Александра Грэй - Десять мужчин
— Понимаешь, почему я это сделал?
— Догадываюсь, — ответила я, потирая руку с отметиной от зубов.
— Сколько бы мы ни были вместе, мне всегда будет мало, — сказал он.
Он был ненасытен сам и так же ненасытно отдавал себя. Инстинкт самосохранения заставил меня отстраниться, но к тому моменту, когда, надев трусики и лифчик, я подняла глаза на его обнаженное тело, мне уже хотелось снова заняться любовью.
Миллиардер приподнялся на локте:
— Что будем делать?
С полуулыбкой я вскинула брови.
— Можно, к примеру… покататься на автобусе.
Вот уже чего он никак не ожидал услышать.
— И куда поедем?
— А куда угодно. Ты когда в последний раз ездил на автобусе?
— Не помню.
— Вот видишь. Самое время вспомнить.
После всех этих лимузинов и телохранителей мне ничего так не хотелось, как прокатиться с Миллиардером на автобусе.
— А охрана? — спросил он.
— Телохранитель в общественном транспорте? С ума сошел?
Будто нерадивые школьники, сбегающие с уроков, мы по одиночке выскользнули из отеля и встретились на вершине Испанской Лестницы. Сбежав по лестнице вниз, запрыгнули в первый же подошедший автобус.
— Мы даже не знаем, куда едем, — хохотала я.
— Все дороги, как известно, ведут сюда, — сказал он, и я вдруг поняла, что рядом с ним ничего большего и не хочу.
Миллиардер стоял посреди автобуса, уцепившись одной рукой за поручень, вновь познавая простые радости жизни и напоминая узника, впервые за десять лет вдохнувшего глоток свободы. Но когда за окнами стали проплывать незнакомые улицы городской окраины, взял меня за руку, и мы спрыгнули с подножки, чтобы на такси вернуться в мир его реальности.
— Авеню виа Кондотти. — Миллиардер назвал водителю адрес, и вскоре мы уже сидели под зонтиком Caffe Greco и пили шампанское, наблюдая за жизнью Рима. — Хочешь здесь что-нибудь купить?
— У меня все есть.
— Мы в Риме, — сказал Миллиардер, будто я могла этого не заметить. — На родине Валентино.
Разумеется, о Валентино я знала, но у меня действительно уже был и наряд от-кутюр, и несколько других в придачу.
— Честное слово, больше одежды мне не нужно.
— Смею надеяться, мы прошли этап необходимых покупок. Я спросил, чего тебе хочется.
— Ладно. Хочу платье от Валентино. Но только одно, — нервно согласилась я, кусая губу.
— Опять эти твои игры со ртом, — сказал он. — Но я все равно тебя люблю.
Он меня любит. Миллиардер меня любит, и мы с ним идем покупать платье от Валентино.
О нет, мысль об осторожности даже не мелькнула.
В белоснежном бутике Миллиардер уселся прямо на стеклянный столик, рядом с вазой, полной лилий, и, как мальчишка болтая ногами, наблюдал за моим дефиле во всех до единого платьях, имеющихся в салоне. Каждое следующее платье было столь же умопомрачительным, как и предыдущее, и я уже начала переживать, что в итоге ничего не выберу, когда Миллиардер повелел продавщице упаковать их все и доставить в отель.
— Кроме вот этого, — добавил он.
Выглянув из раздевалки, я увидела ярко-зеленое обтягивающее платье, которое Миллиардер оставил вместе с «вот этими туфлями и вот этой сумочкой», чтобы я ушла из магазина в новом наряде.
— Валентино тебе идет. Мне нравится, — сказал он на обратном пути вверх по Испанской Лестнице и подцепил мой мизинец своим. Я задохнулась от счастья.
Я его девушка. Точнее, я девушка. К сорока воровкам меня причислить нельзя, ведь он сказал, что любит меня, а роскошные наряды — только доказательство любви.
Коварный ход с его стороны. Начало моего обращения в его веру. Со временем я научусь принимать за любовь то, что можно купить за деньги, — потому что только это и мог предложить Миллиардер. И если однажды я буду страдать, как Мими, из-за этого человека, то сначала я все же была его Мюзеттой.
Наш последний римский вечер мы провели в привилегированном ночном клубе. Танцевали под песню Карли Саймон, где были такие слова: «Ничто не вечно в жизни, но если ты принял правила игры, любовь вернется».
— Хочу заключить с тобой сделку. — Я надеялась прельстить Миллиардера правилами игры. — Меняешь своих воровок на меня?
— По рукам.
— То есть ради меня ты готов избавиться от сорока одной воровки?
— Речь шла о сорока, разве нет?
— Сорок плюс Марлина.
— Марлина не в счет.
— Почему?
— Она со мной очень давно. Я не могу вот так просто выставить ее. Но рядом с тобой мне будто снова восемнадцать и я влюблен в первый раз.
После таких слов мне нетрудно было убедить себя набраться терпения и ждать, когда Миллиардер обретет свободу. Ведь я наконец его нашла — человека, который примет меня в свою жизнь и станет моим навсегда.
С появлением нового товара под названием «Безупречная любовь» Миллиардер поступил как нормальный делец: занялся изучением рынка. Но в отличие от прочих товаров, с которыми он имел дело, этот требовал душевных вложений, отчего Миллиардеру приходилось нервничать. Изменчивость перестала быть необходимым условием для выхода на рынок; когда дело касалось Любви, Миллиардер требовал постоянства, обеспечить которое считал моей обязанностью. Он ждал от меня верности, независимо от собственного настроения. Был ли он ласков и нежен со мной, или холоден и резок — мне следовало стойко держать удар, подобно боксерской груше. С неизменным обожанием во взгляде. Не будучи к тому времени полным новичком в странных играх, я приняла вызов. А Миллиардер вел себя, как подобает дельцу: любя меня, придерживал и Марлину.
На острове, куда мы вернулись из Рима, я была обижена внезапным отдалением Миллиардера. Казалось, любви между нами и не было. Я изо всех сил пыталась сохранять присутствие духа и под конец очередного рабочего дня была вознаграждена, услышав «Останься!», когда вручила ему бумаги на подпись.
От меня требовалось лишь принять его вернувшиеся чувства без намека на обиду за недавнюю черствость. Я вспомнила Рим и ответила на поцелуй. Кто угодно мог стать свидетелем наших запретных ласк, но риск был частью наслаждения, и мы оба это знали.
— Целуй меня, обнимай, говори, что любишь, — прошептал Миллиардер.
Я старалась не думать о том, что не далее как вчера Марлина заявилась в кабинет незваной.
— Спокойно. Все рассчитано. Никто нас не увидит, — сказал он.
— В любую секунду сюда могут войти.
— Пусть заходят.
Его ладонь уже была у меня между ног, и все мысли о потенциальных зрителях вылетели из головы. Ласки Миллиардера придали мне смелости. Что мне делать, спросила я, когда от его жестокости пробирает мороз?
— Что делать? То же, что делаешь сейчас. Обнимай. Говори, что любишь.
Чего проще, казалось бы. Вот только он не понимал, как невыносимо терпеть его плохое настроение. Я с ужасом переступала порог его кабинета, не говоря уж о проявлениях чувств, которых желал Миллиардер. К тому же любовь Миллиардера чересчур зависела от моих талантов или изъянов: справляюсь ли я с работой, достаточно ли похудела, удачно ли причесалась, идет ли мне платье, любезна ли я с коллегами по офису. В некоторых своих требованиях Миллиардер был до того педантичен, что я могла оскорбить его, сама того не заметив. Впрочем, кое-какие темы я без труда научилась обходить. И лишь к одной больной теме меня тянуло, как язык к дуплу в зубе.
— Ты когда-нибудь бросишь Марлину? — спросила я Миллиардера в третий раз за неделю.
— Если она сама решит уйти — удерживать не буду, но не надейся, что я ее выставлю.
Я прекрасно понимала, что личный самолет, куча слуг и дома во всех уголках мира намертво привязали Марлину к Миллиардеру. И при этом он хотел, чтобы я продолжала ждать, не теряя веры. Но чем сильнее я его любила, тем труднее мне было верить, что однажды он обретет свободу. Марлина с Миллиардером все чаще представлялись мне Джилл и Джеком, нудной парочкой из детских книжек, неразрывно связанной привычкой и звонкой монетой и удручающе предсказуемой. «Джек и Джилл отправляются за покупками» (и приобретают остров). «Джек и Джилл идут на пляж» (и уходят в море на своей яхте с экипажем в тринадцать человек).
Наша безупречная любовь постепенно теряла свою безупречность. Чем меньше времени проводил со мной Миллиардер, тем больше я донимала его, пытаясь выяснить, любит ли он меня.
— Вечером увидимся? — спросила я, зная, что Марлина на острове, и начиная сомневаться, что он когда-нибудь откажется от нее ради меня.
— Где?
— Где хочешь.
— Давай поужинаем у тебя.
Такого ответа я не ожидала.
— А что бы ты хотел на ужин? — Я была в панике.
— Все равно. Приду в семь.
В квартире у меня был кавардак, холодильник пуст.
— А можно в восемь?
В отчаянном стремлении создать Идеальную Сцену любви я забыла о том, что влюбленным еда не нужна или нужна только после любви.
