Норман Богнер - Комплекс Мадонны
— Ясное дело, выпускники Айви[1].
— Они умеют читать? — настаивал Тедди.
— Конечно, — проворчал Лопес.
— Хорошо. Итак, я хочу, чтобы они забрали с полдюжины дел и магнитофонных пленок — минимум полдюжины, но главное — Хикман.
— Я все понял. Где мы встречаемся?
— Мы не встречаемся.
— А как насчет получения денег?
— Ты зайдешь в здание администрации порта, и слева будут ячейки камеры хранения, а рядом с ними — телефонные автоматы. Ты уберешь то, что принес, в ячейку и положишь ключ в телефонный справочник Манхэттена, на страницу сорок восемь. Деньги будут там.
Лопес повторил указания, и, к облегчению Тедди, сделал это правильно. Тедди даже начал уважать его; так один хищник оценивает владения и силу другого зверя перед тем, как вторгнуться на его территорию или напасть на жертву, которую тот себе наметил.
— Вы уверены, что сегодня вечером там никого не будет?
— Уверен.
Лопес сообщил Тедди свой план — незамысловатый и без насильственных действий. Когда он закончил, Тедди потрепал его по плечу, устанавливая панибратскую близость, которая глубоко затронула темные, потаенные глубины Лопеса, где когда-то обитали чувства.
— Если все будет в порядке, еще двести пятьдесят будут на той же странице Бруклинского справочника, — сказал Тедди.
Лопес ответил озадаченным взглядом, сопровождаемым сморщиванием лба и искривлением рта.
— Не понимаю вас, босс.
— Если у тебя когда-нибудь будет много денег, ты поймешь.
* * *Такси с огоньком «свободно» остановилось перед Барбарой напротив «Гэтсби».
— Перед такими ногами я не устоял, — сказал водитель. — Куда?
— Угол Восемьдесят седьмой и Ист-Энда.
Опустив флажок «занято», водитель дождался зеленого света и сразу же рванул вперед.
— Вы работаете в ООН?
— Да.
— Можно задать вам дурацкий вопрос?
— Это делают многие, одним больше, какая разница?
— Чем там занимаются — я имею в виду, на самом деле?
— Спорят, — резко ответила она, надеясь оборвать дальнейший разговор, но водитель продолжал болтать, несмотря на то, что Барбара больше не раскрыла рот, кроме как для того, чтобы сказать «на здоровье», когда тот поблагодарил ее за чаевые.
Квартира Барбары располагалась на первом этаже роскошного особняка из песчаника конца прошлого века, который претерпел целый букет усовершенствований: новые канализация, электропроводка, душ с шестью рассеивателями, нагреватель и кондиционер с термостатом и трое соседей-невидимок, которые попадались на глаза Барбаре лишь на рождественские каникулы. Несмотря на все эти удобства, особняк сохранил большинство присущих сердцу старого Нью-Йорка черт, и когда молодая женщина проводила какое-то время вдали от него, при возвращении она всегда испытывала чувство: «Вот здесь я живу… Это мой дом», чем никогда не являлась однокомнатная клетушка в «Брабурне», в которой она жила раньше.
Иметь вещи, место для жилья, деньги в банке — все это для Барбары значило мало, хотя деньги и предоставляли свободу и независимость. После окончания колледжа Рэдклифф она полтора года путешествовала. А почему бы не попутешествовать, хотя Барбара и не чувствовала себя обязанной бросать Европе вызов штампованным истеричным энтузиазмом, который выказывало большинство ее однокурсниц, готовясь к первому выезду в мир; она проехала — без какого-нибудь предварительно составленного маршрута — через Францию, Германию и Испанию в своем «фольксвагене». За время пребывания в Европе Барбара встретилась со множеством людей, но не завела никаких близких и тесных отношений и спала одна, так как никто не домогался ее. В Мюнхене ей удалось подхватить певучий южный акцент, наполненный итальянской красотой, и в Кельне все wirte[2] пансионов готовы были поклясться, что она родилась и жила в Мюнхене. Барбара обладала природным даром мимикрии, что встречается у некоторых видов бабочек, и пользовалась этим, как это делает с травой, листьями и маскхалатом снайпер, засевший на дереве и подкарауливающий ничего не подозревающую жертву.
Ее жертвой был Тедди; хотя Барбара и признавала этот факт, ей было трудно думать о нем в пассивном ключе, но, подобно большинству мужчин — с деньгами или без, — он обладал трещиной в натуре, которую, как полагал с детской наивностью, молодая женщина могла залечить каким-то волшебным бальзамом, имевшимся у нее. Барбара позволила зайти этому слишком далеко; Тедди не только думал о ней, он уже начал строить планы — иностранные автомобили, три заграничных особняка, яхта, о которой он торговался с Пандалусом, судовладельцем-греком, и свадебный круиз по Средиземному морю. Он был таким настойчивым, что Барбара уже устала отказывать ему, несмотря на трогательность его чувств и на то, что сама любила его больше, чем готова была это признать.
Подойдя к двери, Барбара обнаружила привычный каждодневный букет из дюжины роз — романтический жест, который Тедди выполнял с упорством термита в бревне древней церкви. Записка на цветах гласила: «Пора Цветов» и была подписана: «Т».
Гостиная изобиловала цветами. Сегодня была пятница, и сочные живые бутоны понедельника превратились в шелковые лепестки воспоминаний старой девы, спрятанные между страниц пыльного неоткрытого томика стихов Браунинга, пахнущие мускусом и забытые, словно память о первой любви. Большая часть кастрюль переместилась из кухни в гостиную и теперь служила вазами. Даже фотография Лауры оказалась за умирающими букетами. Барбара сполоснула фарфоровый кофейник, наполнила его водой и сунула туда новые розы — букет «Пора Цветов». В отчаянии оглядев комнату, она наконец поставила кофейник перед камином. Взяв портрет Лауры, Барбара рукавом стерла с него пыль и установила в центре каминной полки.
Лаура… Лаура Сарджент. Не было смысла думать о ней, если только, конечно, думы о мертвых не возвращали их к жизни; возможно, если никто не вспоминал о них, они безусловно исчезали, и вся их судьба сокращалась до нескольких выжатых строк статистики, таких же нелепых, как заметки в календаре.
Один вид цветов, заполняющих комнату, угнетал Барбару. Воздух казался спертым и затхлым, и молодая женщина открыла оба окна фасада. Две заблудившиеся няньки катили домой своих подопечных из парка, который раскинулся вдоль берега реки до Грейси Мэншн.
Раздевшись, Барбара залезла в ванну и рассеянно налила в воду чересчур много ароматического масла, так как ее мысли были заняты желанием смешать коктейль из мартини с водкой, к которому несколько месяцев назад ее приобщил Тедди заявлением, звучавшим как неудачное рекламное объявление: «Если вы собираетесь выпить мартини, смешайте его с водкой «Смирнофф». Для человека, нечувствительного к печальным рассказам и порнографии рекламных призывов, Тедди, как и большинство людей, сделавших самих себя, испытывал слабость к звучным именам.
Над ванной клубился пар, и, потягивая ледяной мартини, Барбара усмехнулась про себя, словно школьница, нарушающая распорядок общежития, запрещающий пить в ванной. Доктор Фрер — с прошлой недели она начала называть его Полом — принял приглашение отужинать вместе, он должен был прийти со своей женой. Барбара надеялась, что он принял приглашение потому, что хотел встретиться с ней за пределами своего кабинета, но, как всегда, ее мучили сомнения: может быть, в действительности Тедди, в плоти и крови, интересовал его и заставлял нарушить железное правило никогда не появляться в свете вместе со своими пациентами. Тедди нашел этот замысел весьма разумным. Возможно, Фрер хотел услышать совет Тедди по поводу биржевых дел, получить доступ к «особой ситуации», которая позволит ему стать миллионером. Почему бы психиатру, даже очень хорошему, не быть восприимчивым к меркантильным интересам?
Барбара надела простое черное платье с откровенным вырезом вместо глухих воротничков старых дев, которые она обычно носила, так как Фрер настоял на том, чтобы она не комплексовала по поводу своих цветущих форм. Большинству мужчин нравятся женщины с пышной грудью, и никто не прикоснется к ней, доверительно сообщил психиатр, без приглашения.
Ровно в семь тридцать в дверь позвонил водитель и, сказав Барбаре, что она выглядит очень хорошо, но оставшись в рамках приличия, проводил ее к «роллс-ройсу». В салоне стереомагнитофон играл «Битлз».
— Если вам не нравится, я сменю…
— Нет, — сказала Барбара, — все прекрасно.
— Вы уверены? — настойчиво повторил он.
— Честное слово.
Барбаре захотелось, чтобы Тедди не усердствовал так чрезмерно, заставляя всех, даже водителя, угождать ей. Хотя бы раз, когда она заупрямится или начнет перечить, хватит ли у него ума послать ее ко всем чертям?
* * *Она услышала доносящиеся из гостиной голоса — глубокий звучный голос Фрера, умеющего хорошо слушать; чем-то напоминающий аукционного распорядителя голос Тедди, словно его владелец, проведя многие годы в Европе, не приобретя ни капли иностранного акцента, в отместку стал говорить на английском тоном музейного экскурсовода, за которым следует вереница людей, внимательно слушающих, но ничего не понимающих; и монотонный женский голос с британскими интонациями. Это должна была быть жена Фрера, Сьюзен. За все время, пока Барбара лечилась у него, он упомянул о ней лишь однажды — короткое замечание о том, что после двадцати лет супружества она по-прежнему покупала рубашки и пижамы не того размера. Это произошло после того, как Барбара начала свой очередной визит с перечисления длинного списка своих комплексов, которые она не могла преодолеть. Доктор Фрер понял, что они вот-вот прикоснутся к чувствительной территории, области ночных кошмаров, и торопливое бормотание Барбары было чем-то вроде вызова. Этот разговор должен был занять не меньше часа, но Фрер быстро и тактично обезоружил молодую женщину и перешел к делу.
