что мужчины рядом с нами курили сигары. Мой сын не выносит запаха дыма. Понимаете, мы сели на станции Лак-Эдуард.
Эрмин все поняла, взглянув на бледного худенького мальчика. Должно быть, он проходил курс лечения в туберкулезном санатории.
— Вы правильно сделали, что поменяли купе, я буду рада возможности поболтать. Ехать еще так долго! Сколько лет вашему сыну?
— Семь. Артур, поздоровайся с этой красивой дамой.
— Здравствуйте, мадам, — пробормотал мальчик.
— Хочешь конфету? — предложила Эрмин, растроганная его смущенной мордашкой. — У меня в сумочке всегда есть конфеты.
Не дожидаясь ответа, она почти сразу протянула ему карамельку, завернутую в золотистый фантик.
— А вы, мадам? — спросила она у матери.
— О да, большое спасибо.
Эрмин улыбнулась и села на свое место. Ее соседка тут же принялась рассказывать о выпавших на ее долю испытаниях. Сын заболел около года назад, и его состояние требовало частых госпитализаций.
— Мой муж умер от туберкулеза полгода назад, — дрожащим голосом завершила она свой рассказ.
— Мне очень жаль, мадам. Будем надеяться, что медицина сумеет победить эту болезнь.
Она вновь подумала о своем отце, который, судя по всему, окончательно излечился.
«Возможно, Тала действительно преуспела в том, чего не смогла достичь наука, — говорила она себе. — Чему тут удивляться, зная о способностях Кионы? Бедная, милая Тала, как бы я хотела, чтобы она по-прежнему была с нами!»
Смерть свекрови четыре года назад оставила горечь в ее душе. Эта трагедия для нее навсегда осталась связана с долгой войной, причинившей страдания всему миру и разбившей столько семей. «Если бы Тошан не ушел в армию, если бы он остался на берегу Перибонки, его мать была бы еще жива, — подумала она. — Он сумел бы ее защитить, а Киону не увезли бы в этот злосчастный пансион. Ничего бы не случилось, а главное, не было бы моего безумия, моей слабости по отношению к Овиду Лафлеру, и все мы были бы намного счастливее…»
Эрмин охватило странное уныние, словно у нее внезапно отобрали молодость. «Назад вернуться невозможно, — сказала она себе. — Все, что я пережила, все мои радости и горести уже принадлежат прошлому. Мукки в сентябре исполнится четырнадцать лет. В этом возрасте я впервые встретила Тошана».
В эту секунду в купе вошел Родольф Метцнер. Молодая женщина бросила на него сердитый взгляд. Он поднял брови, покашлял и сел на свое место, поздоровавшись с новой соседкой и ее ребенком. Эрмин решила притвориться спящей, по крайней мере на час или два.
Валь-Жальбер, тот же деньЛуи растерянно смотрел на то место, где оставил безжизненную Киону. Ее там уже не было. Он тихонько позвал:
