Розалин Майлз - Греховная связь
Поезда дальнего следования редко останавливались в Брайтстоуне, и маленький городок не мог похвастать такой роскошью, как такси. Однако две женщины, сошедшие этим утром с поезда, уже составили план действий.
— Я позвоню Роберту, — сказала Клер. — Думаю, что телефон уже починили. Конечно, рано, но он уже, наверно, встал. Он будет так рад увидеть нас!
— Да, просто фантастика, что мы успели к празднику, — согласилась Джоан. — Меня эта девочка, Алли, все беспокоила — не забудет ли она напечатать этикетки ко всем стендам, забрать старые фотографии из мастерской — столько надо было дел переделать…
Озабоченная Джоан перебирала в голове длинный список нужных дел, когда Клер вернулась из телефонной будки.
— Странно, — с растерянным видом сообщила она, — телефон не отвечает, короткие гудки, будто он занят, значит аппарат также неисправен. Я звонила, звонила, но все без толку.
— Может, Роберт в церкви, — рассеянно откликнулась Джоан. — Забыл положить трубку на место.
— Но не в такую же рань, — Клер на минуту задумалась. — В общем ерунда. Позвоню Полю. У него есть время заехать за нами и отвезти домой до начала смены.
Поль рад, был видеть их целыми и невредимыми.
— Славно, что вы прикатили как раз вовремя — чтобы успеть на бал! — с обычной своей живостью заявил он. — Все будет здорово — жду не дождусь начала!
— Это не единственное событие юбилея, — заметила Джоан наставительным тоном, уязвленная тем, что месяцы ее тяжких трудов по организации празднества вытеснены куда-то на второй план принципом удовольствия.
Ну почему же она всегда такая скучная и занудная!
— Пожалей нас, бедных, Джоани, — запротестовал Поль. — Неужели ты думаешь, что один-единственный свободный день в неделю трудяга должен тратить на шатание по выставкам? Работягам нужно малость развлечься.
— Ну конечно, — сардонически откликнулась Джоан, но ее ирония была заглушена восторженными криками: показался пасторский дом.
— Спасибо, что подвез, Поль, — поцеловала его Клер. — Увидимся на балу, если не раньше!
Вместе с Клер Джоан поднялась по выщербленным ступенькам крыльца.
— Он еще спит! — с изумлением заметила она, поднимая бутылки с молоком, прокисающим под горячими, несмотря на ранний час, лучами солнца. Они вошли в холл. Всевидящий взгляд Джоан первым делом упал на телефон.
— Вот тебе и „неисправен“, — бросила она, кладя на место трубку. — Пойду гляну, как там насчет завтрака. А ты иди и разбуди Роберта, а то мы опоздаем к началу празднования.
Благодарно улыбаясь, Клер поставила свои вещи и, задумавшись, стала подниматься по лестнице. Как же им с Робертом повезло с Джоан! Подумать только! Такое доброе любящее сердце, всегда готова все взять на себя, все устроить. Она вошла в спальню, сняв у дверей туфли. Боже, как славно быть дома! Спальня оказалась пуста, кровать смята, и все на ней перекручено, будто здесь валялось стадо слонов. Бог ты мой, несладкие же ночки были у бедного Роберта в ее отсутствие!
Что случилось? Она оглядывала спальню с чувством какого-то беспокойства. Что-то изменилось. В воздухе стоял слабый сладковатый запах — откуда? Кто-то был здесь? Может, кто-нибудь из брайтстоунской общины заходил убираться? Но кто? Она несколько деланно рассмеялась. Что могло случиться? Ей начинает мерещиться. Ничего бы не случилось если б она была дома, это ясно. Вдруг Клер услышала звук душа — и смех? Роберт смеется? В душе? Этого сроду не бывало. Выйдя снова на лестницу, она подошла к ванной комнате, постучала в дверь и крикнула:
— Роберт, дорогой, где ты? Мы дома!
Молчание длилось довольно долго. Наконец она услышала, как дверь ванной отворилась и появился Роберт, на нем было только полотенце.
— Вы дома! — удивленно проговорил он. — Вы уже дома!
— Ну да, вот мы и дома! — смеясь, подтвердила Клер. — Но ты, кажется, не рад нашему возвращению. Мы успели на поезд дальнего следования. Я пыталась дозвониться, но ничего не получилось. В общем, я решила сделать тебе сюрприз.
— Это… это в самом деле… сюрприз. — Роберт глубоко вздохнул. Он искал слова, изо всех сил пытаясь овладеть собой. Как они могли вот так взять и вернуться? И почему именно сейчас? Ничего не замечая, Клер продолжала трещать, полная своих забот, связанных с поездкой, и до другого ей пока не было дела.
— Мне придется еще раз съездить — попозже — может быть, понадобится хирургическое вмешательство, так думает доктор. Моя проблема оказалась такая простая, она выяснилась в первый же день, с первым осмотром. — Клер выдавила из себя улыбку. — Это было в четверг. Ну, а как только мне все сказали, я подумала, мы с Джоани подумали, что лучше вернуться домой и помочь тебе с юбилеем, чем слоняться по Сиднею и тратить попусту деньги, которых у нас не так уж много.
— Да, да, конечно.
Почему он не подошел к ней, не обнял ее, не поцеловал, как делал это всегда? Возьми себя в руки, старик! — яростно взывал он к самому себе. Или ты хочешь, чтоб все взорвалось к чертовой матери? О, Боже! Это ж надо такому случиться! Он заставил себя наконец сделать шаг и прижать ее к груди. Ощущение тела, ставшего вдруг совершенно чужим, было просто ошеломляющим — еще один шок, почти предательство. Но кого он предает? О, Боже, Боже! Боже!
— С тобой все в порядке, Роберт? — „Выглядит он ужасно, — подумала Клер с удивлением, отступая на шаг, — затравленный, изможденный и такой бледный“.
— Я бы встретил вас — я бы встретил вас на вокзале, — горячо проговорил он. — Как жалко, что я не знал, что вы приезжаете.
— Роберт? — ясные чистые глаза словно видели его насквозь. — Что ты делал?
— Что? Что я делал?
— Я знаю, могу тебе сказать…
— Не понимаю, что ты хочешь сказать!
Он выглядит ужасно, подумала она, лицо пепельно-серое, одного цвета с поблекшими взъерошенными пепельно-белыми волосами.
— Я знаю тебя, Роберт. Меня не проведешь. Я знаю, что все это значит.
— Клер, ради Бога! — он чувствовал, как его охватывает злость.
Она добродушно улыбнулась и вздохнула.
— Ладно, ладно, не злись! Но я же вижу, что ты просто переработал, разве не правда? Пытался все сделать сам, раз мы с Джоан уехали? И, конечно, не ел, не спал толком, как только мы отбыли, ведь все так? Чего ж тут удивляться, что вид у тебя такой, будто ты с призраком встретился!
Услышав, в чем его обвиняют, он снова привлек ее к себе и заключил в объятия, покрывая лицо поцелуями.
— О, дорогая, — сокрушенно шептал он ей прямо в макушку, — прости меня! Ты простишь?
— Ах, Роберт! — крепко прижалась к нему Клер, выражая всю свою любовь. — Если ты будешь всегда таким милым, встречая меня, я готова уезжать почаще!
Пол-одиннадцатого… почти одиннадцать. Почему он не звонит?
Почему он не позвонил?
Он сказал, что позвонит. Он обещал.
Нет, он не обещал, во всяком случае на словах. Но разве для этого нужны слова? Они были вместе, как мужчина и женщина, любящие друг друга, а когда она убежала ни свет, ни заря, чтобы успеть домой до того, как проснется отец, — зачем ему было давать какие-то обещания!
Он просто сказал, что позвонит. В девять, скажем, — чтоб договориться о встрече, тем более что сегодня Столетие. И еще он сказал, что не может вынести, что она уходит, сказал, что…
Конечно, он связан на время праздника, естественно. Но это всего пара дней. А потом опять будет принадлежать ей — навеки — по крайней мере до возвращения жены. „И потом тоже, — пообещала она себе, — не быть мне иначе Алли Калдер. Теперь он мой. Он любит меня, я знаю, что любит, я б знала, даже если б он мне не твердил этого беспрерывно. Он мой. И я его получу, во что бы то ни стало, потому что он меня любит, а не ее и не эту старую лахудру сестру…“
Но почему он не позвонил? Что делает сейчас? О чем думает? Как это он так мог? Как мог?…
— Что, черт побери, происходит здесь с утра пораньше? — ревя, как медведь, ввалился в кухню маявшийся с похмелья Джим. — Что за дела?
А, головушка раскалывается! — так и подмывало ее поиздеваться над ним. Что, в твоей дурацкой башке выделывает чечетку весь ансамбль Красной Армии? Поделом, старый пьяница!
— Ничего! — только и сказала она.
— Ничего?
Он подозрительно присматривался к ней, вынюхивая что-то, как свинья трюфели.
— Не скажи, что ничего… Что же ты тогда надулась, как мышь на крупу? Ну, говори, что случилось!
— Ничего, — повторила она тихим голосом, вся сжавшись от его въедливых вопросов, — говорю тебе, ничего.
Он отхаркался и послал плевок в раковину, в которой она мыла посуду.
— Много шума из ничего, стало быть, — проворчал он. — Ну так и помалкивала бы в тряпочку, ясно? А то шумишь тут. Или я не заслужил тишины и покоя в выходной день? — Он двинулся к двери, но вдруг его осенило. Он вперился глазами в лицо дочери, отыскивая следы, оставленные его рукой: они были видны и невооруженным глазом. — И не забудь привести себя в порядок и принарядиться к сегодняшнему празднику — и рожу наведи — покрасься там и все такое…
