Деннис Робинс - Невеста рока. Книга первая
— Бог с вами, мистер Лопес, это же убийство! — залепетала она.
Лопес бегло осмотрел раненого, затем, разорвав льняной носовой платок, который вытащил из его кармана, приложил его к ране и перевязал ему голову шарфом, снятым с шеи бесчувственного сэра Гарри.
— Рана не смертельна, но несколько часов он будет без сознания. А вот нам надо поторапливаться. — С этими словами он сел в карету и приказал своим людям подъехать к главному подъезду дома.
Миссис Клак вытирала вспотевшее лицо, глаза ее бегали из стороны в сторону от страха.
— Я полагала, что вы не зайдете так далеко, — пробормотала она.
— Положитесь на меня, — резко перебил ее Лопес, а затем быстро посвятил ее в свои планы.
Из окна библиотеки Фауна видела карету, которую подкатили к дверям взмыленные лошади. Перед тем она услышала выстрел и вообразила, что это ее возлюбленный подстрелил дикую утку. Однако она в ужасе разглядывала карету, как и Гарри, почувствовав опасность. Ведь это была первая незнакомая карета, появившаяся в имении Пилларз за шесть дней ее пребывания здесь.
Совсем недавно она напевала что-то, пробуя подыгрывать себе на спинете. Теперь она часто пела, ибо наслаждалась жизнью и почти все вечера музицировала вместе с Гарри. Он научил ее петь несколько арий из Моцарта. Влюбленные напоминали супружескую пару, которая только что сочеталась браком. Они все крепче привязывались друг к другу.
Неужели такая любовь могла быть грехом? Об этом и спросила Фауна у Гарри прошлой ночью. В течение недели, проведенной с ним наедине, она еще полнее постигла смысл жизни и любви. У нее полностью исчезло чувство страха, они вся светилась радостью и счастьем. Прошлые ужасы быстро забывались. В Гарри она нашла превосходного товарища и несравненного любовника. Он был ее учителем, а она — его примерной ученицей. И не раз он говорил ей, что она самая очаровательная ученица в мире.
Все случившееся с ними, поначалу омраченное трудностями и сомнениями, теперь превратилось в идиллию и стало для обоих периодом неповторимого счастья и блаженства. Они как бы дополняли друг друга, соединились в единое целое. Казалось, не будет конца веселым шуткам, которым они все время радовались, находясь в своем уединенном убежище, отрезанные от остального мира. Они прогуливались по имению, беседовали или читали, сливались в страстных объятиях и каждую ночь открывали друг в друге все новые и новые восхитительные качества. Но хотя Фауна считала, что все это ниспослано ей Всевышним и жила только этими счастливыми мгновениями, Гарри все же постоянно ощущал смутную тревогу.
— Такая любовь, как у нас, не могла бы быть грехом, дитя мое, если бы мы были язычниками и жили только вдвоем на всем белом свете, — отвечал он. — Но существует религия. Даже ты знаешь об этом от своих соплеменников, живущих в далекой Африке. И меня воспитывали как добропорядочного христианина. Я еще ни разу не задумывался о браке. И иногда я гляжу на тебя и думаю: почему бы тебе не стать моей законной женой?
Сердце Фауны заколотилось от безумной радости. Она бросилась в его объятия, прижалась губами к его рту, но тут же отпрянула и покачала головой.
— Брак не существует для Фауны, невольницы, — проговорила она тихо.
Он обнял ее еще сильнее и прошептал сквозь нежное покрывало ее роскошных волос:
— Ты и вправду раба, но раба любви, моя милая, любви, моя милая, любимая Фауна. И ты необыкновенно подходишь мне… ты мне ровня, и я даже представить себе не могу тебя в неволе.
Гарри тревожился о ее будущем и о том, как лучше поступить для их же обоюдного блага. Верный Винсент, который привозил им еду и одежду, сообщил, что весь Лондон переполнен слухами насчет сбежавшей невольницы — он разговаривал с лакеями леди Генриетты и маркизы Растинторп. Также пришло письмо от мистера Уилберсона, который настоятельно просил Гарри поторопиться принять какое-нибудь решение по поводу поездки в Индию. Все серьезней становилась угроза войны с Францией. Англия готовила флот, и поэтому неимоверно возросли все цены. В то время как английская молодежь бездельничала и проводила время в праздности, более солидные люди вставали на разумный путь. И, когда Гарри разговаривал со своей возлюбленной, в нем все больше и больше укреплялось желание измениться, сосредоточиться на делах и политике. Странно, но Фауна не расслабляла его, а напротив — усиливала его честолюбие. Прежде любовные связи только утомляли и истощали его. В объятиях Фауны его физические и умственные силы расцвели как никогда, налились новой мощью.
Ожидая возвращения Гарри с охоты, Фауна пела, вспоминая о нем с бесконечной нежностью. Она немного помечтала, задумалась… Но вот увидела Снеллинга, открывшего дверь, и ее лицо побледнело. В комнату вошел Лопес. Сняв треуголку, он приблизился к девушке.
Она вопросительно посмотрела на него. Его злое сердце подпрыгнуло от радости. Это, конечно, она. Фауна была одета, как знатная леди, в платье, купленное ей Гарри. Оно было сапфирового цвета, с широкими рукавами, отороченными мехом. Гарри не нравилось, когда она пудрила волосы. Ее блестящие натуральные локоны были перевязаны сзади голубой лентой. Девушка выглядела восхитительно. Ее шею украшала единственная нитка жемчуга, принадлежавшая когда-то матери Гарри, попросившего Винсента отыскать ее и привезти сюда. Эти бусы были дороги Фауне не из-за их цены и блеска, а потому, что Гарри разрешил ей носить нечто украшавшее когда-то шею его матери. Лопес окинул взглядом ее золотисто-рыжие волосы, огромные черные глаза и окончательно уверился, что это именно Фауна.
Когда Снеллинг закрыл дверь, Лопес произнес:
— Я пришел от сэра Гарри. Я его друг.
Фауна испуганно перебирала бусинки. Друг Гарри… что это за странный джентльмен, одетый в черное и говорящий с таким необычным акцентом? Слегка дрожащим голосом она проговорила:
— Вы пришли от сэра Гарри? Вы виделись с ним? Вы встретили его по дороге, ведь он все утро вне дома?
— Я встретился с ним, — улыбнулся Лопес. — Он попросил меня зайти к вам, а сам хочет еще поохотиться.
Она с сомнением смотрела на гостя.
— Ничего не понимаю, сэр…
Лопес продолжал улыбаться, пронизывая Фауну пристальным взглядом. Его мысли были заняты тем, какое богатство привалит ему за эту восхитительную девушку с изящной фигурой и золотистыми волосами. А ее умение держаться и воспитание только увеличат цену.
И вдруг он произнес:
— Ты рабыня, Фауна.
Она вздрогнула, мертвенно побледнела, вся съежившись, и теперь напоминала дикого зверька, почуявшего опасность. Она громко закричала:
— Гарри!!!
Лопес схватил ее за руку.
— Не имеет смысла звать его, дорогуша, — проговорил он фамильярно. — Его здесь нет, я же сказал, что он попросил меня забрать тебя.
— Забрать меня… — эхом вторила Фауна сквозь побелевшие от страха губы.
Он безжалостно посмотрел на нее и с гнусной усмешкой сказал:
— Ты что же, думала, что твоя дурацкая интрижка будет продолжаться вечно?
— О! Да что вы такое говорите?.. — простонала она.
— Послушай, — уверенно заговорил Лопес. — Ты глубоко заблуждалась, предположив, что такой изысканный джентльмен, как сэр Гарри Роддни, долго просидит в уединении с невольницей квартеронкой, когда вокруг царит праздная веселая жизнь. Да он не протянул бы тут еще недели с тобой! Он сказал мне, что ты попросила его помочь и он сделал это… когда ему было угодно. А сейчас ему угодно возвратиться в Лондон. Просто ему не хотелось неприятной сцены, и вот я, как его ближайший друг… сеньор Лопес к вашим услугам. — Он сделал насмешливый поклон. — Я вызвался представлять его. Поскольку у меня мало времени, я бы попросил тебя поторапливаться. Бери свою одежду и иди со мной. Тебе нельзя здесь больше оставаться.
Огромные глаза Фауны пристально смотрели в лицо Лопеса. Каждое его слово острым ножом впивалось в ее душу. Все это казалось ей невероятным. Ведь всего лишь несколько часов тому назад Гарри сжимал ее в объятиях и шептал:
— До вечера, любимая. А потом мы обменяемся тысячью поцелуями, чтобы возместить те, от которых мне придется отказаться на время моего отсутствия.
Разве могло быть правдой, что она больше не нужна ему? О, Всемогущий Бог, неужели для него все это было просто развлечением, а все его нежные слова — обыкновенной ложью низкого лицемера и гнусного обманщика? А ведь он уверял ее, что она для него никакая не рабыня, а равная ему! Он утверждал, что важнее всего — мужество, которое руководит жизнью любого человеческого существа, и их в том числе. И он оказался таким трусом, что не осмелился сам сообщить ей о том, что его чувства изменились, прислал к ней «друга», чтобы тот сказал ей, что их «идиллия» кончилась! Неужели это правда?!
