Уильям Локк - Счастливец. Друг человечества
Они прибыли, и тотчас же началась традиционная программа школьного пикника: игры для девочек, более мужественные состязания для мальчиков. Лорд Чедлей, покровитель прихода святого Луки в Блэдстоне и амфитрион[3] празднества, приготовил качели и гигантские шаги, которые подняли адский визг, услаждающий слух детворы. Поль некоторое время стоял вдали от всех этих наслаждений, впившись взглядом в группу девочек, среди которых двигалась его богиня. Лишь только она отошла от них и он мог приблизиться к ней, не привлекая к себе внимания, он ползком добрался до волшебного круга ее аромата и остался недвижно лежать, опьяняясь благовонием; как только она тронулась с места, он пополз к ней на животе, как молодой змееныш.
Через некоторое время Мэзи приблизилась к нему.
— Почему ты не играешь с другими мальчиками? — спросила она.
Поль сел на корточки.
— Не знаю, мисс, — робко промолвил он.
Девушка взглянула на его оборванное платье, смутилась и мысленно упрекнула себя за бестактный вопрос.
— Не правда ли, это место красиво? — спросила она.
— Здесь чудесно, — сказал Поль, не отрывая от нее глаз.
— Здесь не хочется делать ничего, только быть здесь, этого довольно. — Она улыбнулась. Он кивнул головой:
— Да! — и затем, внезапно осмелев, добавил вызывающе: — Я люблю быть один.
— Тогда я оставлю тебя, — сказала Мэзи, смеясь.
Кровь густо прилила к его немытым оливковым щекам, и он вскочил на ноги.
— Я этого не хотел сказать! — горячо запротестовал он. — Я думал об остальных мальчиках.
Она была тронута его красотой и чувствительностью.
— Я только пошутила. Я уверена, что тебе приятно быть со мной.
Поль никогда не слышал таких прекрасных звуков из человеческих уст. Для его ушей, привыкших к резкому ланкастерскому диалекту, ее голос, мягкий и нежный, звучал как музыка. Таким образом, еще одно из пяти его чувств было очаровано.
— Вы говорите так красиво, — сказал он.
В эту минуту разряженный потный учитель подошел к ним.
— Сейчас начнется состязание в беге, и мы хотели бы, чтобы дамы присутствовали. Победителям лорд выдаст призы. Первый забег для мальчиков до одиннадцати лет.
— Ты можешь принять в нем участие, — сказала она Полю. Иди, а я посмотрю, как ты победишь.
Поль побежал. Сердце его пылало. На ходу он автоматически засовывал в штаны рубашку, которую не могла удержать его единственная подтяжка. Богиня владела всеми его мыслями. Он воображал себя рыцарем и бежал, чтобы завоевать ее благосклонность. Поль знал, что умеет бегать. Он мог бежать, как молодой олень, и, хотя и презираемый всеми, обгонял любого мальчика на Бэдж-стрит.
Он занял свое место среди других участников состязания. Вдали на фоне травы выделялись два человека, державшие протянутую ленту. С одной стороны от Поля стоял приземистый веснушчатый малый с бесформенным потным носом, с другой — долговязое чахоточное существо в белом отложном воротничке, красном галстуке, с цветком в петлице и очень важным видом. Соседство Поля было весьма неприятно обоим, и они старались прогнать его с линии старта. Но Поль, прирожденный воин, принял угрожающую позу и дал немедленный отпор. Толстый мальчик, получив удар в живот, скорчился от боли, а чахоточное существо стало усиленно тереть ушибленную голень. Причетник, занятый выравниванием линии старта, восстановил порядок. Линия стояла недвижно. Вдали, у финишной ленты, показалась белая толпа, в которой Поль угадал дам в светлых летних платьях; среди них, хотя он и не мог разглядеть ее, находилась та, для которой он должен добыть победу. Приз не играл роли. Поль бежал только для нее. В своем детском сознании он слился с ней воедино. Он был ее рыцарь.
Прозвучал сигнал. Мальчики сорвались с места. Поль, прижав локти и устремив глаза в пространство, бежал, чувствуя всю свою душу в пальцах ног, проглядывавших сквозь рваную обувь. Он не знал, кто впереди него, кто сзади. Это было безумие битвы. Он мчался, пока кто-то не обхватил его сзади и не остановил.
— Остановись, мой мальчик, остановись!
Поль растерянно оглянулся.
— Я первый? — спросил он.
— Боюсь, что нет, дитя мое.
С огромным трудом ему удалось выжать из себя другой вопрос:
— Каким же я пришел?
— Должно быть, шестым, но ты бежал очень хорошо!
Шестым! Он пришел шестым! Небо, трава и белая толпа дам (среди которых была богиня) превратились в одно сплошное мелькающее пятно. Кружилась голова, и он побрел бесцельно, пока, очутившись в полном одиночестве, не растянулся под тенистым буком. Здесь, переживая в мыслях все, что произошло, он излил в рыданиях отчаяние своей маленькой души. Шестым! Он пришел шестым! Он не сумел выполнить свой рыцарский долг. Как она должна презирать его — она, пославшая его побеждать! Да и почему это могло случиться? Какая-то ненавистная несправедливость правит людскими делами. Почему он не победил? Она ждала его победы. Он побежал. И пришел каким-то жалким шестым! Отчаяние охватило его.
Мэзи Шепхерд, заинтересованная своим маленьким рыцарем, отыскала его под буком.
— Что такое, в чем дело?
Он не отвечал. Она опустилась около него на колени и положила руку на его плечо.
— Расскажи мне, что случилось.
Опять небесное благоухание очаровало его. Он сдержал рыдание и вытер глаза кулаком.
— Я не победил… — пробормотал он.
— Бедняжка, — сказала она, стараясь его утешить. — Неужто тебе так хотелось победить?
Он встал и устремил на нее глаза.
— Вы приказали мне победить!
— Так ты бежал для меня?
— Да.
Она поднялась и окинула его взглядом, как бы охваченная сознанием своей ответственности. Так в старинные времена должна была смотреть красавица на своего рыцаря, который бросался в совершенно ненужные битвы из любви к ней.
— Ну, так для меня ты победил, — сказала она. — Я хотела бы дать тебе награду.
Но какую награду для одиннадцатилетнего уличного мальчика может иметь при себе молодая девица в одежде без карманов?
Мэзи рассмеялась, почувствовав затруднительность положения.
— Если я дам тебе что-нибудь совсем бесполезное, что ты с ним сделаешь?
— Я буду хранить это так, что никто не увидит, — сказал Поль, вспоминая о своих драгоценных картинках.
— И никому не покажешь?
— Да разрази меня… — Поль внезапно замолк, вспомнив, что не принято так выражаться в воскресной школе. — Я не покажу этого даже собаке, — закончил он.
И Мэзи Шепхерд, далекая от всяких романтических бредней, отцепила агатовое сердечко, которое носила на тонкой цепочке на шее.
— Вот все, что я могу дать тебе, как награду, если ты хочешь.
Хотел ли он? Да если бы в руки его попал «Кохинор»[4] (даже если бы он знал его ценность), это не вызвало бы у него большего восхищения. Он лишился языка от удивления и восторга. Мэзи, тоже тронутая, поняла, что всякое сказанное слово прозвучало бы фальшиво. Мальчик не мог оторвать глаз от сокровища; но она не знала — да и могла ли знать? — что оно обозначало для него…
— Куда же ты его спрячешь? — спросила она.
Поль вытащил уголок рубашонки из штанишек и стал завязывать в узелок агатовое сердечко. Мэзи бросилась бежать, чтоб он не услышал ее истерического хохота.
После этого школьное празднество потеряло для Поля всякое значение. Правда, он уписывал, подобно Пантагрюэлю, обильные яства, превосходившие в его воображении все выставленное в окнах съестной лавки в Блэдстоне — в этом животное начало восторжествовало в нем; но состязания, качели, гигантские шаги уже не представляли для него никакого искушения. Он слонялся вокруг Мэзи Шепхерд как щенок, вполне довольный тем, что видит ее. И каждые две-три минуты щупал в штанишках, цело ли агатовое сердечко.
День клонился к закату. Ребятишек накормили, усталым взрослым был сервирован чай. Семейство викария присело на несколько минут для отдыха в тени группы сосен. Поль, валявшийся, задрав пятки кверху, невдалеке на траве, жевал стебелек одуванчика и не отрывал глаз от своей богини. Под бедром он ощущал драгоценный узелок. Быть может, первый раз в жизни он чувствовал полное блаженство. Он слышал разговор, но не вслушивался в него. Вдруг звук его собственного имени заставил его насторожить уши. Поль Кегуорти! Они заговорили о нем. Не могло быть ошибки. Он подполз поближе.
— Несмотря на то, что его родные пьяницы и скандалисты, — говорил знакомый голос, — он самое прекрасное существо, какое я видела в своей жизни. Говорила ли ты когда-нибудь с ним, Винфрид?
— Нет, — ответила дочь викария. — Я, конечно, заметила его. Всякий заметит — он удивителен!
— Не могу поверить, что он дитя этих людей, — заявила Мэзи. — Он из другой глины! Он чувствителен, как чувствительное растение. Вы должны были бы обратить на него внимание, мистер Мируетер. Я готова верить, что он бедный маленький принц из сказки.
