Даома Винстон - Любовь под запретом
— Мы — дома, — сказала Силия.
— Мы привыкли возвращаться, — прошептала Кристин, застегивая пальто Меган. Она готовилась к тому, чтобы выйти в холодные, промозглые сумерки.
— Пойдемте. Клайд возьмет вещи, — сказал Терренс.
Они вышли из машины и стали подниматься, но Меган медлила. Она замедляла шаг на каждой ступени.
— Ну, пойдем же, — поторопила ее Кристин.
— Входите.
— Путешествие тебя утомило? — спросил Терренс, беря ее за локоть.
Меган покачала головой, она была не в состоянии разговаривать. Боль воспоминаний не оставляла ее. Между потерей отца и потерей Рори у нее случилась еще одна потеря.
Поддерживаемая Терренсом с одной стороны и Кристин с другой, Меган поднималась по ступеням, навстречу холодному ветру. Но когда-то было по-другому — ласковое теплое солнце, голубое небо, летний полдень, и ей опять было семнадцать. Семнадцать, время первой любви, которая, конечно, очень быстро должна была кануть в небытие. Дом, полный дорогого антиквариата, был для нее тюрьмой, из которой она мечтала вырваться. Вместе с Бобом они радостно перешептывались о предстоящем походе, обсуждали, как будут карабкаться на Столбы Сатаны, потом плыть по Сатанинской Луже…
Она стояла на этих же ступенях и ждала Боба, когда мимо дома прошел Клайд с посеревшим от горя лицом, не сказав ей ни слова. А несколько мгновений спустя она услышала крик Баджи и узнала, что Боб мертв.
— Проклятье, — кричала Баджи, — проклятье над этим домом!
Это было правдой, Меган и сама это знала. Проклятье Карнэби отмечало смерть всех, кого она любила. Когда она это осознала, то стала думать только о том, чтобы как можно скорей покинуть Карнэби Хаус. Едва ей исполнился двадцать один год, она вышла из-под опеки и сама могла распоряжаться собой и своими деньгами, она забрала Кристин и уехала в город. Вивиан не возражала. Она дала Меган подробные инструкции, как надлежит вести себя девушке из их семьи, но Меган не обратила на это внимания. Тогда Вивиан почти с заметной радостью сказала, что умывает руки, избавляясь от девочек. Как будто не было тех тринадцати лет, которые они прожили с ней.
Силия ушла далеко вперед, и когда они поднялись, двери были широко распахнуты. Баджи ждала их, светясь от радости.
Меган тяжело перевела дыхание. Она пыталась внушить себе, что ей больше нечего бояться в Карнэби Хаусе.
Когда она попала в объятия Баджи, страх все еще жил в ней, как жил он в тумане, окутывающем дом, в его серых каменных стенах. Страх был реальностью Карнэби Хауса.
— Меган, моя бедная девочка, мы так печалились о вас, — сказала Баджи.
Баджи не имела возраста. Она была так же стара, как и в тот день, когда Меган увидела ее впервые, не изменилась она и за то время, пока Меган росла. Сейчас в ней тоже не было заметно никаких перемен. Большая, умеющая все сделать уютно, по-домашнему, с неизменным родным голосом. Ее седые волосы все так же аккуратно уложены, а шелковое черное платье по-прежнему слегка напоминает униформу. Ее глаза были такими же серыми, как вода в Сатанинской Луже в ненастную погоду.
Клайд, ее муж, стоял позади и, казалось, тоже не имел возраста. Иногда он нервно подергивал головой, и Меган поняла, что все его странности остались с ним. Он был огромным, даже больше Баджи. Глубокие морщины бороздили его лицо, а под глазами залегли тени… Глаза были черными, как уголь.
Они были союзниками Меган в доме, который никогда не был ее домом.
Она подошла к Клайду и прижалась к его щеке.
— Примите наши соболезнования, мисс, — проговорил он.
— Хватит! — закричала откуда-то издалека Силия. — Она вернулась домой, чтобы все забыть.
Меган отошла от него и, оказавшись в центре холла, с любопытством осмотрелась. Все было по-прежнему. Блестели висюльки хрустальной люстры, со стен на нее смотрели все те же картины, потемневшие от времени, а лестница, погруженная в полумрак, уходила на второй этаж.
— Обед через час, — объявил Клайд.
— Ваши комнаты там же, мисс. Вы, может быть, захотите подняться к себе. В гостиной есть все для чая. Сейчас мы принесем багаж, — сказал Терренс.
— Это было бы неплохо, — сказала Кристин, а затем поспешно повернулась к Клайду: — Поосторожней с проигрывателем, пожалуйста. Знаешь, лучше я сама посмотрю.
Она спустилась вниз по ступеням.
Внезапно Баджи повернула выключатель, люстра рассыпалась светом. Розоватый полумрак остался только в самых дальних углах. Она повернулась к Меган.
— Мне нужно присмотреть за обедом, мисс.
Меган осталась одна.
Она пошла в гостиную, а страх, ставший ее вторым Я, вошел туда вместе с ней. Она посмотрела на стены, обитые знакомыми панелями, старые, потемневшие от времени, нерушимо хранящие свои секреты. На стене висел огромный медный поднос — сувенир, привезенный кем-то из Бенсонов после путешествия по Северной Африке. Под ним стояла знакомая софа. Небольшие столики были заставлены сувенирами. Как и прежде, за ними стояли легкие глубокие стулья.
Баджи и Клайд справились со своей работой очень быстро. Камин был разожжен, как и обещала Силия.
Комнаты сверкали чистотой и теплом. В вазах стояли медноголовые хризантемы. Вода для чая закипала. Ведерко для льда было полно.
Меган вздохнула, глядя в огонь. Пламя строило и тут же разрушало едва уловимые образы. Она видела в его отблесках лица отца, Рори, Боба.
Почему-то ей стало недоставать воздуха, и она вернулась к двери. Баджи оказалась у нее на пути.
— Мисс Меган?
— Я сейчас приду в себя, хочу немного передохнуть, — сказала Меган слабым голосом.
Чего она хотела в действительности, так это, чтобы ее оставили в покое, чтобы она осталась одна. За последние три недели она не оставалась наедине с собой ни на минуту. Кристин не отходила от нее с того момента, как узнала о смерти Рори. Силия и Терренс приезжали и оставались с ней очень часто, чего не делали в былые времена. А когда перевезли в Стоунлей Вилледж, стали следовать за ней неотлучно.
Баджи повела ее к лестнице. Кристин встретила ее в холле и спросила с тревогой:
— Тебе нехорошо, Меган?
— Ничего, дорогая, все в порядке, я просто немного разволновалась, сейчас приду в себя.
Кристин быстро подошла, обеспокоено заглядывая ей в глаза. Тогда Меган попыталась улыбнуться и добавила:
— Я просто немного устала, вот и все.
Меган прошла мимо них в Розовый Холл — огромный зал, вытянутый, казалось, в бесконечность. Это был путь в ее старую комнату.
Ее комната оставалась нетронутой за те годы, пока Меган там не было. Тяжелые бархатные шторы цвета спелых каштанов чуть закрывали огромные окна. Темно-каштановый балдахин отбрасывал густую тень на кровать.
Кристин и Баджи, войдя следом за ней, смотрели, как она переходила от лампы к лампе, включая их одну за другой. Комнату затопил розовый свет.
Баджи обратилась к Кристин.
— Мисс, может лучше сходить вниз и попросить Клайда принести обед сюда на подносе?
— Я не голодна, не беспокойтесь.
— Но ты должна поесть, Меган. Ради меня, — попросила Кристин, — пожалуйста.
— Мисс, передайте Клайду мою просьбу, — сказала Баджи тем голосом, который в детстве заставлял их без пререканий выполнять все требования.
Кристин усмехнулась.
— Я помню этот тон, Меган. Тебе лучше послушаться.
Меган дождалась, пока Кристин выйдет, и повернулась к Баджи:
— Я уже не девочка, как прежде.
— Двадцать четыре? — Баджи улыбнулась. — Вы смеетесь над моим возрастом, мисс.
— Может быть, я не должна была возвращаться сюда.
— Почему?
— Ты знаешь, почему, Баджи.
Меган помнила тот день, когда на ступенях дома Баджи сказала ей, что Боб мертв. Сначала отец, потом Боб, сейчас Рори…
Она поймала осторожный взгляд, который бросила на нее Баджи.
— Тогда ты обещала рассказать мне все, когда я вырасту.
Меган подошла к постели, откинула стеганое розовое одеяло, взбила подушки.
— Может, будет лучше, если я немного вздремну.
Дверь со скрипом открылась. Меган быстро обернулась.
Это был Клайд, он принес вещи.
— Я подумал, они вам пригодятся, мисс. Обед будет чуть позже.
Меган кивнула с благодарностью. Когда он ушел, Баджи стала распаковывать чемодан.
Меган надела зеленый халат и легла на прохладные простыни.
— Вы очень похудели, мисс, — сказала Баджи. — Если я все понимаю верно, — она подержала в руках черное платье Меган, которое она только что сняла, — вы в трауре.
Меган кивнула.
— Вряд ли это необходимо, мисс. Это не принесет добра ни вам, ни Кристин. Вы должны понять, это ничего не изменит.
— Я должна, — сказала Меган.
Она носила черное для себя. Это был траур, не предназначенный для посторонних глаз. Она не нуждалась в утешениях, которые ей высказывали бы другие люди, это была только ее потеря, только ее.
