Линда Дэвис - Гадюшник
Через полчаса совещание закончилось принятием согласованного решения. Участники пришли к выводу, что курс фунта стерлингов занижен. В Соединенном Королевстве наблюдается оживление экономики, пессимизм, проявляемый рынком, необоснован, и потому, заметил герр Мюллер, было бы разумно подтолкнуть его в нужном направлении, иначе говоря, уже сегодня осуществить ограниченную интервенцию в целях поддержки фунта.
На том и порешили, что особенно порадовало Баррингтона. Никто не возражал. Никто не спорил. Всех смущал призрак финансового скандала. Вопрос только в том, насколько он реален и кто виноват; а может, предположил Мюллер, это просто шакалы-журналисты гонят волну. Те, кто знал Зандера лично — а таковых в зале было шестеро, — копались в памяти, пытаясь сообразить, не сказали ли они чего лишнего. Журналисты вполне способны сделать из мухи слона. Простого намека достаточно, чтобы вызвать кучу неприятностей: порушенные карьеры, многолетние усилия — коту под хвост. Каждый исподтишка поглядывал на соседа, надеясь в душе, что, если проблемы и возникнут, решать их придется кому-нибудь другому.
Собравшиеся начали расходиться, скоростные лифты опустили политиков и банкиров на грешную землю, где их поджидали, включив загрязняющие воздух двигатели, большие лимузины с пуленепробиваемыми стеклами. Укрывшись за матовыми стеклами, хозяева лимузинов быстро согнали с лиц улыбки, предназначенные публике.
Энтони Баррингтон задержался в конференц-зале. Дождавшись, пока все уйдут, Мюллер подсел к нему.
— Ну как, думаете, заглотили наживку?
— По-моему, да, — улыбнулся Баррингтон. — Курс фунта занижен, давайте из этого и исходить.
— Что ж, интервенцию начнем сразу после обеда. Таким образом, наш крот, если он, конечно, существует, получит некоторый запас времени.
— Выходит так. И уж тогда он от нас не уйдет.
— Хорошо. Оставляю это на вашу долю. Только как насчет бедняги Зандера? Ведь все подумают, что он что-то замышляет.
— Как я уже говорил вам, это совершенно не исключено, хотя и недоказуемо. Да мне бы вовсе и не хотелось, чтобы это было действительно так. Но в любом случае осадить его немного не повредит, а то в последнее время он стал слишком уж откровенно вмешиваться в экономическую политику. Беда в том, что все считают его чем-то вроде самого Господа Бога. Все к нему прислушиваются. Стоит ему только рот открыть, как рынок начинает шевелиться. — Баррингтон покачал головой. — Да, слишком уж большую власть забирает Зандер, слишком крупно на нас наживается. В общем, если он немного притормозит, я лично буду только рад. — Баррингтон поднялся. — Пошел. Огромное спасибо за помощь.
— Не стоит благодарности, — отмахнулся Мюллер. — Это нас всех касается, разве не так? Надо что-то предпринимать.
— Согласен. Мне бы позвонить неплохо перед уходом. Надеюсь, эти линии не прослушиваются? — Баррингтон указал на телефонные аппараты, расставленные на столе для заседаний.
— Ну разумеется, нет, — ответил Мюллер даже с некоторой обидой. — Прошу. — Он собрал свои бумаги и двинулся к двери. — Всего хорошего.
Пожав Мюллеру руку, Баррингтон дождался, пока тот исчезнет за ближайшим изгибом спиральной лестницы, ведущей в его кабинет на десятом этаже. Оставшись один, он набрал лондонский номер Джеймса Бартропа:
— Порядок. Получилось все, как задумано. Надеюсь, пару птичек мы подстрелили. Начинаем сегодня сразу после обеда.
— Отлично. Хотелось бы верить, что ваша девица будет смотреть в оба.
Министр финансов Италии отправился на обед в сопровождении своего французского коллеги. Джанкарло Катанья помахал им на прощание, сел в машину и сжался на заднем сиденье, как загнанный зверек.
Пять минут спустя, когда лимузин мягко притормозил перед входом в огромный уродливый отель, где он остановился, Катанья вышел и с приличествующей его положению важностью двинулся к двери. Швейцару, подскочившему открыть ее, он показался человеком, не знающим никаких забот.
Катанья пошел по выложенному мраморной плиткой холлу, отыскивая взглядом телефонную будку. После услышанного от герра Мюллера он уже не доверял телефону в своем номере; однако же трудно предположить, что все двадцать кабинок, до которых он наконец добрел, прослушиваются. А если и так, то все равно приходится рисковать. Несомненно, Фиери, положив пухлые руки на телефонную трубку, нетерпеливо ожидает его звонка. Долго говорить он не собирается, просто передаст, как всегда, не представляясь, самую необходимую информацию и скажет Фиери, что волноваться не о чем. Катанья нырнул в кабину и набрал личный номер Фиери.
Фиери сидел в одиночестве в своем холодном кабинете. Нервничал он изрядно, так что даже Матисс (краденый), поглядывавший на него с обитых деревянными панелями стен, не приносил ему сегодня успокоения. Тишину взорвал телефонный звонок. Фиери нетерпеливо схватил трубку. Собеседника он слушал молча, разве что время от времени мычал что-то. Наконец он заговорил — резче, чем обычно, но, в общем, удовлетворенно.
— Когда вернетесь, расскажете мне обо всем поподробнее, хорошо? — Впрочем, это была скорее команда, нежели просьба.
— Разумеется. — Катанья повесил трубку. Никаких подробностей Фиери от него не услышит. Никто не заставит его наушничать. Тем более что эти слухи насчет Зандера его непосредственно не касаются. Благодарение Господу, этого человека он не знает. Хоть раз в жизни его совесть оказалась чиста. Однако же, еще сидя за гладко отполированным столом в конференц-зале, он подумал, что, может, Зандер — это всего лишь пароль, некое зашифрованное предупреждение. Что ж, он примет его к сведению, хотя в данном случае вряд ли сможет что-нибудь предпринять. Слишком далеко он зашел. Останавливаться поздно. Нельзя просто улыбнуться, сказать: «Извините, это больше не для меня» — и с достоинством удалиться. Да никто и не позволит ему сделать это. И жаловаться на то, что дело рискованное, бесполезно: любой намек на возможность провала операции бумерангом немедленно ударит по нему же. Ибо именно он — это слабое звено, и риск провала исходит от него же. Все, что ему остается, — это двигаться дальше и делать вид, что все идет прекрасно. Это его лучший и единственный шанс. А если получится, он что-нибудь надумает, как-нибудь перехитрит их всех. Ничего невозможного в этом нет. Но для начала — еще один звонок, тоже анонимный.
Три минуты спустя Катанья поднялся к себе в номер и позвонил жене. Говорил он с ней ласково, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно — мол, все в порядке, тревожиться не о чем. Он отправляется, к ужину будет дома. Катанья подмигнул своему отражению в зеркале, висевшем напротив кровати. Пусть герр Мюллер подслушивает — скрывать ему нечего.
Фиери повесил трубку и, потирая пухлые ладони, задумчиво посмотрел на Матисса, словно ожидая от него некоего озарения. Голос Катаньи звучал вполне ровно. И в самой встрече ничего экстраординарного не было, просто решили подбросить немного уголька в британскую экономику. Но откуда тогда такая таинственность? Вот что странно. Обычно о встречах Семерки прессу оповещают заранее. Министры и банкиры любят, когда их фотографируют у трапов самолетов, уносящихся в разные концы света, — мол, вот какие они трудяги. Но на сей раз в прессе о встрече не было ни слова, да и не будет, пари можно держать.
Словом, Фиери пребывал в сомнениях. С одной стороны, встречу Семерки окутывала пелена тайны, с другой — говорилось на ней о делах вполне заурядных. Подозревать Катанью вроде нет никаких оснований. А впрочем, чем черт не шутит, все может быть: случайно брошенное слово, незаметная ошибка, а то — хотя поверить невозможно — и прямое предательство.
Покоя в душе не было. Подозрения отказывались подчиняться логике, да и к тому же, убеждал себя Фиери, всегда надо быть начеку. Нельзя допустить, чтобы Катанью раскрыли. Это нанесет непоправимый удар и всей организации, и ему, Фиери, лично.
Он решил установить за Катаньей плотное наблюдение; ну а пока надо заняться заработком: алчность вытеснила все смутные подозрения. Фиери нажал на клавишу с пометкой «Ройтерс» и вызвал своего брокера Кальвадоро.
— Привет, Джузеппе, это я… Да, все в порядке, а у тебя?.. Хорошо. Да-да, продолжай покупать фунты… Право, не знаю, ну, скажем, пятьсот миллионов зараз, да побыстрее, прямо сейчас, но перед тем, как торги пойдут по-крупному, притормози и сразу же дай мне знать… Да, я буду здесь. — Фиери повесил трубку и, вперившись в экран компьютера, полностью погрузился на какое-то время в увлекательное путешествие по миру больших денег.
Антонио Фиери всего лишь на пять минут опередил Карлу Витале, которая, пока он разговаривал со своим миланским брокером, сидела у себя на кровати, нервно затягиваясь сигаретой.
