Лариса Уварова - Всему свое время
Выходные были для него днями неприкосновенности и недоступности, об этом знали все, кто с ним общался. За неделю он успевал так вымотаться на работе, что в выходные ему хотелось просто побыть одному, а если появлялось желание с кем-то пообщаться, то он звонил сам. Мобильный на выходные и вовсе отключался. Никаких деловых звонков. Но кто же так настойчиво трезвонит сейчас, зная наверняка, что он здесь, в своем загородном доме? Может, кто-то из друзей? Валерка нахмурился еще сильнее. Если так, то, должно быть, случилось действительно нечто серьезное, иначе не побеспокоили бы. Делать нечего, он нехотя поднялся из кресла и пошел в дом, а там плюхнулся на мягкий, словно облако, диван, взял трубку, лениво проговорил:
— Слушаю.
— Валера… Валер… Это я… — голос в телефонной трубке дрожал.
— Кто — я? — Его словно током шибануло от звуков этого голоса, но ему почему-то захотелось ее помучить.
— Ты не узнал? — в ее срывающемся голосе появились отчаянно-истеричные нотки. — Это я, Света…
— А-а-а, — протянул он и сам удивился тому, как безразлично отозвался. — Привет, Света.
Повисла пауза. Он молчал намеренно, не желая ей помогать, хотя и догадывался, как, должно быть, трудно ей сейчас. Но ведь сама позвонила, пусть сама теперь и выкручивается, мстительно подумалось ему. Мысль была мелочной, но он упрямо продолжал молчать. Пауза затянулась настолько, что Валерке захотелось просто положить трубку. Он так и сделал бы, но тут она глубоко вздохнула и с явным отчаянием произнесла:
— Ты не хочешь узнать, почему я тебе звоню?
— Я жду, когда ты сама мне расскажешь, — ответил он немного устало, но уже не равнодушно.
— Валера, мне нужно тебя увидеть… — к ее отчаянной решимости примешалась надежда. — Я хочу тебя видеть, — тут же поправилась она и, не давая ему возразить, продолжила: — Давай встретимся, я думаю, это вполне реально…
— Не уверен, — спокойно перебил он.
Она осеклась, но помолчала только мгновение, видимо, решив довести разговор до конца:
— И все-таки, подумай, Валера. Я у Сережки в ресторане. Буду ждать тебя до шести вечера. Ты… Ты подумаешь? — осторожно спросила она.
— Ладно… — равнодушно согласился он. — Подумаю.
— Обещаешь? — не отставала Света.
— Обещаю, — лениво подтвердил Валерка.
— Хорошо, — облегченно выдохнула она. — Если ты по-прежнему ты, я тебе верю. Ты всегда держишь свое слово.
— Ну да… — вяло согласился он, а потом, сам не понимая, зачем, добавил: — В отличие от некоторых.
— Зачем ты так? — с обидой спросила она, но Валерка и сам себя успел выругать за несдержанность. Должно быть, ему действительно хотелось ее помучить.
— Извини, — проговорил он. — Вырвалось. Может быть, я приеду.
— Хорошо, буду ждать, — сказала она и пошила трубку, наверное, с тайной уверенностью, что теперь он точно приедет.
Валерка послушал короткие гудки и тоже положил трубку. Затем посмотрел на часы — половина третьего. Он вздохнул и поплелся обратно на веранду, опустился в кресло и попробовал снова расслабиться, вытянув ноги, устроившись поудобнее, даже закрыл глаза. От разговора остался неприятный осадок и расслабиться не получалось. Валерка снова вздохнул, открыл глаза и сложил на груди руки. «Ну что, Валерий Николаевич, — спросил он себя, — обещали даме подумать? Обещали. Вот теперь и думайте». Он посмотрел на противоположный берег, глотнул сока и — делать нечего — задумался.
Валерка не принадлежал к людям, живущим прошлым, каким бы замечательным оно ни было и каким восхитительным ни представало бы в воспоминаниях. Он не умел с мазохистским удовольствием разбирать то, что прошло, припоминая все деталечки, доставать из тайников памяти свои чувства и разглядывать их на свет, тоскливо вздыхая, увы, мол, ничего из этого уже не вернуть. Валерка вообще не любил вспоминать того, что с ним было, ковыряясь в давно минувших событиях, трясясь над ними, как над драгоценными жемчужинами.
Прожив день, он не без облегчения отпускал его от себя и, может быть, даже старался его забыть. В памяти оставались ощущения, встречи, даты, имена и лица. Но восстановить в подробностях, до часов или минут, прошедшие сутки он частенько не мог. Помнил только важное, нужное, то, что могло ему пригодиться завтра, а то, что считал для себя бессмысленным, забывал сразу, не жалея. Этому Валерка научился, когда ушел от матери. Он будто отрезал все, что было до этого, постаравшись забыть нанесенные ею ему боль и обиду. Так проще и правильнее жить, считал он. Так и жил. Но сейчас ему снова вспомнилось то, что он, казалось бы, надежно похоронил, упрятал, считал окончательно забытым. Сначала толчком к тому послужила смерть матери, а вот теперь очередное появление в его жизни женщины из прошлого. Светки…
Он вспомнил ее такой, какой она была в вечер их знакомства девять лет назад. В какую он влюбился. Милое, нежное лицо с огромными, прозрачно-зелеными глазами под тонкими дугами бровей, четко очерченные небольшие алые губки, россыпь неярких веснушек на шаловливо вздернутом носике, и легкое облако светлых волос.
Компания собралась большая, шумная. Что они тогда отмечали? Повод для веселья бесследно стерся, может быть, была просто очередная вечеринка.
Светка сидела в углу огромного мягкого дивана, и ее хрупкая фигурка казалась беззащитной и трогательной в его темно-синих тисках. Возможно, это ощущение складывалось оттого, что одета она была по контрасту с ним в ярко-желтую вязаную кофточку с круглым вырезом, белую коротенькую джинсовую юбочку. На безупречной формы ногах — тоже белые теплые колготки. Казалось, будто от нее исходит какое-то золотистое сияние, в лучах которого хотелось понежиться. Может быть, и не одному Валерке.
Он обратил на нее внимание сразу, как только вошел. К девятнадцати годам он уже познал немало женщин и считал себя вполне искушенным в плотских утехах, только, как правило, его привлекали иные — более яркие и более чувственные девушки. С ними было приятно проводить время, и ни на чем большем они не настаивали.
Но пройти мимо этого сияющего чуда он не мог, хотя она явно не принадлежала к той категории беззаботных, развеселых и довольно откровенных девушек, с которыми он предпочитал общаться. И с ней — он понял это сразу, — ему придется непросто, и вообще от такой девушки ему лучше бы держаться подальше. Она опасна, потому что способна занять место в сердце и причинить боль. Все это он знал, сразу четко почувствовал, однако ничего не мог с собой поделать — его потянуло к ней словно магнитом. Валерка едва дождался, когда начнутся танцы.
И как только кто-то воодушевленно объявил: «А теперь танцуем!», буквально рванулся к ней, опередив еще пару таких же, соблазнившихся ее мягким светом, парней.
— Потанцуем? — с наигранной уверенностью спросил он.
Светка подняла на него свои большие прозрачные глаза, и Валерка прочитал в них интерес и опасение. Ну, интерес, это понятно, к этому он привык, хотя сейчас это польстило, а вот опасение отчего?
— Потанцуем, — согласилась она, явно предварительно прикинув, стоит ли это делать, и поднялась. Видимо, интерес все-таки победил.
Обнимая ее ладную стройную фигурку, Валерка думал о том, как бы не спугнуть этого золотистого мотылька. Опасение, мелькнувшее в ее глазах, он запомнил. «Тут нужно действовать деликатнее», — сказал он себе, а в большей степени — своему молодому телу.
Музыка кончилась, Света попыталась освободиться из его объятий.
— Подожди, — попросил он, — сейчас будет другая.
Она стрельнула в него глазами, но послушалась. Зазвучала другая, такая же медленная и приятная мелодия.
— Меня зовут Валера, — начал он, решив, что пора провести разведку боем, — ну, если ты вдруг не запомнила.
Она кивнула.
— Света… Если и ты не запомнил.
Они улыбнулись друг другу. Немножко помолчали. Валерка продолжил:
— Учишься, Света?
— Да, — охотно откликнулась она. — Заканчиваю школу. Собираюсь поступать в медицинский. Хочу деток лечить, я люблю маленьких. — Она заглянула ему в глаза и продолжила более твердо: — У меня есть мама, папа, сестра, на два года меня младше, и собака, сенбернар. Я люблю лето, Новый год, хорошие компании, вот, как сегодня, когда все не слишком… — Ее улыбка стала смущенной, Валерка кивнул, дескать, понимаю. — Еще я люблю, — сказал она, явно подбодренная его кивком, — читать, шоколад и апельсины. Не люблю, — тут она чуть заметно нахмурилась, — боевики, предательство, когда ругаются матом и… — опять заглянула ему в глаза, — слишком наглых парней.
— Намек понял, — отозвался Валерка, и не думая отводить взгляда, хотя уже ощутил, что буквально тонет, растворяется в ее бездонных глазах. Это чувство ему понравилось. — Довольно исчерпывающая информация, — проговорил он.
